Триптих. Одиночество в Сети
Шрифт:
Другие шли дальше, утверждая, что «Одиночество…» — это своего рода эмоциональный эксгибиционизм.
Даже и не знаю, то ли восхищаться Вами за столь смелое раскрытие перед всеми своего «я», то ли потрясенно наблюдать, что можно представить свои чувства в книге, сделать из них интернет-страницу и еще всем этим растрогать всех вокруг.
Какую часть эмоций Вы оставили себе?
Повествование словом, красками, звуками (композиторы более анонимны) о чувствах — это, по-моему, всегда «раскрытие своего „я“» и само по себе не является заслуживающим восхищения актом геройства. Если бы дело обстояло иначе, то роздали бы гораздо больше орденов и медалей за героизм поэтам, а не генералам. Важны лишь границы интимности. Даже такие эксгибиционисты, как Буковски или Набоков, не нарушили этих границ в своем творчестве. А если и заявляли противоположное, то делали это из чистого кокетства. Эксцентричный Сальвадор Дали также не считал, что он переходит границы интимности, добавляя свою сперму в краски, которыми писал картины. Он лишь «считал, что благодаря ей цвета набирают мягкости и становятся исключительно насыщенными». Хемингуэй пил больше, чем все герои его книг вместе взятые. Оруэлл, автор «1984» и «Скотного двора», ярый поборник демократии и ненавистный диктаторам противник
Нет, я не считаю, что в «Одиночестве…» я нарушил границы интимности. Я совершил слишком много настоящих грехов, сочиняя эту книгу, чтобы еще брать на себя грехи выдуманные.
Одиночество.
Это заглавное слово возвращается ко мне во многих мейлах. Одиночество, считают люди, это самое тяжкое из всех страданий. Это мнение подтверждают антропологи, социологи и эксперты судебной медицины. И это универсальная истина для всего мира. В Нью-Йорке так же, как и в Новой Гвинее, люди дрожат от страха перед одиночеством и покинутостью. Американские учебники психиатрии квалифицируют отшельничество как форму умопомешательства. В большинстве государств система наказаний базируется на институте изоляции в местах заключения. Более высокой мерой наказания может быть только смерть. Последние исследования, проведенные в американских хосписах, показывают, что смертельно больные, даже в состоянии комы, которых навещали близкие, жили в среднем на тридцать процентов дольше тех, которых никто не навещал. Как я пишу в своей книге: «Создатель вызвал мир из небытия только лишь потому, что чувствовал себя одиноким». Кое-кто цинично утверждает, что минуту спустя Он очень пожалел о том, что сделал.
От одиночества люди на самом деле всегда бегут. В бар, в церковь или, в наше время, в интернет. Часто это бегство в неосуществленные мечты. Бегство сломя голову. Часто с добавлением алкоголя, химии, впрыскиваемой в вены или пропускаемой через слизистые оболочки, вызванные адреналином. Лишь бы только испытать какие-нибудь ощущения, пережить что-то. Потому что «переживания — это самое важное. Только ради переживаний и стоит жить. И ради того, чтобы потом можно было о них кому-то рассказать».
Именно в погоне за переживаниями люди нарушают мнимые границы невозможного и обретают невероятную силу. Даже науку и генерируемый ею прогресс породили эмоциональное беспокойство и страсть к познанию. А литература, музыка и искусство — не что иное, как разные формы повествования о пережитом.
К счастью, все реже рассудок противопоставляется страсти, мышление — чувствам, а познание — эмоциям. Ум и знание людей отличаются от ума и знания машин, у людей они всегда связаны с определенным эмоциональным состоянием. Даже если компьютер выиграет у человека в шахматы, у него все равно не будет никаких переживаний. Потому что компьютер никогда не сможет мечтать о победе. И обманывать в игре.
Грусть.
Это наиболее часто встречающееся слово в отзывах на книгу.
Боже! Почему Вы пишете такие грустные книги? Почему они попадают в руки именно в ТАКИЕ моменты? Почему они ничего не объясняют и не помогают? Что же получается — жизнь надо «распутывать» самой? Я очень взволнована и обескуражена…
Неделю назад прочла Вашу книгу «Одиночество в Сети». К сожалению, это не благостная книга, оставляющая в блаженном состоянии забытья. А так хотелось прочесть именно такую книгу.
Я как раз размышляла над тем, не создал ли кто прецедент в Штатах и не обвинил автора книги в том, что он не поместил на первой странице предупреждения: «Книга не предназначена для лиц, вышедших из депрессивного состояния», так же как они пишут: «Кошку в стиральной машине не мыть». Думаю, я смогла бы выиграть такой процесс против Вас. «Из всего, что вечно, самый краткий срок у любви…» — ведь эта сентенция всего не объясняет. Я же думаю наоборот: любовь может длиться вечно, все зависит от того, как мы определяем ее, ведь любовь несчастная и неразделенная длится дольше, только причиняет боль и поэтому известно, что она все еще есть. Ее симптом — одиночество после. Возможно, что самое краткосрочное — счастье.
