Триумф королевы, или Замуж за палача

— Её нет так долго, а я все не могу смириться. Иногда кажется, что вот-вот откроется дверь — и она позовет меня, несносного и упрямого мальчишку, к столу. Оттаскает за ухо за то, что без спроса удрал с друзьями купаться на реку, или попросит наполнить бадью с водой.

Выродок — так я назвала его всего несколько дней назад. Палач и преступник. Ублюдок, которому ничего не стоит ударить беззащитную женщину. Я медленно подошла к мужу и крепко сжала его ладонь, молясь всем богам, чтобы он понял мой жест правильно. Макс вздрогнул всем телом, но не отстранился.

— Я прихожу сюда каждый год, возвращаюсь туда, где был счастлив. Где был просто ребенком, сыном, человеком, — он не смотрел на меня и я была за это благодарна: найти слова утешения мне бы не удалось, такие потери не восполнить речами. — Интересно, знала ли она, в какое чудовище я превращусь с годами? Наверное, да. Жена линаара, мать линаара не могла не знать, что произойдет. Может, и хорошо, что боги забрали её раньше срока.

Он наклонился и на мгновение прижался лбом к серой глади камня. Я же стояла, не зная, что делать, да и стоит ли делать вообще? Насколько пустыми и лживыми могут показаться слова скорби о той, чьего имени я даже не удосужилась спросить прежде? Молчание жгло и рвало в клочья, но я не смогла выдавить из себя ни звука.

— Пойдем, я хочу показать тебе еще кое-что.

Вдвоем мы прошли к самому краю некрополя и замерли у плиты, на которой не было имени, только годы жизни и крохотный знак солнца.

— Его величество приказал уничтожить тело, точнее то, что от него осталось, — глухо произнес Макс, не поворачиваясь ко мне. — Но я не смог, Сюзанна. Забрал сюда, организовал погребение и траурную службу, в надежде, что это облегчит груз вины. Не облегчило.

— Это…? — мой голос сорвался, я судорожно втянула воздух, обернувшись к мужу. Колени подогнулись, и я опустилась прямо в снежную мешанину.

— Да. — Макс кивнул. — Не буду вам мешать, подожду вместе со всеми на площади. Если я что-то и могу подарить тебе в первый день весны, то только время.

***

Он действительно терпеливо ждал. Не знаю, сколько мне потребовалось — час? два? — чтобы выплакать все, что наболело. Холод, озябшие ноги и руки, промокшее платье — всё это потеряло всякую ценность. Наверное, у меня были опухшие красные глаза и нос превратился в сливу, но мне было плевать. Не перед кем играть. Вместе со слезами ушла режущая боль одиночества, на её месте образовалась гулкая пустота. Я догадывалась, что со временем смогу её заполнить, хоть и не знала еще чем, но даже так стало легче. Не проще, яснее и радостнее, но всё-таки легче.

Максимилиан обнаружился с парящей кружкой в руках, сидящий немного в стороне от общей толпы. Площадь уже заполнилась народом, играла музыка, ребятня с завязанными глазами по очереди пыталась сорвать развешанные на веревке призы — игрушки из дерева, тряпичных кукол, сладости. На столах лежало нехитрое, но обильное угощение: сыр, сушеные яблоки, свежий хлеб, румянобокие пирожки и скрученные кольцами колбасы. Среди прочего я с удивлением увидела украшенный завитушками рыбный пирог, коронное блюдо фрои Лилли. На губах невольно появилась улыбка: так вот, что пряталось в вашей корзине, мэтр Штрогге, мастер заплечных дел.

Стараясь не привлекать лишнего внимания, я подошла к мужу и присела рядом, стянула промокшие насквозь шерстяные перчатки и подула на покрасневшие пальцы.

— Спасибо, что привез сюда.

— Не за что.

Он молча склонил голову, покосился на мои руки и со вздохом протянул кружку:

— Хочешь согреться?

