Тринити

— А что, крайней она станет, когда за лотерею нас упекать примутся? определил отправную точку Варшавский.

— Может быть, — допустил Артамонов.

— Ну и рамочки вам поставили! — ершился Артур. — На фиг тогда было соглашаться и ехать сюда!

— Никто нам ничего не ставил, — выправил текст Артамонов. — Совхоз дело добровольное.

— Без троянского коня операцию не провести, — подвел итог келейным раздумьям Прорехов. — Для поддержки диверсии в гущу экологической жизни необходимо внедрить своего человека, — заговорил он штабным языком. Лазутчик должен будет войти в доверие к руководству, проникнутся духом ведомства и грамотно подтянуть его на спонсорство. Нужно готовить коня.

— Ты предлагаешь втолкнуть скотину на полную ставку? — заволновался Артур. — Я никуда работать не пойду! Меня не возьмут!

— Зачем на полную ставку? — Артамонов пропустил мимо нот два последних высказывания Варшавского. — Достаточно двумя-тремя копытами.

— Кто же тогда пойдет? — живо поинтересовался Варшавский.

— Надо подумать, — огляделся вокруг Артамонов. — Нас тут не так уж и много. Но больше других на лошака похож вот этот юноша, — Артамонов посмотрел на Прорехова, — прямо вылитый. И умеет прядать ушами. Инициатива у нас, как и везде, — наказуема. Придумал — выполняй!

Предложение забросить в тыл спонсору автора идеи Прорехова мгновенно воодушевило Варшавского, он до ужаса любил находиться в большинстве. Здесь ему не было равных. Артур поставил Прорехова перед собой и стал рассматривать его на свет.

— Похож на мерина — не похож, судить не берусь, но, как ржет с бодуна, словно меринос, слышал не раз, — выявил он сущностное в Прорехове до конца.

— А меня вы спросили?! — втащил очки на лоб Прорехов.

— Теперь уже твое мнение — Капри в море, — сообщил Артамонов и свел голоса воедино. — Два против одного. Еще в тридцать седьмом стало ясно: тройки хороши тем, что решение неминуемо.

Лотерейного коня, в отличие от эпического, втащили в комитет по охране природы прямо средь бела дня. Председатель комитета товарищ Фоминат обрадовался новому эксперту Прорехову несказанно. Товарищ Фомин всегда и везде писал свою фамилию заглавными буквами и в конце почти слитно ставил инициалы А. Т. — Анатолий Терентьевич, поэтому получалось — ФОМИН А. Т.

Прорехов подрядился поработать консультантом по катадромной миграции рыб и болезням слоевища у мхов. В ведомство он вжился быстро, потому что всем играм с огнем Фоминат предпочитал преферанс. Колоды карт доставлялись ему по специальному каналу, потому что порнография еще не вышла из подполья. Раньше, до Прорехова, за неимением третьего партнера Фоминат с «болваном» всегда играл против завхоза, в техническом сговоре с которым он сконструировал дверь в свой кабинет таким образом, что она открывалась только изнутри, чтобы не было никаких неожиданностей. С приходом Прорехова пули теперь стали расписываться непосредственно на рабочем месте. Прорехов, повествуя о жизни мхов, легко оттеснил завхоза, вистовавшего стоя. О том, что вистовать можно и по-другому, завхозу до конца жизни так никто и не рассказал. Если на работе бывало людно, Прорехов затаскивал Фомината к нему домой и не выпускал сутками. Девушки из бухгалтерии по очереди таскали на квартиру начальнику еду и напитки. Иногда они задерживались после ужина. Прорехов понимал, что он на задании, и вел себя корректно — от марьяжей всегда сносил в прикуп по даме, а, разыгрывая третью, ходил неизменно с нее. И только после Фомината, только после…

По истечении испытательного срока в расписании комитета появилась новая штатная единица — наперсник председателя комитета Фомината по разным делам. Это радовало. Но то, что за пулями приходилось познавать всю историю болезни Фомината, затмевало любую финансовую приятность. А история председателя была такова.

В старину товарищ Фоминат вершил дела диаметрально противоположные тянул на себе сразу ирригацию и в качестве пристяжного, как мог, подтягивал мелиорацию. Когда из Москвы по вертикали сошли бумаги насчет нового натурного ведомства — комитета по охране окружающей среды, — власти велели товарищу Фоминату осваивать идею. Потому что основные вывихи природа региона получила именно от его, Фоминатова, осушения и мелиорирования. Когда-то, управляя полчищами культиваторов, Фоминат перекрыл в регионе запрудами все малые реки, выкопал из недр все ископаемые, сгреб торф со всей поверхности края, высосал трубами и спустил налево весь сапропель из болот. И уже факультативно, не считая это должностной обязанностью, он разнес в пух и прах всю непромысловую дичь и вытер сетями всю чешую со всего водосборного бассейна. Теперь, после такого экоцида, лишь по сусекам да в местах недоступных, где губить Фоминату было не с руки, только очень пытливому журналисту-натуралисту Шимингуэю удавалось наскрести толику красот и горстку былого величия края.

