Тринадцатая рота (Часть 3)

Мошков потряс головой, зажмурился. Видать, тот забор в Любыше и перемахнувший через него генерал были у него перед глазами.

– И что же он? Убежал?
– спросил Гуляйбабка.

– Какой, к шутам, "убежал"? Не то слово сказали. На рысях пошел. Внакид. Жарким галопищем. Ах как он мчал! Как мчал, бродяга! Красотища! Только снег из пят, только белые портки мелькают!

– Что же вы не стреляли?
– выкрикнул умирающий со смеху Чистоквасенко. Чи нема було патронив?

– Хе-е, не стреляли. Что проку стрелять? Бах, и с копыльев долой. А когда тебе, человече, доведется еще раз увидеть зрелищ такой? Через сугробы прет мерином сам генерал в одинесеньких кальсонах! Да будь у меня в тот час киношная камера, я бы заснял этого генерала, и после войны нашему районному кинотеатру - крышка. Весь люд бы шел ко мне смотреть на беспорточного генерала.

– Откуда же беспорточный?
– возразил Лосев, - Ты ж только сказал, в портках он бежал.

– Так это ж по-первости. А как мы крикнули "ура", и портки потерял. Но, признаться, мы за ним не больно-то и торопились. Куда, думаем, уйдет, коли Болва вскрылась? Но где там. Ахнул животом об лед и поплыл, каналья, только крехот стоить. И не успели мы дух перевести, как он на том берегу очутился, и снова деру. "Ваше благородие! Куда ж вы?
– кричим.
– Остановитесь! Вам приз положен. Венок за три рекорда!" Э, какой там! Сорок пять верст бежал и не остановился.

– От це марафон!
– восхитился Чистоквасенко.
– От це тренировка!

– Вот и я про то, - сказал Мошков.
– Куда там нашему начальству.

– Все, дед?
– встал Туркин.

– Все. А чего ж еще? Ругать вас дале, что фашист бегает быстрее, не стоит. Мы их, фашистских жеребцов, в Берлине догоним. И в честь этого поручательства дозвольте мне, деду Мошкову, поднять свою стопку.

– За смоленских друзей!
– чокнулся с Гуляйбабкой секретарь райкома.

– За брянских партизан!
– сказал Гуляйбабка.
– За тех, кто заставил потерять портки фашистских генералов.

После ужина в райкоме остались Туркин, Лосев, Волков и Гуляйбабка. Начиналась деловая часть беседы. Первым завел ее Туркин:

– Ну, гость, выкладывай свои просьбы. Надеюсь, пополнения у нас не попросишь. У тебя у самого хлопцы крепкие, а остальное - пожалуйста, чем богаты, тем и рады.

– У меня две просьбы к вам, - заговорил Гуляйбабка, глядя на цыгански черное лицо Туркина.
– Первое. Мне нужен изящный хрустальный бокал. И второе... свадебная фата и платье. На худой конец хотя бы фата.

– И все?

– Все, товарищ секретарь.

– Так мало?

– Э-э, не торопитесь, - улыбнулся Гуляйбабка.
– Вы еще с моей первой просьбой наплачетесь. Бокал-то мне нужен необычный, именной.

– Именной?

– Да, только именной.

– А вот именной, - Туркин развел руками, - нам не сделать. Заводы стоят.

– А может, на готовом надпись нанести, - предложил Волков.
– Дед Гераська что хошь распишет на нем.

– Разве что по готовому. Как ваше мнение?

– Да мне все равно. Лишь бы надпись была. Туркин взял листок бумаги:

– Тогда прошу диктовать. Гуляйбабка склонился над столом:

– Напишете, значит, так: "Другу и покровителю БЕИПСА, доблестному интенданту рейха генерал-майору фон Шпиц от Гуляйбабки". Нет, не то. Прошу извинения. Добавьте: от преданного Гуляйбабки.

Туркин внес исправление, протянул листок стоявшему у стола Волкову:

– Под личную ответственность.

– Будет сделано!

– И свадебное платье. Тож лично отвечаете.

