Тринити

— Что ты все моешься? — напрямую спросил Прорехов, преподнося ей в подарок шампунь. — Неужели такая грязная?

За шесть лет совместной учебы Дебора не произнесла ни одного лишнего слова. Она могла органично отмолчаться на любую тему и объясняла это тем, что при разговоре из нее вытекает электричество, поэтому после беседы она чувствует себя опустошенной. К ней льнут собеседники только из числа энергетических вампиров. И единственная защита от них — молчание.

Над Деборой висел специфичный женский рок — едва она надевала колготки, как тут же на них возникала затяжка. К ее ногам все тянулось и липло. Их хотелось потрогать. Это порождало разночтения. А как только Дебора надевала обнову — не проходило и дня, как она сразу уделывала ее — то ли яйцо вытекало мимо, то ли птица пролетала поблизости. Перчатки и часы Дебора теряла постоянно — не могла иметь их дольше месяца.

На Дебору в сессионные периоды стал западать Артур, производя пробные шаги различного уровня неадекватности. До известного момента Дебора мужественно терпела его рейды в тыл, а потом, чтобы грамотно и без последствий развести стороны, опять же, как разводящий, был вынужден вмешаться Прорехов.

А вот послушать умные речи Дебора была готова всегда. Для этого ее уговаривать не требовалось.

Узрев готовую гульбанить толпу, она даже не интересовалась причиной стала сразу собираться.

— Нас призывают на службу, — сообщил как бы между прочим Прорехов.

— Вот повестки, — не дожидаясь ее реакции, показал бумажки Артамонов.

— И тебя забирают, Макарон? — спросила Дебора.

— Я свое отбарабанил, — хмыкнул в бороду аксакал курса. — Пусть теперь других помылят.

— Тогда и я еду с вами! — воскликнула Дебора.

— Ты же собиралась махнуть на поиски рабочего счастья в какой-то там Оленек, — напомнил ей Прорехов совсем свежие ее мечты. — Куда-то там на край Норильского света.

— И поехала бы, — сказала Дебора, — если бы не было других вариантов.

— А ты считаешь, что поехать с нами в полную неизвестность — это вариант? — спросил Прорехов.

— Конечно, — сказала Дебора, — так даже интересней.

— Учись, Улька, — посовестил поверенную в своих делах Прорехов. — Ты согласилась всего лишь на побывку, а Дебора готова полностью разделить все тяготы нашей службы и лететь за нами сломя голову хоть куда.

— Я бы тоже могла при определенных условиях, — сказала Улька.

— Почему сразу условия? — сказал Прорехов. — Дебора же их не ставит.

Теперь компания была почти в сборе. Для окончательной комплектности штабеля оставалось вычислить Свету. Поймать ее было сложнее, чем Дебору или Ульку. Вся в делах, Света в дневное и вечернее время практически не бывала в комнате.

На посиделки в фойе пришлось отправиться без нее. С некоторым сожалением, потому что Света привносила в компанию толику разнообразия Прорехов и Макарон сливали в ее сторону все свои остроты и пошлости.

— Я ее приволоку, — додумался отправиться на поиски в одиночку Макарон.

— Идемте все вместе, — не захотела никого отпускать Улька.

И поплелись по этажам, тяготея к верхним. Допив наличность, решили выбраться наружу и вытекли на лестничную площадку. В подъехавшем лифте на корточках с бутылкой шампанского и песцовой шубой в руках сидела Света.

— А мы к тебе, — сказал Макарон. — Идешь с нами? У нас прощание с галстуком.

Внятного ответа не последовало.

— Да она никакая! — вычислил Артамонов.

Света была более чем навеселе. Глаза поднимались только до колен, длинные волосы затягивало сквозняком в лифтовую щель. Обтянутая марлевкой грудь сиротливо просвечивала сквозь кисею. Горсть настрелянных сигарет торчала меж пальцев. Света попыталась продолжить стрельбу.

— О! Кво я вжу! — выползло из нее. — У вс не найдеса сигретки, чтобы покурить?

— Найдется, — тут же вошел в положение Прорехов. — Без фильтра будешь?

— Бду.

Прорехов оторвал фильтр и подал сигарету без фильтра Свете.

— Сибо! — благодарно мотнула она головой.

— Не за что.

— Это кой корпус? — спросила она из последних сил.

— Второй.

— А мне в первый! — сообщила она и потянулась к кнопкам. Достала только до нижней. Падающую, лифт понес ее в подвальные помещения и через минуту вернул обратно. Света опять нажала, куда пришлось. Макарон сунул ногу меж дверей.

— Слышишь, Свет, — сказал он, — у меня плащ-палатка есть, с иголочки. Муха, так сказать, не сидела. Может, договоримся? Я помогу тебе снять твой симптом. А потом, как человек честный, женюсь.

— Птом, Карон, птом, — стала отшивать Макарона Света, указывая от ворот поворот.

— Ты мне уже два года мозги крутишь, — обиделся Макарон.

— Я ж сзала, птом, — повторила она и обратилась к Деборе: — Я сьбе горжетку взяла. А то мья свсем стерлась. Хошь, ди. Там пховик стался.

— Да зачем мне пуховик? — пожала плечами Дебора.

— Тгда я сма забру попзже. А то счас просто сил нет.

— Чтобы уберечь горже

тку от истирания, надо меньше кататься на велосипеде, — ляпнул Артамонов.

— Ну, так что, я зайду завтра? — не мог угомониться Макарон. — А, Свет?

— Да оставь ты ее в покое! — посоветовала Дебора. — Не видишь, у нее гормональный синдром. Она же таблетки принимает, чтобы не противно было.

— Что не противно?

— Ничего, — махнула Дебора.

Отношение Макарона к Свете было странным. Он всегда переносил на ногах любые по вирулентности чувства, включая все виды атипичных гриппов и ОРЗ, а перед Светой становился просто неузнаваемым.

— Как это «оставь в покое»?! — возмущался он бездействию друзей. Может, ей помощь требуется!

На прощанье Света пробормотала, что скоро она завяжет с мужиками настолько радикальным способом, что останется только ахнуть.

— Набралась и несет всякий вздор, — не поверила Улька.

Однако ахнуть-таки пришлось, и не одной только Ульке. Но об этом потом.

В отличие от боливийцев, нации с запущенной музыкальной культурой эфиопы, конголезцы и южноафриканцы — ничего не пели. Они сбывали последние партии привезенного с зимних каникул товара. По причине не сезона на рынке услуг царил демпинг. Цены были настолько бросовыми, что очередная дипломница заныривала к черномазым славянофилам всего на часок, а выпархивала назад уже с коробкой замшевых сапог. Бартер осуществлялся круглосуточно, поскольку спрос со стороны черного континента превышал предложение. Карибы и прибалты имели меньший оборот, но его вполне хватало, чтобы обеспечить безбедное проживание и обучение.

— И белые малые, и черные, как говорится в летописях, — говорил Макарон, резюмируя данное явление.

Компания выползла из ДАСа и устроилась на парапете в ожидании такси с питьем. Аксакал курса, испуская последний дух товарищества, надувал воздушные шары. Трагедия и совесть курса бросали в них стекляшки и внимательно вслушивались в разрывы. Аксакал безмятежно надувал все новые и новые порции и подавал их в массы.

— Артур курса! — построил Варшавского Прорехов. — Видишь, тачка сворачивает? Держу пари: бутылку водки нам везет тот самый таксист!