Тритон ловит свой хвост

4. Дизассемблинг — обратный перевод из машинного, объектного кода в вид, с которым может работать человек. Результат представляет собой программу на языке нижнего уровня — ассемблере. Он отличается несложным синтаксисом и наличием большого числа относительно простых команд.

Глава 18

— Что это значит? — спросил его Савойский, когда Вадим положил перед ним свежую распечатку.

— Эта программа… — Вадим запнулся, подбирая слова. — Это моя программа, это я писал для «Горизонта»! Так, без комментариев, сходу и не поймёшь, а с комментариями… Это мои комментарии! Это я их писал. Я тогда сильно старался, как же, первая самостоятельная работа, вот и мусорил словами, чтобы ничего не забыть. А вдруг спросят: «А это что, парень? А что ты имел в виду?» А я и отвечу: это и вот это, и какие ещё вопросы?

Когда Вадим закончил свою тираду, Савойский, прищурившись, посмотрел сначала на него, а потом на висевшие на стене часы.

— Обед, — сказал он. — Пойдём-ка, просто Вадим, покушаем. Ты не против перекусить в компании начальника?

Есть Вадим не хотел, не привык в это время, но Савойский так произнёс слово «просто», так выделил его интонацией, что Вадим молча кивнул.

— Вот и славно, — кивнул Савойский. — Вот и двинулись.

Против ожиданий, Игорь Всеволодович повёл Вадима не в столовую, а в сторону лифтов. Пока поднимались, Савойский позвонил Трепникову.

— Перекусить не желаешь? — вместо приветствия спросил он. — Тогда мы ждём. Кто мы? Я и ещё один человек. Ага, именно.

Хитро улыбнувшись Вадиму, Савойский подтолкнут его к открывшимся дверям лифта:

— Тут, понимаешь, такой разговор пойдёт, особенный, его в столовой вести нельзя.

— Я уж было подумал, что Трепников в общей столовой… — начал Вадим.

— Нет, — прервал его Савойский. — Никита парень хороший и от коллектива не отрывается. Но то, о чём мы будем говорить, не для всехних ушей. Понял?

— Ага, — ответил Вадим, решительно ничего пока не понимая.

Помещение, куда Савойский привёл Вадима, мало чем отличалось от общей столовой. Те же мягкие стулья, те же столы, застеленный скатертями в цветочек, тот же сенсорный экран с меню.

Только было оно куда меньше, и стояли в нём всего два столика, а вдоль стены располагался длинный кожаный диван. Когда Вадим подошёл к экрану, он понял, что различий куда больше…

Меню состояло из двух частей. Сверху были перечислены те же блюда, что и в общей столовой, и так же, как и внизу, они ничего не стоили. Зато список снизу пестрил незнакомыми Вадиму названиями, иногда на иностранном языке. Кроме того, в нижней части меню присутствовал алкоголь. Всё это было уже не бесплатно, а обозначенные рядом цены заставили Вадима присвистнуть.

— Интересно? — раздался от дверей голос Трепникова.

— Ага, — ответил Вадим и слабо улыбнулся.

— Это столовая для директората, — пояснил Никита Николаевич. — Мы можем себе позволить немного больше, согласен?

— Да, конечно, — сказал Вадим, — но…

— Угощаю, — отозвался Савойский. — Выбирай что хочешь, но, — он усмехнулся, — в меру.

— А вы?

— А я — салатик. Худею, сам знаешь.

Салатик оказался сложной смесью из десятка ингредиентов, обильно политой оливковым маслом. Сгружая свой заказ напротив Савойского, Вадим произнёс:

— Смотрю, Игорь Всеволодович, авокадо у вас.

— Угум, — наворачивая зелень, кивнул Савойский.

— Я как-то пробовал, мне не понравилось.

— Зато полезно. Говорят.

— Ага… Так я что хотел сказать… — начал Вадим.

— После, — отмахнулся Савойский. — Время принятия пищи священно.

Он многозначительно показал вилкой в потолок:

— Там не одобряют деловых разговоров во время еды.

