Тринадцатая дочь

Пров это заметил и говорит:

– Всё, приехали. Давай на ночлег устраиваться.

Достал он из кармана маленький платочек, дунул на него, и раскрылся платочек куполом на всю поляну. Только толку от него нет, потому, как он тоненький, как паутинка.

– Что это?

– А это защитный шатёр, чтобы нас никакие незваные гости не беспокоили.

Внутри защитного, Пров настоящий шатёр поставил, вроде, даже с мебелью. Только я уже ничего не помнила, так на пороге и заснула.

Утром просыпаюсь, а уже и чай готов, и пироги разогреты. А Мякиш, не будь дурак, гусиную ногу обгладывает.

Поели мы, потом Пров руку в кулак сжал – и все шатры пропали. Вот оно – магичество. Как же здорово магом-то быть и в Академии учиться. Только вряд ли меня бесталанную туда примут. Хоть одним глазком на Академию магическую взгляну. Уже ради этого ехать стоит.

Хотели мы дальше ехать, только меня вдруг словно кольнуло что.

– Пров, давай проверим, как там Мур Силаевич и Ласочка. Что-то неспокойно мне.

Пров возражать не стал, и повернули мы обратно.

И вдруг мне в кустах плач послышался. Горький такой. Мякиш – он же слышит-то лучше, он со всех лап туда, а я пока спешилась…

Добегаю до кустов, а там такое…

Мур Силаевич лежит весь израненный, обожжённый, глаз подбит, ухо разорвано, хвост отгрызен.

Тут и Пров подскочил.

– Что случилось, Мур Силаевич?

– Вскорости, как вы уехали, напали на дом наш рыжие хулиганы. Весь дом по брёвнышку раскатали, ни одной подушки, чашки-ложки целой не оставили. Да это всё ерунда. Но главное, они Ласочку убили, а ведь мы котёночков ждали.

А Пров спрашивает:

– А не было ли там, среди рыжих хулиганов, мордатого такого с чёрно-рыжим хвостом.

– Как же был там Бродулей собственной персоной. Щенков своих натаскивал.

– Ты, Мур, подожди нас немножко, я тебе обещаю хвост Бродулея привезти. Совсем обнаглел бесстыдник.

Мы без лишних рассуждений барахло оставили, и поскакали налегке в погоню за рыжей бандой. Я только попросила Мякиша за раненным присмотреть, и помощь, какую сможет оказать.

Мы поднялись на невысокий холм, а там внизу небольшая круглая, как блюдечко ложбинка, со всех сторон окружённая холмами. А на этом «блюдечке» тигров видимо-невидимо. Я даже сосчитать их не смогла сразу. Вся ложбина была рыже-чёрная. Прямо у подножия нашего холма развалился огромный зверюга. Морда у него была, как банный тазик. А лапы – с две моих ноги. Какого размера у него когти и зубы думать, почему-то, не хотелось. Пров скрипнул зубами от досады.

– Ничего себе, сколько их тут, – прошептал он.

– А который из них Бродулей? – Тоже шёпотом спросила я.

– Который ближе всех. Мордатый, – ответил Пров рассеяно, словно что-то прикидывая, – да, легко не будет. Давайте-ка, девочки, топайте отсюда.

– Ты, что? Хочешь к этой банде сунуться?

– Неугода, пойми, они на моих друзей подло напали. Ласочку убили. Я не могу им этого спустить. Хоть нескольких положу. Главное Бродулея прибью, заразу.

Тут Бродулей дёрнул ухом, прислушиваясь. Я знаком предложила друзьям немного сдать назад и обсудить ситуацию не над самым ухом врага. Ипат и Голубка бесшумно, словно на цыпочках перевалили за вершину холма.

– По-моему, спускаться вам с Ипатом к тиграм просто безумие. Они вас обоих сожрут раньше, чем ты мечом замахнёшься.

– Неугода права, – поддержал меня Ипат, – тем более, что у нас с магией сейчас какие-то заморочки. У тебя только бытовая осталась, а у меня вообще никакой.

– Так что?! Простить им? Мура, Ласочку, котят нерождённых? Простить?

– Нет, конечно, – возразила я, – только давай сначала продумаем всё. У меня батюшка – воевода. Хорош бы он был, если бы на каждого врага, очертя голову, бросался, не продумав, как этого врага победить.

– Ну и как?