Моя сестра говорит, что это самая грустная книга в мире. Я было хотела с ней не согласиться, но почему-то на память не пришло ничего более грустного из прочитанного в последнее время. Видимо, потому, что, как правило, действие происходит в прошлом и нужно какое-то время, чтобы вспомнить, что автор давно умер или что события описываются давние и отдаленные. Хотя несколькими днями ранее я дочитала «Утверждает Перейра» Антонио Табукки — книгу тоже грустную. Грусть в ней ощущалась, но как грусть ностальгическая. Были и причины «растрогаться, но не взволноваться всем существом»: автор итальянец, действие происходит в Португалии в 1938 году, а читала я в переводе на испанский. Правда, умилил меня трамвай в Лиссабоне (в Португалию я влюбилась два года тому назад), но не до слез. Не хочу обвинять автора в нехватке реализма, да и не знаю, только ли современный реализм в состоянии опечалить. А Вы меня опечалили. Я очень хотела бы «уметь справляться с грустью в среднем за 24 часа». И не хочу верить в виртуальную реальность, хоть иногда мне одиноко и иногда я в Сети, а она затягивает, потому что становится реальной. Как аргумент против утверждения сестры я стала искать хоть какой-нибудь по-настоящему счастливый персонаж, и может, моя интерпретация неверна, но лишь толстая негритянка из Нового Орлеана, играющая на ударных и готовящая еду, показалась мне счастливой оттого, что она готовит еду и играет. Я искала элементы, уводящие Вашу книгу от реальности, но, к удивлению, Его образ благодаря Вам даже слишком реален. И нереальным мне представлялся факт, что все обожают Воячека и у каждого есть книга Рильке, потому что мир состоит не из двух творцов, а вкусы бывают разные, а здесь совпадений больше, чем пара. Это не значит, что я не люблю Воячека. Но он бросается в глаза. В глаза бросается также пьяное Сердце женщины, спорящее с Ее Разумом. Откуда она знала про допамин и катехоламин? Ведь это была грустная и пьяная женщина без докторской степени! (Я простила Джениффер ее знание химического состава спермы.) Эти детали уводили от реальности (что, впрочем, не значит, что они делали мир магическим; они лишь напоминали, что это роман, а не мир), поскольку тогда разные образы сливались в один — в Ваш образ. И Она была без имени, кроме того, что оно было красивым, да что там, каждая могла ею быть, каждая… Почему у Нее не было имени? Печальнее всего становилось, когда повествование было ближе к правде или, скорее, к правдоподобию.
«Что это за финал?» — спрашивает моя сестра; и хуже всего то, что он очень даже похож на правду. А когда в конце было грустнее всего (я-то думала, что грустно уже было и поэтому в конце грустно быть просто не может) и я заплакала во второй раз над Вашей книгой, под утро, я так разозлилась, что забыла, что несколькими часами
ранее я написала на Ваш сайт, что охотно поделюсь комментариями. Раздумала.Честно? Расхотелось комментировать, к тому же я не верила в комментарии. (Никогда раньше я не писала писателю, интересный опыт.) И очень грустно. Несколько часов, чтобы потом прочитать «Пятнадцать минут спустя». Это я тоже сочла нечестным: купить книгу без шести страниц. Но, признаюсь, результат изменился, и теперь есть только ощущение чего-то странного. Вроде как бессмысленно засидеться в баре. Виртуальный текст как бы опроверг текст на бумаге. Не понимаю, что Вас заставило изменить мнение, почему Вы сочли, что этой книге нужен Постэпилог? Ведь не Эпилог вгонял в грусть, в грусть вгоняла Она. Я думаю, Вы просто не хотели нагонять столько печали. До прочтения Постэпилога я не верила в хеппи-энд. Вы, наверное, хотели таким способом оставить моему воображению возможность додумать хеппи-энд? Сегодня я случайно проверила почту в интернете. Обычно я пользуюсь адресом, с которого посылаю это письмо, и признаюсь, что адрес этот аварийный, открытый из опасения перед спамом, не ожидала, что смогу удостоиться ответа на мой комментарий на Вашей странице. Знакомый сказал мне, что в компьютере есть такая опция — ответы на мейлы, но даже если это так, то опция прекрасная и очаровала меня, как и Ваша книга, схемы ДНК, остров Уайт, кладбище в Новом Орлеане, студенческая столовая, Дали и оттенки его картин, портье в Париже…
Большое спасибо за книгу! Исполнения желаний по случаю дня рождения и много солнца!
Всего наилучшего.
