Тринадцать лет
Шрифт:
Завтра начинаются Голодные Игры.
Хеймитч что-то шепчет Китнисс на ухо, прежде чем она уходит. Эффи плотно стискивает губы, поправляя воротник. Они оба похожи на лесной пожар: и Хеймитч, и Китнисс. Эффи не удивится, если Китнисс растерзает на куски всю арену, и тогда Двенадцатый Дистрикт получит победителя, впервые после двадцати четырех лет ожидания и сорока восьми трупов. Конечно, Пита очень жаль, Эффи надеется, что Китнисс не придется его убивать.
*
Эффи всегда молча смотрит начало Голодных Игр. Когда твои трибуты
Поняв, что и Китнисс, и Пит пережили резню в самом начале (одиннадцать детей погибло за четыре часа), Эффи остается у телевизора, сидит неподвижно, внимательно ловя каждый кадр. Хеймитч сидит рядом с ней, и его взгляд прожигает экран.
Вместе они привлекают спонсоров, чтобы поддержать Китнисс (она опровергает все первоначальные прогнозы, и ставки на ее победу растут), Питу приходится выживать самостоятельно. Хеймитч выбирает рациональный подход: он объясняет каждому, почему Китнисс победит, он старательно подбирает слова и добродушно кивает всем, кто вспоминает его собственную победу — даже тем, кого хотел бы разорвать в клочья. Эффи заигрывает со всеми, улыбается так широко, что макияж безвозвратно портится.
Когда один из спонсоров опускает руку ей на талию, а потом медленно начинает сдвигать руку выше и выше, Хеймитч уводит Эффи прочь.
Они отлично работают вместе: Хеймитч знает, что нужно отправить на арену, а Эффи помогает ему это получить.
*
Они не трахаются больше, не целуются, почти не прикасаются друг к другу.
Когда погибает Рута, Хеймитч точно замирает, его лицо становится мертвым, лишенным эмоций. Эффи вспоминает Мейсили Донер и, придвинувшись ближе, стискивает запястье Хеймитча пальцами.
— Это было глупо, — говорит Хеймитч, глядя на цветы, оставленные Китнисс у трупа.
— А по-моему — красиво и очень храбро.
— Ее накажут за эту храбрость.
*
Потом Хеймитчу приходит в голову мысль о двух победителях из одного Дистрикта, а Эффи помогает ему как может. Она надевает свою лучшую улыбку и заигрывает с Сенекой Крейном так старательно, что тот попадает в руки Хеймитча абсолютно оглушенным и сбитым с толку. Тому остается только изложить свою идею.
— Ты была великолепна, — говорит Хеймитч после.
— Я думала, тебе не нравится, когда я флиртую, — отвечает Эффи, и он смеется.
*
Их трибуты побеждают, оба, они остаются в живых, обманув Капитолий. Узнав об этом, Хеймитч мрачнеет; тихий, напряженный, он ходит туда-сюда по комнате, подкидывает и ловит взятый со стола нож.
А услышав, что Китнисс и Пит переведены в лазарет, закрытый для посетителей, Хеймитч прижимает Эффи к стене и шепчет низким, пугающим голосом:
— Ты не будешь в этом замешана. Все должно выглядеть, как будто так и было задумано.
— Так было задумано?
—
Нет. Наша девочка снова проявила свою глупость — или храбрость. Если мне не поверят, я хотя бы позабочусь о том, чтобы никто не подумал о твоем возможном участии.Эффи вздыхает, вспоминая, как заигрывала с Сенекой, вспоминает их попытки вмешаться в правила. Она закрывает глаза.
— С тобой все будет в порядке, Эфф, — добавляет Хеймитч. Он стоит так близко, что Эффи чувствует, как его слова эхом отдаются внутри нее. С ней все будет в порядке, а с ним — нет, она останется капитолийской принцессой, а его, может, будут пытать и убьют.
— Что с тобой творится? — спрашивает она и вдруг вспоминает о том, как именно Хеймитч победил: он использовал арену, обошел правила. И он знает, что будет с Китнисс и Питом, тоже обошедшими правила, только гораздо серьезнее.
— Я попробую с ними увидеться, а ты, милая, иди домой, — Эффи слышит отчаянье в голосе Хеймитча, больше, чем слышала когда-либо раньше. — Встретимся в следующем году.
Он наклоняется вперед и целует Эффи в щеку, прежде чем уйти.
*
Эффи отправляется к себе. Она внимательно следит за всеми новостями, смотрит на Китнисс и Пита, старается разглядеть в репортажах Хеймитча. Она знает его дольше и ближе, чем кого бы то ни было еще, и беспокоится за него.
*
К туру победителей Эффи возвращается в Двенадцатый Дистрикт. Ей все время кажется, что она идет по лезвию ножа, она не знает, что происходит, никто не рассказывает ей правды. Хеймитч постоянно пьян, Эффи не решается с ним заговорить, а он даже не пытается к ней прикоснуться. Она нервно скусывает с губ всю кожу, они постоянно кровоточат, но Эффи замазывает все раны жемчужной помадой. Ее горло постоянно болит от незаданных вопросов; все, что ей остается — следить за порядком, соблюдать старательно составленное расписание.
Китнисс измотана. Она срывается на Эффи, а та ничего не может ей сказать, ничего не может для нее сделать. Ничего не может изменить — ни безразличия капитолийцев, ни ненависти бедняков к ним.
Грядет что-то страшное, но Эффи не понимает, что именно.
*
Двенадцать лет. Эффи вытаскивает имя Хеймитча из стеклянного шара, и по спине у нее бегут мурашки. Она смотрит на бумагу с именем слишком долго, голос Эффи срывается, когда она говорит в микрофон: «Хеймитч Эбернети», — и тот хмурится. Потом Пит вызывается добровольцем. Эффи почти стыдно за облегчение, которое она чувствует в этот момент.
Вечером она снимает парик и заплетает волосы в причудливые косы, как раньше — а после отрезает их у корня, оставляя на голове только пух, как на спелом персике. Без парика и макияжа она выглядит похожей на инопланетянина: слишком большие глаза, слишком впалые щеки, слишком острые зубы.
Эффи прикусывает щеку изнутри. Когда кровь наполняет ее рот вкусом меди и соли, она думает о Хеймитче.
*
Хеймитч так и не рассказал Эффи о том, в чем был замешан.