Назначая Фомината на должность, председатель исполкома Платьев прямо так и сказал:

— Кому, как не тебе, товарищ Фоминат, идти в это пекло! — наколол он ему на грудь орден Знак почета. — Ты запорол природу, тебе ее и отпаривать. Партия зовет тебя устранить в натуре допущенные ранее недостатки. Так что давай, дерзай!

Что устранять, Фоминат знал назубок. Знал он и то, что ничего уже не устранить, — поздно. Но мыслил он по-современному и остронаправленно, мыслил так: раз когда-то удалось вынуть из казны за растление природы, то наверняка перепадет и ныне от симулятивных попыток ее сохранить.

Профильная схожесть мелиорации и экологии позволила товарищу Фоминату перевести весь свой кадровый гарем на новое место работы почти без потерь. Сметы на его содержание походили на полотнища по строительству БАМа. Размеры месячных бонусов лаборанткам увязывались с толщиной труб на химкомбинате, выбрасывающих вредные вещества, а квартальные поощрения штату выводились из поголовья гадящих в главную артерию России хряков совхоза «Заволжник».

Прорехов чувствовал, что деньги на проведение лотереи близко, очень близко. И еще он чувствовал, что их много.

— При работе со спонсором главное — угадать сумму, на которую он готов потратиться, — накачивал его Артамонов накануне главного удара. — Правильная жизнь — это не что иное, как строгое соблюдение пропорций.

И вот как-то раз, открывая конференцию на тему «Мытье ковров в водоохранных зонах», товарищ Фоминат возбужденно заговорил про какие-то овощные десанты и расчувствовался до того, что у него задрожало веко.

«Пора, — подумал Прорехов. — Теперь даст точно. Уж больно горяч сегодня!»

По завершении публичного диспута Прорехов подловил Фомината в вестибюле в обнимку с двумя водомерками из лаборатории по качеству воды и произвел спешную выкладку сути. Говорят, что взять у спонсора деньги на проект можно только в том случае, если инициатор умудрится выложить синопсис за время, пока спонсор писает. Другого времени у него нет.

Интуиция не подвела Прорехова — он высказался настолько быстро и понятно, что Фоминат еще только расстегивал ширинку, а уже был готов подмахнуть лотерейные бумаги не глядя.

— Выделил! — доложил Прорехов подельникам. — Йес! Кам он! Фоминат натрия выделил нам целое облако денег!

Спонсорской суммы вполне хватило на телесного цвета «Волгу» и гору бытовой техники. Радовало и то, часть затрат по договору о совместной деятельности с комитетом по охране природы ложилась на спонсора на невозвратной основе. А то, что в дележе будущей прибыли стороны сошлись на пополаме, было верхом паритетности. Строго фиксированная сумма направлялась, как ловко придумал Артур, на спасение стерхов в Якутии.

— Но почему в Якутии? — поначалу не понял идеи Фоминат. — И при чем здесь стерхи? Нам свое спасать надо, местное!

— Дело в том, — пояснил Варшавский, — что с Якутией сложнее проводить встречные проверки.

— Понятно, — въехал Фоминат, когда было уже поздно.

Печатание билетов увеличивало затратную часть лотереи. Требовался безбилетный вариант розыгрыша. Отсюда и родилась универсальная таблица, которая, будучи напечатанной в газете и затем оттуда вырезанной, становилась билетом. Таким было новшество. Участие в лотерее физических лиц оплачивалось почтовым переводом в адрес организаторов с ограниченной ответственностью. Условия розыгрыша были гибче, чем российская политика в отношении Курил. К лотерее допускались и юридические лица — это было изюминкой, свежим поветрием в лотерейном деле. Допреж такого и в голову никому не могло прийти. А теперь только чудо могло уберечь руководителей крупных и малых государственных предприятий от неминуемой растраты. Им предоставлялась полная свобода — зачеркивай цифру, переводи на счет денежки платежным поручением и получай выигрыш — автомобиль, радиотелефон — чего пожелает душа! Одним словом — я тебя целую по безналу! Самый мощный гипноз исходил от мысли, что, уплатив троекратно, можно было выиграть зараз три посудомоечные машины. Такие имелись возможности у лотереи. Одну из выигранных машин можно оставить себе, вторую — подарить хорошей знакомой, а третью продать теще. В довершение условий все игроки жестко предупреждались, что получить выигрыш деньгами — нельзя. Выпал автомобиль — и уж, будь добр, забери его как есть, в натуре! Это завораживало и подчеркивало абсолютную легитимность затеи. Стоимость участия была отградуирована в зависимости от того, на какой дороговизны приз посягает игрок. В этом сквозило уважение к слоям населения. Сыграть мог каждый — и бомжи, и весь директорский корпус!