Тринити
Шрифт:
— А куда теперь? — спросил их водитель.
— Поехали к Пересвету, — предложил Пунктус. — Оттянемся. Я ему обещал.
— А я? — спросил Нинкин.
— Кто мешает?!
— А как же Натан? — спросил все никак не могущий привыкнуть к новому раскладу Нинкин.
— Это его проблемы! — сказал Пунктус.
Привыкнув к новой жизни, друзья заказали себе единый паспорт.
Специальная комиссия под контролем группы независимых наблюдателей долго вычисляла причины взрыва.
Показания давали представители всех служб управления строительства гидроузла, от кого только можно было получить хоть какой-нибудь толк. Другие, скажем, не очевидцы, делились своими версиями не в качестве свидетелей, а в качестве специалистов-консультантов,
Работу комиссии осложняло то, что она велась на фоне серьезной предвыборной борьбы.
А работу независимых наблюдателей осложняло то, что они работали на фоне заката.
Они были независимыми в том смысле, что от них уже ничего не зависело.
В группу входили двое погибших при взрыве рабочих-проходчиков, убитый пацанами прораб Недоумен-Похвайло и четверо погибших при исполнении заказа членов группировки.
Они, поодаль друг от друга, сидели на бережке, свесив босые холодные ноги в теплую воду проточного озера, фактически реки, но с большими перепадами глубины. Об их пятки терлись лысые карпы, без чешуи, не зеркальные, а именно лысые, потому что чешуя в этих пронизанных малыми дозами радиации краях была ни к чему.
Сидели независимые наблюдатели словно в ожидании водного трамвайчика с большим лопастным колесом — такие пароходики продолжали ходить здесь с тех пор, как река перестала быть судоходной. Оттого и посматривали члены комиссии время от времени вверх по течению — не идет ли трамвайчик: он уже три недели как должен был прийти оттуда. Чтобы, прихватив их, проследовать в низовья.
Рабочие-проходчики сидели отдельно. В десяти метрах от них устроился Недоумен-Похвайло. И совсем вдалеке, развалившись, полулежали киллеры, не общаясь друг с другом.
Слышимость во всех точках была одинаковой.
Все независимые наблюдатели прослушивали выступления людей перед специальной комиссией, включая не только свидетелей, но и авторов версий взрыва. Наблюдатели болтали холодными ногами в теплой воде, смотрели со стороны на всю строительную суету и мирно играли с лысыми карпами. У них не было друг к другу никаких претензий. Проходчики ни словом не заикались прорабу Недоумен-Похвайло о том, что надо было искать пропавшие пять мешков взрывчатки в шурфах, им больше негде было быть. Надо было не полениться найти ее и поступить с ней как положено — сдать на склад. А прораб и не оправдывался. Он сидел чуть в стороне и думал о своем. Время от времени они отодвигались, а потом снова придвигались друг другу и вслушивались в тишину.
Это происходило всякий раз, когда кто-то из причастных к событию на «подземке» то ли начинал давать показания, то ли просто в частном разговоре выдавал свое понимание произошедшего.
Рабочие-проходчики держались теснее — они были похоронены всем коллективом управления строительства АЭС в одной могиле, а прораб Недоумен-Похвайло постепенно приближался к ним от холода, как к костру, ведь он все еще продолжал лежать ненайденным под кучей песка и щебня вместе с двумя киллерами. Но месторасположение всех семерых членов наблюдательной группы не мешало им быть вовлеченными в разборки, которые происходили там, наверху.
Тела киллеров тоже были пока не найдены — и те тоже посматривали на все суету комиссии несколько косвенно.
Своими мнениями и версиями оставшиеся в живых и дававшие показания люди поднимали независимых наблюдателей и как понятых и вопреки их воле вовлекали в следственные эксперименты.
По просьбе комиссии вставал инженер по технике безопасности Козлов и рассказывал, как это могло случиться с его точки зрения.