Кивнув, отхлебнула — и тут же пожалела об этом. Нёбо обожгло горечью и хмелем, в нос ударила ядреная смесь специй и перебродившего солода.

— Да, к этому надо привыкнуть, — с легким смешком заметил муж, наблюдая, как я пытаюсь откашляться и вытереть выступившие слезы. — Гжанец — редкий гость в домах аристократии, но в народе любим, как ничто другое.

— Это… Боги, ну и вкус! Отвратительно, — выдавила сипло, жадно хватая ртом воздух. Видели бы меня сейчас наставники — пришли бы в ужас.

— Вкус, как вкус, — Макс спокойно сделал еще один глоток. — Греет хорошо, веселит в меру, с ног не валит даже подростков. Хотя, — он с сомнением принюхался к пару, — с перцем и гвоздикой явно перестарались.

— Хочешь сказать, что эту дрянь разрешают пить детям? Это же дикость.

— Ну, не то, чтобы постоянно. Скорее, используют для согревания при простудах.

— Лучше бы врача пригласили, — буркнула я.

— Не в каждом селе вообще есть врач, даже травник не всегда найдется, звать кого-то из города — долго и дорого. Приходится пользоваться тем, что под рукой. И согласись, согревает гжанец великолепно.

Мда, что уж тут спорить: щеки действительно разгорелись огнем, застывшие пальцы уже начало покалывать от восстановившегося тока крови. Ну, хоть какое-то утешение, не слягу от лихорадки.

— Воды на праздниках никто не наливает, хорошего вина в маленьких деревнях отродясь не было, так что, фрои Сюзанна, выбор у вас невелик.

Он снова протянул мне кружку, но я помотала головой. Нет уж, одного раза хватит. Макс не стал настаивать, допил остаток и отнес пустую посудину к ближайшему столику.

— Готова ехать обратно?

— А… — я растерянно обвела взглядом празднество. Ничего особенного, ничего запоминающегося, не зря наставники советовали пропускать восторги слуг мимо ушей. С другой стороны, для Штрогге эта бессмысленная возня могла значить больше, чем для дочери герцога. — Ты разве не хочешь остаться? Это же твои родные места.

— Были, — поправил он. — Пока меня не увезли для обучения в замок. В тот же год умерла мать, наш дом и всё хозяйство отошли короне, меня даже не потрудились известить вовремя.

— И сколько тебе было?

— Десять.

Гнусность какая! Макс наверняка помнил по именам многих из собравшихся. К примеру, вот тех двух крепких коренастых мужчин, что под бодрые хлопки и улюлюкания меряются силой, уперевшись локтями в стол. Или почтенного жреца в нарядном балахоне, скорее всего главного местного храмовника. Или женщин, что режут хлеб и разливают пиво, тьфу ты, гжанец. Эти люди могли быть теми самыми друзьями и подругами, с которыми юный линаар сбегал на речку или обрабатывал скудные деревенские поля. Они по-прежнему живут расписанной до самой старости жизнью, радуются приходу весны и хорошему урожаю, заводят семьи, рожают детей, празднуют появление внуков. Тогда как мы со Штрогге не смогли даже по-человечески проститься с родителями.

— Меня здесь ничего не держит. Но если хочешь, можем остаться и посмотреть на танцы.

Я решительно поднялась на ноги:

— Нет нужды. Едем.

Джейме ждал нас у околицы, не решившись оставить без присмотра лошадь и повозку. Когда мы снова оказались в уютном сумраке, Макс наконец откинул капюшон. Серые глаза уставились на меня с задумчивым интересом.

— Что? — я смущенно покосилась на испачканное платье.

— Да так. Пытаюсь понять тебя — и не выходит. Иногда кажется, что ты готова рвать врагов зубами и когтями, иногда — что в тебе больше человечности, чем во всей королевской семье вместе взятой. Ты смотришь свысока на людей в деревне, брезгливо поджимаешь губы от вида их нищеты, называешь дикостью их поступки, но отчего-то пытаешься доказать самой себе, что ты не хуже их.