Триумф и трагедия. Политический портрет И.В.Сталина. Книга 1
Шрифт:
Сталин сделал заказ. Жесткие сроки. Нас троих спрятали на одной из подмосковных дач. Суслов в конце каждой недели звонил и требовательно справлялся: как идут дела? Когда можно прочитать текст? Товарищ Сталин ждет… Помните это!»
Это был один из методов личного заказа пьесы, фильма, книги, учебника. Параметры произведения задавались самим Сталиным. «Тайна» эта проста: Сталин лично влиял на процесс духовного развития общества в нужном направлении. Как писал критик М.Р. Шкерин, не раз встречавшийся с М.А. Шолоховым, 24 мая 1942 года, в день рождения писателя, Сталин неожиданно пригласил его к себе. В долгом разговоре во время ужина вдвоем Сталин сказал наконец, зачем он пригласил Шолохова:
– Идет война. Тяжелая. Тяжелейшая. Кто о ней после Победы ярко напишет? Достойно, как в «Тихом Доне»… Храбрые люди изображены – и Мелехов, и Подтелков, и еще многие красные и белые. А таких, как Суворов и Кутузов, нет. Войны же, товарищ писатель, выигрываются именно такими великими полководцами. В день ваших именин
Постоянная «тайна» сталинского воздействия на общественное сознание заключалась в поддержании непрерывного напряжения в обществе. Обстановка потенциально возможной «гражданской войны», а точнее, перманентной борьбы с «врагами народа», «шпионами», «маловерами», «космополитами», «перерожденцами», «вредителями» создавала атмосферу, где его указания и призывы к бдительности всегда падали на благодатную почву. Сталин почувствовал, что после окончания войны в народе, и особенно среди интеллигенции, появились едва уловимые, но реальные ожидания перемен… Война как-то духовно раскрепостила людей. Последовала команда «вождя» Жданову:
– Нужно нанести удар по безыдейщине… В литературе заметен отход от классовых принципов в творчестве. Проверьте один-два журнала. Лучше всего в Ленинграде…
После принятия печально известного постановления ЦК ВКП(б) «О журналах «Звезда» и «Ленинград» Жданов приехал в город на Неве. «Этот вопрос, – заявил он, – на обсуждение Центрального Комитета поставлен по инициативе товарища Сталина, который лично в курсе работы журналов… и предложил обсудить вопрос о недостатках в руководстве этих журналов, причем сам лично участвовал в этом заседании ЦК и дал руководящие указания, которые легли в основу решения». Уже «личное участие» секретаря ЦК в заседании Центрального Комитета – «историческое событие»… Назвав в постановлении имена писателей, произведения которых «чужды советской литературе», Сталин постарался вернуть послевоенное общество в атмосферу подозрительности, страха, «охоты за ведьмами». Он знал, что там, где существует постоянная опасность со стороны внутренних и внешних врагов, нужен сильный вождь, «твердая рука», решительное руководство. Эту старую «тайну» всех диктаторов Сталин открыл для себя давно. Если в обществе нет врагов и инакомыслящих, нет борьбы, нужен ли диктатор?
Сталин знал еще одну «тайну» управления общественным сознанием: важно внедрять в него мифы, штампы, легенды, которые основываются не столько на рациональном знании, сколько на вере. «Краткий курс» истории партии, выступления «вождя» – в значительной мере пропаганда мифов и идеологических штампов. Еще в начале века социолог Ж. Сорель выдвинул теорию о том, что человеческая масса, не обладающая высоким интеллектуальным уровнем, склонна доверять иррациональным мифам, не требующим объяснения. Мифы, писал Сорель, дают «интуитивное» представление о социализме как мечте, идеале, цели. Мифы совсем не обязательно понимать; в них нужно верить. Людей приучали верить в абсолютные ценности диктатуры пролетариата, «нового человека», в высокие постановления. Ритуальные собрания, манифестации, клятвы, приветственные письма освящали, канонизировали политические мифы, делали их частью мировоззрения. Уверенность, основанная на истине, подменялась верой. Здесь Сталин многого добился. Люди верили в социализм, в него, «вождя», в то, что наше общество – самое совершенное и передовое, в безгрешность власти. «Тайна» могущества одного человека не могла существовать без системы мифов, которые постоянно культивировались и насаждались.
Разумеется, я далек от того, чтобы полностью отрицать позитивный смысл веры в идеалы и социалистические ценности. Но я также далек и от того, чтобы видеть их застывшими, вечными и единственными. Сознание, основанное лишь на мифе, утрачивает нечто очень важное – способность к постоянному социальному творчеству . Именно здесь коренится один из истоков (наряду с причинами экономического и политического порядка) формирования такого социального типа личности, которому наряду с позитивными чертами присущи равнодушие и пассивность, устойчивая вера в указания, возможность и необходимость разрешения всех проблем «сверху», иждивенчество и безынициативность. Такое сознание, формируемое по сталинским рецептам, видело многоцветный, многострунный мир лишь в черно-белых тонах. Для такого сознания категория личной свободы имеет второстепенное значение. Человек с таким сознанием ждет, чтобы его «вели», «направляли», «вдохновляли». Все это стало результатом единовластия, тех сталинских «тайн», при помощи которых «вождь» осуществлял свое правление.
Не думаю, что Сталин когда-нибудь читал диалоги Платона. Во всяком случае, мне не удалось обнаружить следов его знакомства со знаменитым произведением греческого философа «Государство». Но не вызывает сомнения, что в основе многих «тайн» единовластия Сталина лежат те общие правила, которыми пользовались многие диктаторы с древнейших времен.
