Триумф нежности
Шрифт:
Мать Кэти, прославленная среди друзей своей способностью оставаться хладнокровной даже в самых необычных ситуациях, как жонглер, держала по бутылке ликера в каждой руке.
— Мы этого не потерпим, — объявила она. — Мистер Гальварра, мы просим вас удалиться. — Бутылка величественно указала на дверь. — А ты, Кэтрин, иди в свою комнату. — Другая бутылка дернулась в противоположную сторону.
Кэти смотрела на родителей, как загипнотизированный кролик смотрит на удава. Наконец она пришла в себя настолько, чтобы сказать:
— Папа, садись. Мама, ты тоже.
Они,
— Мам, поставь, а то поранишься.
Освободив мать от опасного оружия, Кэти выпрямилась, пытаясь придумать, как начать, провела ладонями по своим персиковым бедрам, ничего не придумала и бросила беспомощный взгляд на Рамона. Рамон обнял ее за тонкую талию, игнорируя свирепый взгляд отца, и спокойно сказал ему:
— Кэти согласилась поехать со мной в Пуэрто-Рико, где мы поженимся. Мы уезжаем в воскресенье. Я понимаю, насколько сложно для вас это принять, но для Кэти необычайно важно знать, что вы ее поддерживаете.
— Поддерживаем?! Да вы с ума сошли! — закричал мистер Конелли.
— В таком случае, — спокойно продолжал Рамон, — вы заставляете ее выбирать между нами, и это плохо для нас всех. Она так или иначе поедет со мной, но будет ненавидеть меня как причину разрыва с вами. Но она также будет ненавидеть и вас за то, что вы пытались разрушить ее счастье. Главное, ей будет больно. Для меня же очень важно, чтобы Кэти была счастлива.
— И для нас тоже, — проскрипел отец Кэти. — И что за жизнь вы можете ей предложить на какой-то ферме в Пуэрто-Рико?
Кэти заметила, как побледнел Рамон, и за это она была готова задушить отца. Он не смеет унижать ее жениха! Но когда Рамон заговорил, его голос был спокойным:
— У нее будет маленький дом, в котором не протекает крыша и можно жить. У нее всегда будут еда и одежда. И я подарю ей детей. Кроме этого, я не могу обещать Кэти ничего — за исключением того, что каждый день она будет просыпаться, зная, что любима.
Глаза матери наполнились слезами, враждебность исчезла с ее лица, когда она взглянула на Рамона.
— О мой Бог! — прошептала она.
Однако отец Кэти уже разогрелся для сражения.
— Получается, Кэти будет работать как батрачка, не так ли?
— Нет, она станет моей женой!
— Фермершей, — с презрением бросил отец. — Легкая жизнь, ничего не скажешь.
Рамон сжал зубы и побледнел еще сильнее.
— Да, конечно, у нее будут какие-то обязанности.
— А вы отдаете себе отчет, что Кэти за всю свою жизнь была на ферме только один раз, мистер Гальварра? Я могу красочно описать это событие.
Его безжалостный взгляд устремился на испуганную дочь.
— Ты не хочешь ему рассказать об этом, Кэтрин, или я попробую?
— Папа! Мне было всего лишь двенадцать лет.
— Там было еще трое твоих друзей, Кэтрин. Но они не кричали, что фермер — убийца, и не отказывались потом в течение двух лет есть цыплят. Они не находили лошадей «зловонными», а коров «чудовищами»— это мирных-то коров! — они не считали богатую ферму, приносящую миллионные доходы,
огромной помойкой с мерзкими животными.— Конечно, — огрызнулась Кэти, — им посчастливилось не упасть в кучу навоза, их не щипали гуси, их даже не мчала шалая лошадь!
Поспешно повернувшись к Рамону, она хотела оправдать себя в его глазах. Но кажется, что его эта трагическая история просто рассмешила.
— Вы смеетесь, Гальварра, — в ярости бросил мистер Конелли, — но вы перестанете смеяться, когда узнаете, что для Кэти жить по средствам означает тратить все, что у нее есть, и получать все, что ей хочется, за мой счет. Она не умеет ничего готовить, только положить содержимое банки на тарелку; она не знает, как нитка вдевается в иголку, она…
— Райен, ты преувеличиваешь! — неожиданно обиделась миссис Конелли. — Кэти после окончания университета живет на собственные деньги, а шить и готовить она давно уже научилась.
Казалось, что Райен Конелли взорвется:
— Я до сих пор так и не понял, что это было за блюдо — то ли рыба, то ли сова, и ты, между прочим, не поняла тоже!
Кэти невольно засмеялась.
— Это были грибы, — объяснила она, повернувшись к Рамону. — Я их приготовила, когда мне было четырнадцать. Какая незаслуженно долгая память суждена той сковородке грибов! — От смеха у нее выступили слезы, она вытерла их и подняла на Рамона свои лучистые глаза. — Ты знаешь, мне вообще-то казалось, что родители сочтут тебя недостойным такой жены. Кажется, получается наоборот?
— Все, что мы думаем, — Райен Конелли ухватился за эту мысль, — это…
— Это то, что Кэти не подготовлена к такой жизни, которую ей придется вести с вами, мистер Гальварра. — Миссис Конелли прервала вспышку гнева своего мужа:
— Кэти очень трудолюбива, но и в университете, и на службе она занималась умственным трудом, а не стирала и мыла полы. Она окончила университет с высокими наградами, и я знаю, с каким удовольствием она работает. Но Кэти никогда не знала изнурительного физического труда.
— И не узнает, если станет моей женой, — ответил Рамон.
Эти слова окончательно вывели из себя Райена Конелли, благоразумие покинуло его. Он вскочил, сделал два быстрых шага куда-то в сторону, затем повернулся к Рамону, глядя на него с той ненавистью, с какой кошка шипит на собаку:
— Я недооценил тебя, Гальварра, когда ты был у нас дома. Я решил, что у тебя есть и гордость и честь, но я ошибся. — Кэти почувствовала, как окаменел Рамон, а ее отец продолжал свою истерическую тираду:
— Да, я понимаю, вы бедны, и я дам вам в кредит немного, так, для приличия. Вы тут стояли и говорили нам, что вам нечего предложить ей, и все же вам хочется забрать нашу дочь от нас, от всего, что ей дорого, — от семьи, от друзей. Я спрашиваю вас: разве это поступок порядочного, честного человека? Если отважитесь, то отвечайте мне. Кэти, желая заступиться, взглянула на Рамона, но его мрачный, отрешенный вид заставил ее промолчать. Громким голосом он сказал, высокомерно растягивая слова:
— Я заберу Кэти из любого рая — ей нет рая без меня! Такой ответ устраивает вас?