Триумф графа Соколова

За сомнительную радость получить место внутри дилижанса приходилось платить сто рубликов ассигнациями — деньги немалые даже для лиц состоятельных. При этом билет следовало приобрести загодя, а накануне отъезда следовало явиться в контору дилижансов, сдать паспорт и свидетельство полиции, что к выезду пассажира препятствий не имеется.

Замечательный монарх и талантливый созидатель Николай I, оболганный потомками, соединил обе столицы железнодорожной ветвью. И жизнь путешествующих россиян сразу изменилась к лучшему.

Теперь нарядные мужчины и дамы, расположившись в удобных, отделанных кожей и деревом купе, с жуткой скоростью, семьдесят верст в час, неслись к Белокаменной. В уютных вагонах был разлит яркий электрический свет, царила чистота, тепло и довольство.

Поезд под № 100 отходил от перрона Московского вокзала в одиннадцать вечера.

Сыщик вспрыгивал в поезд за минуту до отправления и никогда никуда не опаздывал.

У Соколова, как обычно, купе было отдельным, с душевым помещением. Номер купе был пятым.

Поверх мундира сыщик надел свою богатую шубу, а на голове, подчеркивая гигантский рост, была круглая меховая шапка, которую, глядя на сыщика, стал носить и Шаляпин.

Возле дверей соседнего, четвертого купе стоял приземистый, весьма плотного сложения рыжеволосый человек с глубоким шрамом на левой щеке, в новом шевиотовом костюме. На круглом, бритом лице выделялись водянистые глаза. Они глядели холодным, оценивающим взглядом.

Рыжий молча поклонился сыщику.

Ударил колокол, провожающие, торопливо целуясь и тараторя на ходу, спешили выскочить из вагона.

Собакевич

Еще не миновали Фарфоровый пост, как сыщик снял мундир, аккуратно повесил его в шкаф.

Под душем он был недолго, а когда выходил из него в дорожном халате, услышал громкий настойчивый стук в дверь.

На пороге стоял высокий, черный человек лет сорока, с копной волос, курчавящихся на голове и в бороде, с крупными чертами медного цвета лица, с бараньими навыкате глазами, глядевшими на мир требовательно и смело. На нем был надет двубортный сюртук с желтыми металлическими пуговицами, плохо сходившийся на объемистой груди. В таких сюртуках обычно ходят писари заштатных управ.

Соколов подумал: «Удивительно похож на Собакевича, про которого Гоголь сказал, что скорее железо простудится и станет кашлять, чем этот дядя».

Напуская на себя развязность бывалого гусара, покачиваясь в такт вагону, незнакомец громко произнес:

— Почему дверь, милостивый государь, не открываете? Я кулак свой из-за вас натрудил, во, глядите, весь красный.

— Я не мог открыть.

— То есть? — Вид у визитера был самый решительный.

— Фальшивую монету делал.

Незнакомец пожевал мясистыми губами и строгим голосом произнес:

— Не советую вам, лицу статскому, столь неуместно шутить с кавалерийским офицером. — Тут же поправился: — С бывшим офицером.

Соколов, удержав смех, серьезным тоном ответил:

— Брр, я уже испугался!

— То-то! Позвольте представиться: кавалерист в отставке Семен Кашица. С кем имею честь? — И он сделал энергичную попытку подкрутить усы, но вагон качнуло, и кавалерист обязательно бы грохнулся, если бы судорожно не уцепился за дверную ручку.

Соколов решил не упустить случай повеселиться. Он изобразил некое подобострастие:

— С вашего позволения, коммивояжер Соколов.

Кавалерист Семен Кашица произнес:

— В соседнем, четвертом купе мой дорожный товарищ. Достойный, доложу вам, человек. Потомственный дворянин. Не желаете ли вы составить нам компанию в карты?

— Не желаю!

Кавалерист изумленно округлил глаза, словно был уверен: в дороге лучше картежной игры ничего не бывает. Наступая на Соколова и все более распаляясь от гнева, закричал:

— Как? Отчего же? Ах, сударь, вам заносчивость не позволяет! Может, вы опасаетесь за свой капитал? У нас компания честных людей. Вам нечего нас бояться. Если вы не желаете рисковать, то мы можем играть по маленькой.

Соколову эти разговоры надоели. Он подошел к кавалеристу.

— Пшел отсюда, дурак! — и грудью так толкнул картежника, что тот вылетел в открытую дверь, сильно стукнулся затылком и распластался на ковровой дорожке. Сыщик повернул ключ замка.

*

Соколов всегда брал в дорогу книги. Теперь с ним был роскошно изданный, на дорогой бумаге и с иллюстрациями Бенуа том «Пиковой дамы».

Он прочитал эпиграф: «Пиковая дама означает тайную недоброжелательность. Новейшая гадательная книга».

А в ненастные дни

Собирались они

Часто;

Гнули — Бог их прости! —

От пятидесяти

На сто…

После Пушкина принялся за том Константина Батюшкова «Опыты в стихах и прозе», вышедший в 1817 году. Соколов открыл наугад — выпала сороковая страница, глава «О характере Ломоносова»: «По слогу можно узнать человека… Характер писателя в его творениях. По стихам и прозе Ломоносова мы можем заключить, что он имел возвышенную душу, характер необыкновенно предприимчивый и сильный…»

Задумчиво посмотрел в ночную мглу, стремительно убегавшую за окном: «Прекрасно и точно подметил поэт! И все же… Разве имеет возвышенную душу особа, которая писала послание Гарнич-Гарницкому и которая помогает убийцам?»

В дверь вновь настойчиво долбанули, начали стучать громче прежнего.

Азартные соседи

Соколов положил книгу на столик, распахнул дверь. И вновь, раскачиваясь в такт вагону, стоял кавалерист. Выпучивая глаза и раздувая щеки, он сердито смотрел на Соколова. Крикнул:

— Не позволю в грудь толкать! Ва-ам, сударь мой, наглость не пройдет-с. Я дуэлянт отчаянный, кодекс назубок знаю-с. Напоминаю невеждам: «Для наличности оскорбления действием-с необходимо прикосновение или попытка к тому. Прикосновение равносильно удару». Глава третья, параграф «С». — Кавалерист сделал ударение на последней «а». — Оскорбление третьей степени-с. Вызываю драться на пистолетах. Как только остановимся в Бологом — к барьеру, там остановка полчаса. Не сомневайтесь, коммивояжер, я вас успею застрелить, а секунданта сей миг пришлю.