Кого начальник имел в виду, Вадим не понял, но возражать, что бывают и деловые обеды, не стал, занялся стейком, и на время выпал из действительности.

Мясо было замечательным! Сочным, в меру упругим; на срезе выступал вкуснейший сок. Вкупе с подливой и гарниром из каких-то овощей всё это было истинным праздником для желудка. Во всяком случае, в общей столовой такого не предлагали.

Нельзя сказать, что Вадим не мог позволить себе хорошего стейка. Но… как-то всё не получалось. Жил — и жевал — второпях, между делами, а приходя домой ел даже без особого желания, и уж тем более, без удовольствия. Да и какая радость в магазинных пельменях, пусть и недешёвых? Вот была бы жена… Но жены не было по тем же примерно причинам.

Надо, думал он, отрезая по маленькому кусочку мяса, надо себя баловать. В этом тоже есть смысл, а не только в зарабатывании денег. Деньги что? Вода! Пришли и ушли, а память о хорошей еде останется навсегда. И о хорошем отдыхе, и о путешествии, и даже о хорошем спектакле, а он, смешно сказать, театр в последний раз посещал ещё в школе, по программе! Что они смотрели? Не то Островского, не то ещё кого, уже из современных. И если из Островского запомнилось хоть что-то, то современные не оставили в памяти ничего, кроме недоумения. Или же он ретроград? Не рано ли, в его-то годы? Сорока нет.

На десерт Вадим взял себе большую кружку чая с круассанами, и только тут заметил, что Савойский разобрался уже с салатом, и теперь терпеливо ждёт.

— Ой, извините, — смутился Вадим. — Я как-то…

— Мелочи, — улыбнулся Игорь Всеволодович. — Слушать не грех. Так вот…

Вадим слушал, и сердце его замирало от ужаса и восторга. Не так просто осознать, что причастен к развитию целой цивилизации. И не просто причастен, как любой человек, сделавший в жизни хоть что-то: посадивший дерево, построивший дом или вырастивший сына, или просто честно трудившийся на своём месте. Или нечестно, или сидевший сиднем, ведь любой действие или бездействие отражается на мире. Нет, причастен по большому счёту, как великий учёный из тех, что определяют развитие науки на годы и столетия!

— «Горизонт» работал, — рассказывал Савойский, — и твой парсер работал, а я был связан по роду деятельности с конторой, где его, «Горизонт» создавали. У меня были тексты, и мы их скинули внутрь Пузыря. Почему, ты думаешь, понять и адаптировать Полиглот оказалось так просто? Ну, относительно просто? Там наша вычислительная архитектура, и наши алгоритмы, и поэтому…

Вадим сидел напротив двери, и когда она открылась, он сперва не поверил глазам. В столовую для директората вошёл Сам! Илья Витальевич Жогин. Долларовый триллионер, владелец заводов, газет и пароходов. Первооткрыватель Пузыря. Человек, знакомством с которым гордились президенты и премьер-министры, не говоря уже о королях. Конечный работодатель Вадима, которого он видел только издали на праздновании Нового Года, которое Корпорация проводила для сотрудников каждую последнюю пятницу года.

Титан, стоик, финансист. Живая легенда. Утёс, попирающий своими стопами…

Кляня себя за недогадливость, Вадим, неотрывно глядя на Жогина, стал подниматься со стула. Жогин недовольно дёрнул углом рта, и Вадим плюхнулся обратно. Он сидит здесь не просто так, его пригласили, и Жогин, конечно же, мгновенно срисовал ситуацию. А если человек здесь, значит, так тому и быть.

— О, кто нас почтил! — помахал рукой молчавший до этой секунды Трепников. — Привет, привет! Как добрался?

— Быстро, — ответил Жогин и сел за стол к Трепникову. Тотчас из неприметной двери в стене появилась официантка. В руках её был поднос с тарелками. Скорость реакции говорила о том, что вкусы Самого здесь знают, и о том ещё, что Жогин консервативен и не любит экспериментов.