– Какой срок?
– уточнил Волков у Гуляйбабки.

– Когда достанете. Мы не торопим. Туркин вздохнул:

– Ох, Волков! Вечно ты выпрашиваешь время.

– А как же, Сергей Гаврилыч. Да затяни я это дело, вы ж шкуру с меня спустите. Подчиненный должен точно знать, когда и что...

– Ну вот что, подчиненный, - вмешался командир отряда Лосев.
– Нынче все подготовишь, а завтра лично вручишь.

– Вот это дело!
– пробасил Волков.
– Разрешите действовать?

– Действуй!

Туркин подошел к стоявшему в углу кабинета рыжему сейфу, отомкнул его и достал какой-то замусоленный конверт-треугольник.

– А теперь, наш гость, позволь вручить тебе, надеюсь, долгожданное, - и протянул конверт. Гуляйбабка схватил письмо:

– Когда оно пришло? Как к вам попало?

– Вчера, самолетом. Видать, за вами следят. Знают, где вы.

– Но оно же из Белоруссии. Из Полесья. Туркин улыбнулся:

– Чудак. Думает, мы тут сидим, как удельные князья во время нашествия хана Батыя. У нас со всеми связь. И с Белоруссией, и с Украиной... Едино оккупантов лупим.

Туркин говорил еще что-то, но Гуляйбабка уже весь был в письме.

"Милый Ванечка!
– начиналось оно.
– Шлю тебе с этими листочками низкий поклон и частичку своего сердца. Я бы послала тебе его полностью, но боюсь, письмецо мое не дойдет, затеряется. Лучше я буду беречь его для тебя. Я жива, здорова, только все ноги в кровавых мозолях, потому что мы не стоим на месте и все время в боях, походах... Воевать нам стало труднее. Фашисты не те пошли. Осторожничают, прячутся, а от нас бегают как угорелые. Да и как им не бегать, коли вся земля, вся Белоруссия горит у них под копытами. Ты, может, слыхал? На днях наши минчане укокошили прямо в постели палача белорусского народа гауляйтера Кубе. Ему подложили в постель мину, и она разнесла его в клочья. Получила весточку от мачехи. Она тоже "воюет". Пишет, что одного обера, который лез в курятник, огрела по спине коромыслом, за что три дня просидела в подвале полиции, но, слава богу, выпустили. Взяли расписку, что коромысло против оккупационных властей она больше не применит. Ну, прощай! Меня торопят в дорогу. Целую тебя сто тысяч раз!

Твоя Марийка".

Гуляйбабка бережно сложил письмо, улыбнулся. Это заметил секретарь райкома, кивнул:

– Ну что? Доброе письмецо тебе вручил?

– Лучше и быть не может. Я получил в нем частицу сердца и сто тысяч поцелуев! Туркин кивнул Лосеву:

– Слыхал, Лось, какие подарки шлет нам Белоруссия?

– Слыхал, Сергей Гаврилыч. Завидно. Моя жена очень скупа на поцелуи. На днях сказала: "Если в этом году не разобьете фашистов, мы вас так поцелуем, что забудете, каков и вкус у поцелуев".

Туркин, занятый своим, не расслышал этих слов. Он подошел к собравшемуся уходить Гуляйбабке:

– Куда ж вы теперь, Иван Алексеич? Из дятьковских лесов, имею в виду?

– Поближе к Брянску, товарищ, секретарь. Туда, где старосты и фрицы так нуждаются в помощи БЕИПСА.

16. "ПОДАРОК" МАЙОРА ШТЕМПЕЛЯ. ЗАВЕЩАНИЕ "НАЦИОНАЛЬНОГО ГЕРОЯ"

Пока Гуляйбабка гостил у дятьковских партизан, его подчиненные разыскали знаменитую полевую почту майора Штемпеля, передали (как и было велено) ему и его "ланям" поклон от БЕИПСА и заодно "стащили" мешок писем, предназначенных к отправке с фронта в Германию. То, что представляло интерес для командования, было отослано по назначению, а оставшуюся корреспонденцию Гуляйбабка взял на чтение своим бойцам и партизанам.