Триумф графа Соколова
Шрифт:
Барышня, в которой Соколов легко узнал Юлию Хайрулину, передала дворнику рубль, перекинулась с ним парой слов и направилась в сторону Немецкой улицы.
Соколов дернул вожжи, жеребец полетел по обледенелой, кое-где присыпанной желтыми лепешками конского навоза мостовой. Он с размаху остановил жеребца, весело крикнул:
— Тпрру! Барышня-сударыня, не откажите себе в радости — в саночки садитесь!
Юлия взглянула на извозчика, узнала его, широко улыбнулась:
— Удивительная встреча!
Соколов подскочил к красавице, усадил
— Барышня, поди, вы совсем иззяблись?
Она в ответ подарила ему взгляд — самый нежный и полный страсти.
— Да, морозы крепкие стоят, рождественские! — Вздохнула. — У всех праздник, а тут на сердце тоска.
Сыщик посочувствовал:
— Как снег под солнцем тает, так грусть красоту снедает.
— Хорошо народ говорит, — откликнулась Юлия. — Моя нянька любила повторять: «Радость прямит, а тоска крючит!»
— Так вместе разгоним тоску! — предложил Соколов.
Юлия оценивающим взглядом уперлась в Соколова, помедлила, подумала и тихо произнесла:
— Сегодня, на свету, убедилась: ты и впрямь удивительно похож на одного графа…
Соколов засмеялся:
— Эко, сударыня, хватили! Куда нам, дуракам, чай пить. Нищему гордость, что корове седло. А вы, барышня, и впрямь собой прелесть, очен-но хороши, ну розан натуральный.
— Только красота не сделала меня счастливой. — Юлия глубоко задумалась.
Соколов все просчитал: он решил выяснить адрес, куда едет террористка, а затем доставить ее на допрос. Он медленно тронул лошадей, вопросительно оглянулся:
— Куда, барышня, прикажете?
Юлия вынула руку из муфты, отчаянно махнула:
— Эх, один раз живем, кати куда-нибудь, будем с тобой чай пить.
Соколов правильно понял Юлию.
— И то дело! Я знаю теплые места… — Дернул вожжи. — Ну, милый, пошел-полетел!
Минут через десять они подъезжали к ресторану «Прогресс», что располагался в доме № 5 по Чистопрудному бульвару.
Тут были кабинеты.
Кабинеты на Чистых прудах
Заведение «Прогресс» было памятно Соколову. Именно здесь, с риском для собственной жизни, он когда-то задержал опасного убийцу Николая Милютина.
Ресторатор Никитин не очень удивился, когда среди зеркал, хрусталя, серебряных приборов и прочего ресторанного изящества рядом с хрупкой дамой увидал громадного мужика, одетого в истертую медвежью доху и в извозчичьей барашковой шапке на голове. На свете было немало мамзелей, которые почти в открытую развлекались с извозчиками, находя в этом особый шик.
Никитин безошибочно определил:
— Эта фря поведет мужика в кабинет! — Толкнул под зад лакея: — Эй, Василий, проводи гостей. Да растряси хорошенько.
И точно, гости захотели приятного одиночества — в отдельной комнате. Василий провел парочку на второй этаж, принял заказ. Вскоре доложил хозяину:
— Весьма обстоятельства любопытные, Сергей Иванович! Обычно как? Барынька смерда угощает —
бутылку да закуски нехитрой. А тут мамзелька, у которой промеж ног свербит, сидит скромненько, а извозчик барином себя ведет.— И чего он там из себя корежит? — полюбопытствовал Никитин.
— А как же, заказец сделал, словно ресторанным официантом служил, — в меню разбирается. Всякую деликатесность приказал: омары, лангусты, вина лучшие без карты назвал — чудеса, да и только! Одних устрикс дюжину приказал, да нести боюсь — у нас второй свежести, а?
Ресторатор Никитин ободрил:
— Извозчик, он и есть извозчик! Василий, тащи ему устриц две дюжины, а то совсем затухнут, пропадут. Уже две недели томятся, на свободу просятся.
— Как же так, извозчик одну дюжину просит?
— Если чего, скажешь: «Миль пардон, месье! Заказ перепутал, да устрицы уж очень свежие и жирные, отказываться резона нет-с». А чего мужик понимает? Сожрет их, как коза прошлогоднюю траву. Тем более при мадаме изображать из себя будет.
— Слушаю, Сергей Иванович! Мужик этот употребит устриксы и еще благодарить станет!
— И жеребцу его в овес пусть сверху сенца подбросят.
— Так точно-с, Сергей Иванович! Пусть сенца похрумкают. Мужик не полезет в брюхо к животным — анализ ставить. Хи-хи! — и побежал на кухню.
Скандал в «Прогрессе»
Лакей Василий появился в кабинете с подносом, где на льдинках лежала гора устриц. Нахально осклабился:
— Нарочно для вас! Совершенная нежинская вещь…
В это время ресторатор Никитин суетился возле гостей — инженерного штабс-капитана, праздновавшего день рождения в узком кругу товарищей — двух подпоручиков и каких-то штатских, похожих на гимназических учителей из глухой провинции.
Вдруг благопристойная тишина заведения была нарушена самым шумным и неприличным образом.
Это мужик-извозчик, что прошел с мамзелью в кабинетец, сделал неприличный афронт. Он выволок на антресоль лакея Василия, державшего поднос с устрицами, и ударом ноги под зад, словно футбольный мяч, послал несчастного вниз. Тот, испустив вопль ужаса, просчитал подносом и ребрами все ступени.
Поднос и несколько устриц отлетели к штабс-капитану под ноги. А поскольку тот успел принять две рюмки «Смирновской», он особенно гордо вздернул прыщавый подбородок:
— Это что за пьяный дебош!
Никитин пробормотал:
— Извозчик, ваше благородие, куролесит-с!
Штабс-капитан поправил на сухой переносице золотое пенсне и поманил пальцем Соколова:
— Эй, любезный, подойди сюда!
Соколов нахально рассмеялся и на весь зал гаркнул:
— Поцелуй моего жеребца в жопу!
Штабс-капитан славился в кругу своих товарищей горячностью. Выпив водки, штабс-капитан любил вспоминать 1899 год, когда во время маневров в Тифлисе он вызывал своего однополчанина на дуэль. В рассказе, правда, упускалась небольшая деталь: поединок не состоялся якобы по причине сильного дождя.