— Думаю, что взрыв был не от загазованности. Просто сдетонировали оставшиеся в породе от прошлых взрывов не взорвавшиеся остатки взрывчатки. Если мы внимательно присмотримся к поверхности водоводов, то можно заметить огромные выпуклости — это
и есть те места, в которых осталась невзорванная взрывчатка, то ли шнура до нее не хватило в свое время, то ли сэкранировала порода, не пропустив детонационную волну. А потом кто-то из рабочих вручную — отбойным молотком — доводил поверхность до ума перед бетонированием и своей молотильней нарвался на взрыв.Погибшие Недоумен-Похвайло и рабочие-проходчики снова вставали с уютного бережка и нехотя отправлялись на место взрыва, проходя снова этапы своей гибели в том порядке, в каком они виделись инженеру по технике безопасности.
— Где его этому только учили?! — возмущались независимые наблюдатели. Ну, как может взорваться от молотка порошковая взрывчатка?!
— Да он просто себя защищает, отмазывается! Ему лишь бы загазованность не вменили. Ведь тогда ему за нашу гибель отвечать!
Стоящий чуть в стороне Недоумен-Похвайло понимал всю странность и горечь происходящего. Он тужился объяснить парням, что и как было, но проходчики строго выполняли следственные действия, сигналы о которые шли с поверхности. Недоумен-Похвайло рвался признаться в том, что это он обеспечил взрывчаткой инцедент, но на него в этом смысле не обращали внимания. Люди доходили до места взрыва по очередной версии, снова попадали под него, засыпались породой и пропадали под ее толщей. Прораб в который раз принимался откапывать их, вытаскивал из-под камней. Проходчики отряхивались и снова шли в сторону от него на бережок болтать ногами в теплой воде.
За начальником по технике безопасности мыслил перед комиссией сменный мастер на подземке. Рабочие снова вставали и снова шли по его соображению под взрыв.
— Ну, чему его учили в его горном институте? — говорил первый проходчик.
— И верно, — вторил второй. — Разве может подорваться метан, если всю ночь шел дождь! И как бы нас сюда забросило, если бы это был метан! Нас бы вынесло совсем в противоположную сторону, в сторону портала, а нас занесло вовнутрь. Значит, взрыв был у входа в портал, и никаких мозгов.
Тяжелее всего от этих следовательских версий приходилось Нинкину и Пунктусу. Им в ходе всякого показания причастных приходилось то и дело то разрастаться, то срастаться снова. У них швы уже превратились в корабельные канаты по толщине. Но ничего не поделаешь, следствие есть следствие.
— Нам-то ладно, — сочувствовал им первый проходчик. — Умер, и ноги в воду! Тепло!
— Да, — соглашался с ним второй, — а этих рвут и снова складывают! И все по живому, по живому! Как у них силы хватает?
Приятно было беседовать проходчикам, свесив ноги в воду, особенно когда карпами просто кипела поверхность.
— Ну, а как вы себе это представляете? — задавался председателем комиссии вопрос главному инженеру Пестрову, и тот начинал объясняться.
— Загазованность возникла у пятого водовода, там как раз вышел из строя нагнетательный вентилятор, — отвечал Силуан Григорьевич. — Активное выделение метана из недр могло совпасть по времени с утечкой метана из сварочной магистрали. Тогда в этом месте произошло критическое скапливание смешавшегося газа, а искра от короткого замыкания довершила процесс. Люди в этот момент находились вот здесь и вот здесь соответственно, — указал он на карте-схеме подземки. — Взрыв вынес наружу тех, кто был уже у портала, двоих присыпал, потому что они оказались прямо под ним, а остальных отсек от свободного пространства.
Двое проходчиков, прослушав, как главный инженер Пестров рассказал, как это могло случиться, встали и снова пошли в забой. По той дороге, которую им указал в своих соображениях главный инженер. Они включали и выключали по дороге необходимые приборы, в той последовательности, в какой полагал инженер. И не врубались.
— Ну что он несет?! — возмущались они, мирно беседуюя в поисках соборной правды. — С какой стати я оголю контакты, пока не продую ствол?! Он меня совсем за чудного держит!