– Скажи, а если бы Бродулей в сторонку от своих отошёл, ты бы с ним одним справился бы?

– Спрашиваешь!

– А давай, я постараюсь его как-то выманить в сторонку.

– Как?!

– Постараюсь уболтать как-нибудь.

– Это невозможно! Это слишком опасно!

– Не опаснее, чем с целой бандой сражаться.

– Я поэтому и сказал вам уезжать.

– Ты серьёзно думаешь, что тигры, разделавшись с вами, нас с Голубкой в охотничьем раже не догонят. Голубка замечательная лошадка, но бегает не очень быстро. Да и бросать друзей в трудную минуту не гоже. Я себе такого не прощу. Не тигры порвут, так совесть загрызёт. Так, что давай мы с Голубкой постараемся Бродулея за холм заманить, а уж вы с Ипатом, как момент подходящий случится – действуйте. Только очень далеко от нас не отходите, а то очень страшно всё-таки.

Так мы и сделали. Снова поднялись с Голубкой на вершину холма и открыто принялись спускаться с самым безмятежным видом. Я ещё что-то напевала и помахивала пучком каких-то цветочков, сунутых мне в руку Ипатом. Короче, две дуры на выгуле. Бродулей, конечно, от подобного нахальства проснулся. Рожа его и до того немаленькая, расплылась ещё шире.

– Обед сам приехал, – обрадовался он.

Некоторые тигры обернулись в нашу сторону, но признавая безусловное право вожака на эту добычу вмешиваться не стали. Я же подъехала ещё ближе, дескать не дошло да меня, про какой тут обед говорилось.

– Девку на первое, а кобылу на второе, – заурчал тигр мечтательно.

А я ему:

– А наоборот-то лучше: у меня мясо мягкое, оно и жаренное пойдёт, а конину варить надо долго. Да и специи нужны. Могу посоветовать, какие лучше.

А у Бродулея этого башка большая, а мозги там видно неплотно уложены. Расслабился, уши развесил, слюна капает – обед уже представляет. А я все мясные деликатесы, что Левона делает, припоминаю, расписываю в красках, а Голубка – умница, задом, задом потихоньку холм обходит. А тигр за нами, как привязанный идёт. Не знаю точно, как далеко мы таким образом отошли, но вдруг сбоку подскочил Пров и одним ударом меча отсёк тигриных хвост прямо под корень. Да так чисто, словно бритвой срезал. Я замерла на вдохе, понимая, что сейчас разъярённый зверь бросится на нас. Но Бродулей вместо этого вдруг жалобно завыл и со всех ног бросился прочь, высоко подкидывая куцым задом.

– Что это с ним? – Не поняла я.

– Он опозорен, навсегда, – спокойно ответил Пров.

– А он не нападёт на нас больше?

– Он теперь вообще ни на кого не нападёт, теперь его участь питаться лягушками и мышами.

– А если он решится в таком виде показаться кому-то на глаза, то его свои же загрызут. Это ведь для всех тигров позор несмываемый, – добавил Ипат.

– У нас ещё одно дело осталось, – сказал Пров, – давайте уж покончим с этим навсегда.

С этими словами он подхватил отрубленный тигриный хвост, вспрыгнул в седло и направил Ипата снова на вершину холма. Мы с Голубкой двинулись следом. Теперь мы не таились, а, напротив старались произвести гораздо больше шума. Распевали песни во всё горло, хохотали, точнее, ржали. Причём Пров громче всех. Даже у Ипата так не получалось. Про Голубку я уже и не говорю. Она девочка деликатная. Перевалив через вершину холма, мы с таким же шумом стали спускаться в ложбину с тиграми. Остановившись на такой высоте, чтобы всем тиграм было его хорошо видно и слышно, Пров помахал своим трофеем и громко спросил:

– Что, рыжики, хвостик признаёте? Правильно, Бродулеев хвостик. У меня, ребятки, такое правило: кто моих друзей обидит – тот на хвост короче становится. Ну, кто тут у нас следующий?

Тигры недовольно заворчали, а Пров продолжал, как ни в чём не бывало.

– Ну, что, Неугодка, с кого начнём? Мне вон тот глянулся.

– А я бы вон с того начала. Смотри, какой у него хвост пушистый. Окно в горнице таким утеплить на зиму – никакой мороз не страшен.

Тигры, припав к земле, начали потихоньку отползать, изредка неуверенно порыкивая.