Диктатор, или, как его определяет Платон, «тиран», вырастает обычно как «ставленник народа».
Для него характерно, что «в первые дни, вообще в первое время он приветливо улыбается всем, кто бы ему ни встретился, а о себе утверждает, что он вовсе не тиран; он дает много обещаний частным лицам и обществу…». Тиран живет среди людей, и тайна его силы заключается в умении делать врагов друзьями и наоборот. «Когда же он примирится кое с кем из своих врагов, а иных уничтожит, так что они перестанут его беспокоить, я думаю, первой его задачей будет постоянно вовлекать граждан в какие-то войны, чтобы народ испытывал нужду в предводителе…» Платон как будто смотрел сквозь века: «А если он заподозрит кого-нибудь в вольных мыслях и в отрицании его правления, то таких людей он уничтожит под предлогом, будто они предались неприятелю. Ради всего этого тирану необходимо постоянно будоражить всех посредством войны». Прежде всего «войны» внутренней. Ну а дальше, задаемся мы вопросом и ищем ответ у Платона о вечных «тайнах» диктаторов: «Некоторые из влиятельных лиц, способствовавших его возвышению, станут открыто, да и в разговорах между собой выражать ему свое недовольство всем происходящим – по крайней мере, те, что посмелее». Читая диалоги, порой забываешь, что они написаны… в 60–40-е годы IV века до нашей эры… Разве не созвучны слова Платона тому, что мы знаем о Сталине и сталинском окружении: «Чтобы сохранить за собою власть, тирану придется их всех уничтожить, так что в конце концов не останется никого ни из друзей, ни из врагов, кто бы на что-то годился».Можно и дальше продолжать цитировать диалоги Платона о «тиранах» и «тираническом человеке». Но и приведенного, видимо, достаточно, чтобы утверждать, что наряду со специфическими особенностями диктаторского правления в разные эпохи есть и нечто общее: «господствующая личность» не может действовать иначе как от «имени народа». Диктаторы проводят жестокую селекцию своих «соратников» и «друзей»; они не терпят инакомыслия, стремятся поддерживать напряжение в народе, заостряя его внимание на многочисленных врагах. Угроза войны и злых сил абсолютно необходима, чтобы высветить мессианскую роль вождя… Сталин, не зная Платона, выведывал эти же «тайны», читая жизнеописания русских царей.
К 300-летию дома Романовых был выпущен роскошный фолиант наподобие тех альбомов о «великих» руководителях, которые издавались в советское время при Сталине и после него. Сталин, в душе презирая всех русских царей, императоров и императриц, вышедших из рода бояр Романовых, нашел время, чтобы перелистать толстенную книгу. Задержавшись на страницах, где описывалась смерть Александра II после покушения, Сталин прочел: «… в 2 часа 35 минут император, возвращаясь из Михайловского дворца на Екатерининском канале, был смертельно ранен брошенной в него бомбой… Наклонясь к правому плечу Государя, Великий князь спросил, слышит ли его Величество, на что Государь тихо ответил: «слышу»; на дальнейший вопрос о том, как Государь себя чувствует, император сказал: «…скорее во дворец… несите меня во дворец… там умереть». То были последние слова, слышанные очевидцами злодейского преступления…» Сталин захлопнул огромную книгу, может быть, подумав: был бы сильным – так не они тебя, а ты их… Он понимал более чем кто-либо из его соратников: любая власть, даже диаметрально противоположного социального и политического содержания, имеет нечто общее. Она должна быть сильной. Особенно власть диктаторская. Это Сталин хорошо усвоил.
Так же хорошо Сталин усвоил идею, лежащую в основе всех его «тайн»: в обществе необходимо непрерывно поддерживать высокий накал борьбы. В этой борьбе он чувствовал себя уверенно. Для него вся дореволюционная жизнь была борьбой за выживание, за подрыв самодержавных устоев. 20-е годы сложились так, что он смог перевести эту борьбу в плоскость идейного шельмования и политического устранения почти всех, кто думал не так, как он, кто мог хотя бы теоретически претендовать на первые роли. Борьбу за выбор методов и путей развития страны Сталин превратил в борьбу за личное самоутверждение. В 30-е годы борьба по его воле заключалась в физическом уничтожении всех реальных, а главное – потенциально возможных противников. Он так преуспел в этой борьбе, что, думаю, спустя и столетия земляне, если они выживут, будут ассоциировать варварство не только с Тамерланом, Чингисханом, Гитлером, но и с именем Сталина. Он не писал книги «Майн кампф» («Моя борьба»), как Гитлер. Но вся его жизнь и деяния – это действительно его борьба с бесчисленным сонмом врагов: не столько реальных, сколько мнимых, предполагаемых.
Самыми реальными из всех его врагов были фашисты, с которыми он пытался, скорее всего из-за тактических соображений, поддерживать отношения, закамуфлированные под «дружбу». Но в конце концов схватка с гитлеризмом, поставившая на грань краха не только его карьеру, но и всю страну, вновь вынесла его на самую вершину власти и славы. Достигнув апогея своего могущества, он не мог не понимать, что обязан не просто стечению обстоятельств, бесспорности идеи, но прежде всего выбранной методологии. Вся она – в вечной борьбе. Неважно, какая она: борьба с фракционерами, за индустриализацию, коллективизацию, с «космополитами» и множеством других «крепостей», которые должны «взять большевики». В конечном счете лично для него, «вождя», такая борьба – это его самоутверждение, увековечение, обожествление.