Тринадцать полнолуний

В молчаливом единодушии, все кто остался, проводили её взглядами, полными суеверного страха и удивления от произошедшего. У большинства присутствующих уже возникло сомнения в правильности содеянного. Но слишком горячи и убедительны были споры, подтолкнувшие их на это шаг, что никто не хотел чувствовать себя виноватым. И потом, когда разошлись по домам, ещё долго, украдкой искали на себе порчу да изьяны, что, по их разумению, могли от дедовского лечения проявиться.

Так пришёл Зенек, в очередной раз, к пепелищу. Посидел возле и ушел в лес, в свой шалаш. Долго плакал от несправедливости да злобы людской. Да просил у деда прощения, что не уберёг хату от пожарища. А ещё просил Бога за селян, что бы вразумил их не творить больше зло, подобное этому.

Только однажды, когда стало совсем невыносимо быть одному, он пошёл в деревню. Но, постояв на пригорке, с которого было видно всё село, почувствовал себя ещё больше одиноким, чем в лесу, развернулся и пошёл обратно, в чащу леса.

Глава 2

Погнали как-то мужики деревенские своих лошадей в ночное. Для тех, кому незнакомо это выражение, объясняю. Это когда всю ночь, до зари, лошади щиплют на лугу траву, а пастухи, возле разожженного костра, рассказывают всякие небылицы. Проезжая по лесной дороге, за кустами, мужики увидели чью-то тень. Перепугавшись, а вдруг медведь, они остановили лошадей. Но как ни странно, лошади молчали, лишь вздрагивали их ноздри, улавливая запахи леса.

— Ну, значит не медведь, — сказал один из мужиков, Грицек.

— Может, кто заблудился. Аль с соседней деревни кто по ягоды ходит, — ответил ему другой, Михай, — Эй, мил человек, выходи, нас не трогай, да и мы тебя не обидим.

И тут вышел к ним худой и заросший Зенек. Лошади, было, шарахнулись от него, но потом успокоились. Мужики переглянулись.

— Гляди-ка, живой. А мы думали, помер уже, или медведь задрал. А ты, глянь-ка, выжил!

Зенек, молча, смотрел на них и, только улыбался, по — детски, открытой улыбкой. Объехав его, отправились мужики дальше, своей дорогой, но Зенек побрёл за ними. Сначала мужики оглядывались на него, да плечами пожимали, а потом заговорились да забыли. И вспомнили только тогда, когда приехали на поляну с высокой густой травой.

— Слушай, Михай, а ведь это то место, о котором старики говорили, помнишь, про камни? — озираясь по сторонам, сказал Грицек.

— Да нет, поляна как поляна, везде в лесу они одинаковые, — ответил ему Михай.

— Да нет же, — с горячностью в голосе, продолжил Грицек, — вот и деревья приметные. Глядите, четыре бука растут крестом, а посередине дуб, молнией посерёдке разрубленный, а вкруг него папоротник, вроде, как корни его прячет.

— Да брось ты, — сказал третий из пастухов, старый Василь, — я с детства в пастухах. Где только я стадо не пас, сколько лугов да полян видел, и эта самая обыкновенная. Всё, привал, распрягайте коней.

— Ох, мужики, не спокойно мне, чую я, что-то будет, — тихо сказал Грицек.

Они спешились с лошадей, сняли с них сёдла, стреножили и пошли в лес за хворостом для костра. А Грицек пошел к дубу, раздвинул папоротник.

— Мужики, я нашёл! Идите сюда! Вот, два камня, мхом поросшие, из земли выглядывают.

— Да отстань ты, погляди вокруг, сотню таких камушков вокруг найдёшь, — Василь с охапкой валежника вышел на поляну, — что ж ты неугомонный такой? — Так мне ещё моя прабабка рассказывала, что есть такое место, где камни до неба дорастают и желания выполняют. Но никто, на её памяти, это место не находил!

— Ну вот, значит, напутала твоя бабка или насочиняла по старости не бог весть что. Где это видано, что бы камни волшебством занимались. Так бы всем миром к ним бегали да просили, кто что хочет, — засмеялся Михай.

— Так то-то и оно ж, что никто их не видел, — с досадой ответил Грицек.

— Тогда хватит болтать. Давайте костер разжигать, да на ночлег устраиваться, ночь скоро, — сказал всегда рассудительный Василь, бросая на землю принесённый хворост.

Они сложили костер, разожгли его и стали доставать нехитрую снедь из сёдельных сумок. И тут на поляну вышел Зенек.

— Догнал всё-таки, и что увязался? Что-то опасаюсь я его мужики. Как знать, что у него на уме? Надо бы держать с ним ухо востро. А то, как задумал он что не доброе, — шёпотом сказал Михай.

Он помнил, что одним из первых кричал за то, что бы хату Демьяна спалить.

— А, помнит кошка, чьё мясо съела, — захихикал Грицек.

— Можно подумать, что ты без греха. Забыл, как сам под домину соломку подкладывал, да побольше, что бы лучше горело, — парировал ему Михай.

— Да уж, что греха таить, — сказал тоже шёпотом Василь, — все тогда отличились.

А Зенек и вправду был не похож на себя. Как помнили мужики, всегда тихий и молчаливый, был он, нынче, шумным и суетливым. Бегал по поляне, что-то мычал под нос, и вроде места себе не находил. Понять, что он говорит, никто не мог, да и никто никогда не слышал от него членораздельную речь. Мужики кричали на него, мол, уймись, не мешай. Но он не слушал ни кого, только, как заведённый, кружил по поляне, бормоча что-то. Мужики перестали обращать на него внимание. У них было чем занять да скоротать ночное время.

Солёное сальце, да огурчики с лучком располагали к беседе.

— Василь, глянь-ка, у нас уже всё готово, картошечка запеклась. Только тебя ждём, — потирая ладони, сказал Грицек, — али ты забыл взять с собой украшение нашего стола, подружку нашу ночную, собеседницу желанную?

— Да что вы, мужики. Как я мог, вот она красавица, — не громко, можно сказать с любовью, ответил Василь и достал из сумки четверть горилки.

Друзья заулыбались и начали усаживаться возле костра. — Ну, наливай, друже, — подставив под горлышко бутыли кружки, заторопили мужики Василя.

Выдохнули, выпили, смакуя каждый глоток, вздохнули с облегчением.

— Ох, Василь, и хороша же она у тебя. И из чего же твоя жинка её, голубушку, делает? Завсегда она у тебя как нектар божий!

— То великая тайна, даже я не знаю, — на лице Василя засветилась довольная улыбка.

— Мужики, надо Зенека пригласить, пусть отведает с нами Василёв нектар, — подмигнул Грицек.

— Да, что ты, только добро переведёт, а вот покормить не мешало бы. Эй, Зенек, иди к нам, поешь, что бог послал, — крикнул Василь.

Все оглянулись, но Зенека нигде не было видно.

— Вот тебе на, а куда же он подевался? Ой, мужики, опасаюсь я его, придётся поочереди спать, да друг дружку охранять, — взволнованным голосом сказал Грицек и подвинул к себе поближе толстую, корявую ветку.

Ночь была тихая и тёплая. Время подходило к полуночи. Бутыль опустела уже на половину, разговор журчал тихим ручейком. Легкий восточный ветерок ласково обдувал лица мужиков, раздувая огонёк костра. Шелест листьев навевал дремоту. На чёрно-синем небе мерцали миллиарды звёзд.