Эта история погружена в грусть. С первой до последней страницы. Я писал ее в грусти и наперекор грусти. Главным образом своей и потому порой эгоистически гиперболизировал. Но грусть эта не была, если кто-то заметил, безнадежной.
Все думаю, откуда в тебе (а может, в том мире, который ты видишь, если такое возможно) столько грусти… переплетенной с бесконечной надеждой?
Надеждой на что?
Спасибо за «Одиночество…» — очень меня взволновало, хоть это и не важно. Думаю, что книга меня многому научила, хоть я никогда не был одиноким.
О грусти писать легче. Она более универсальна, ее проще передавать и тем самым легче с ней себя отождествлять. Психофармакология большей частью выпускает (и зарабатывает на этом миллиарды) препараты, направленные на терапию грусти. Большая часть поэзии — это поэзия грусти. В костелах и в большинстве психотерапевтических кабинетов говорят главным образом о грусти, а в свидетельствах о смерти большинства самоубийц — хотя этого никогда не делают — в качестве причины смерти должно быть написано: «грусть». Самые известные симфонии были созданы или ради денег, или «в состоянии грусти». Если бы не грусть, а также сопровождающие ее попытки заглушить ее этанолом или опиатами, то культура и искусство никогда бы не имели своих министерств. Грусть так же преобладает в искусстве аборигенов, как и в живописи Generation X. У меня впечатление, что если бы Норвид или Рильке принимали прозак, то никогда бы не вошли в историю литературы. Любовь (а современная нейробиохимия и антропология полностью это подтверждают) только тогда представляет собой «релевантный эпизод» в жизни индивида, когда она порождает грусть, страдание и боль.
Грусть и размышления о грусти преобладают также в реакции на «Одиночество…» Иногда грусть так трогательна, как эта:
Уважаемый пан.
Вы меня убили. Вы оторвали у меня сначала одну руку, потом другую. Вырвали ноги, а немного спустя Вы голыми руками вырвали у меня сердце. Теперь у меня в грудной клетке дыра величиной с воронку, как после атомной бомбы. А в довершение всего Вы оторвали у меня голову.
А когда голова упала и покатилась по полу, из-под все еще моргавших век выкатилась слеза…
Я только что закончил читать «Любовницу», очередную книгу, которая открыла мне глаза на человеческие эмоции и вместе с тем вогнала меня в глубокую депрессию. Снова передо мной книга, в которой кто-то должен кого-то покинуть, погибнуть, впасть в депрессию и выть… Я думал, что после «Одиночества в Сети» невозможно написать ничего более грустного, и все-таки Вы продемонстрировали талант… этот текст, где он пошел за любимой клубникой и погиб… полный облом. И при всем при том самое удивительное, что я жду очередных Ваших публикаций, не потому, что хочу опять депрессовать, а затем, чтобы пережить нечто прекрасное и незабываемое.
«Одиночество…»
Я хотел назвать это событием, но ведь событием называют встречу политиков, о которой говорят в новостях, а не ужин с вином! Необычный, потому что на одну персону, вино, музыка (ах этот блюз!), и могло бы показаться, что это все, но… ведь по другую сторону экрана сидел ОН, я еще никогда не видел, не слышал, не читал, чтобы кто-то ТАК рассказывал о генетике, все эти АТ, ГЦ, вот она жизнь…
И мне показалось, что я испытал абсолютную грусть.
Вы когда-нибудь ощущали себя голым… так, чтобы до боли, до ощущения каждой трепещущей внутри струны?..
Книгу мне посоветовала подруга, я познакомился с ней в чате. Она в Варшаве, я в Познани… впрочем, пишу-то я вам…
Ее эта книга потрясла… Она предупреждала, что по прочтении все будет по-другому…
Была права.
Все теперь по-другому. Мир вокруг изменился…
Я не прочел до конца, хотя располагаю временем. Лежит себе на полке и ждет своего часа. Я думаю, как прочесть: «проглотив» или как читают Библию и заглядывать в нее в нужный момент…
Лежит и ждет. Наверное, я пока не готов к чтению…
Все слова, которые где-то там во мне таились невысказанными, я нашел на страницах «Одиночества…».
Я все думаю: то, что я ощущаю, это нормально и обычно или вы украли мою душу?..
В жизни я редко плачу, но мой экземпляр «Одиночества…» как-то странно перекручен… Вы ведь знаете, как выглядит мокрая бумага, которая потом высыхает, но в ней остается часть твоего «я», твоих переживаний, твоей грусти, твоей печали…
СПАСИБО ЗА ВСЕ ТО, ЧТО Я ТАМ НАШЕЛ, ЧТО ПОНЯЛ…
СПАСИБО…
43
В ответе на мою просьбу дать согласие на публикацию этого мейла я прочел следующее печальное сообщение:
Роберта больше нет, но думаю, что он дал бы согласие…
Даю вам мое благословение.