Тринадцать лет
Шрифт:
Сейчас она рада, что отрезала волосы.
Ей задают много вопросов, но она ни на один не может ответить. Эффи очень жаль, что ей не хватает сил проклясть всех тех, из-за кого она оказалась в этой камере, тех, кто сломал ей пальцы, отбил внутренности, содрал кожу.
Допрашивающие ее мужчины притворяются бесстрастными, но она видит похоть в каждой поре их кожи. Им нравится использовать в пытках электричество; Эффи быстро привыкает к запаху паленой плоти, он здесь повсюду, ее собственный смешивается с чужими. Они причиняют ей гораздо больше боли, чем она сама причиняла себе. От воспоминаний
Однажды ей перестают задавать вопросы, к ней перестают приходить. Эффи решает, что ее сочли бесполезной и теперь выкинут на свалку вместе с остальным мусором. Она ждет смерти. Она слышит, как каждая кость в ее теле кричит: он не придет, он бросил тебя.
А потом она слышит голос Хеймитча, зовущий ее.
И начинает смеяться, до тех пор, пока у нее не перехватывает дыхание.
*
Хеймитч не остается с ней рядом.
Эффи забирают из тюрьмы. Ее раздевают, моют, собирают по частям, потом она надевает золотой парик, красивое платье, привычное лицо, она плачет, но выполняет все распоряжения. Какая-то ее часть ненавидит тех, кто приказывает ей жить так, точно ничего не произошло. Какая-то ее часть ненавидит даже Хеймитча, но Эффи все равно больше всего на свете хочет увидеться с ним.
Она собирается навестить Китнисс. Эффи почти готова выйти из своей комнаты, одетая в красивое платье, когда снова слышит Хеймитча за дверью. Она узнает его голос сразу же. Эффи садится на кровать, поправляет платье, складывает руки на коленях — а потом к ней врывается Хеймитч. У него безумный и измотанный вид.
Эффи наклоняет голову набок и внимательно смотрит на Хеймитча: его волосы сильно отрасли, они длиннее прядей ее парика, а еще на его лице заметны новые морщины.
— У меня мало времени, я тут нарядилась для Китнисс, — объявляет Эффи своим самым серьезным тоном, прежде чем Хеймитч успевает сказать хоть слово. Он подходит ближе и садится рядом с ней на кровать.
— Не говори глупостей, Эффи, — говорит он. Она вздрагивает, когда пальцы Хеймитча дотрагиваются до ее щеки. Эффи сразу же вспоминает другие прикосновения, чужие руки и делает глубокий вдох, чтобы справиться с накатившей паникой.
— У меня правда мало времени, — рассеяно отвечает она, прислоняясь к Хеймитчу. Он хороший, теплый, он не причинит ей боли.
— У тебя его сколько угодно, Эфф, — он прижимается к ней теснее, сминая рукав платья. Эффи опускает голову ему на плечо, понимая, что парик ужасно спутается от этого — но ей все равно. Она переплетает пальцы с пальцами Хеймитча. — Нельзя было бросать тебя одну, прости.
— О, я была не одна, — она громко смеется.
Его пальцы, лежащие на ее предплечье, чуть дрожат. Эффи чувствует его дыхание — он пьян, от него пахнет. Конечно. Без этого он не был бы Хеймитчем.
— Кажется, я тебя люблю, — вздыхает Эффи.
Хеймитч склоняется еще ближе и целует ее, нежно, медленно, Эффи даже не думала, что он так умеет. Его волосы холодят ее щеки, размазывая румяна, а когда Хеймитч подается назад, его губы все в золотой краске. Эффи стирает ее подушечкой большого пальца.
— Ты загубил все мои труды, — она сжимает губы и снова разводит их,
надеясь, что краска выровняется.— Знаю, — кивает он с улыбкой. — Я всегда так делаю.
*
Китнисс внимательно смотрит на Эффи — на золотую краску, на чуть дрожащие покалеченные руки, прямо в испуганные глаза. Китнисс разговаривает с Эффи мягко, почти нежно, и та благодарна за это.
Эффи играет свою обычную роль, ходит за Китнисс с папкой в руках. Она сияет золотом, как сойка-пересмешница, но как бы Эффи ни старалась, она все равно остается испуганной и сбитой с толку.
*
Когда Койн падает замертво вместо Сноу, Эффи срывается с места, бросается бежать. Ей страшно. Она думает, что в случившемся обязательно обвинят капитолийцев или даже лично ее, и на этот раз, возможно, ей не избежать смертной казни. Хеймитч ловит Эффи в шумящей толпе, помогает удержаться на ногах. Эффи спотыкается, снова и снова, но Хеймитч хватает. Он тащит Эффи в ее комнату (это всего лишь еще одна камера) и захлопывает за собой дверь.
— Сними это все, — он указывает на ее нарядное платье и золото. — Не напоминай им всем, за что они ненавидят таких, как ты.
Эффи чувствует, как все вокруг нее закипает от чужой злости. Трясущимися руками она срывает парик и стирает краску с лица, а потом Хеймитч помогает ей расстегнуть платье. Эффи выскальзывает из золотистой ткани, оставаясь в одном сером белье, и Хеймитч замирает, глядя на нее, он отступает на несколько шагов, рассматривая ее с каким-то недоумением. У нее секущиеся волосы соломенного цвета, огромные синяки под глазами и болезненно выступающие острые скулы; синяки и следы от подживших ран ярче только что снятого макияжа; ее ребра, ее угловатые кости запястий и лодыжек едва не рвут тонкую бледную кожу.
— Вот дерьмо, — только и говорит он.
— Дай мне рубашку, пожалуйста, — просит Эффи, повернувшись к Хеймитчу спиной.
Мягкая черная ткань падает в ее протянутую руку и, миг спустя, она накидывает рубашку через голову, поправляет застежки, надевает свободные серые брюки, прежде чем снова повернуться к Хеймитчу лицом.
— Думаешь, толпа уже успокоилась?
— Просто держись рядом со мной.
*
Эффи воспринимает эти слова буквально.
Она отправляется в Двенадцатый Дистрикт вместе с Хеймитчем, и это удивительно легкое решение. Он не просил ее ни о чем подобном, Эффи сама решает с ним остаться. Хеймитч обнимает ее.
*
Эффи покрывается веснушками под ярким летним солнцем. Ее волосы отрастают сильнее и начинают виться. Ее пальцы никогда уже не станут такими прямыми и изящными, как раньше. Она рвет все свои старые парики и отдает их Хеймитчу, на гнезда для гусей — он шутит по этому поводу, снова и снова.
Ночами Эффи снятся кошмары, и Хеймитчу тоже.
*
Тринадцать лет. Мир возрождается из пепла. Деревня победителей почти уничтожена, ее пыль смещалась с землей полей и штукатуркой новых домов. Теперь лучше никому не напоминать о Голодных Играх.
Панем медленно и осторожно входит в новую жизнь.