Триумф Сета

На тридцать дней двор погрузился в траур.

«Нас было шестеро, а теперь осталось двое», — подумала Анкесенамон. Впрочем, на какое-то время она забыла о царстве и об остальном мире. Для нее существовали только ее сын, Итшан и Сати. И печаль.

Она гнала от себя видения, как бальзамировщики потрошат прелестное тело сестры, которое оказалось слишком хрупким для жизненных реалий.

Вечером, сидя вместе с Нефернеруатон на террасе, она плакала. К ее удивлению, лев стал лизать ей руку.

— Ты тоже моя семья? — сказала она ему ласково.

Расстроенные придворные дамы забеспокоились: уж не потеряла ли царица разум?

Нет, она не сошла с ума. Она возглавила похоронную процессию и держалась с надлежащей торжественностью. Нахтмин стоял в гробнице по другую сторону саркофага. Она возложила на золотую маску своей сестры венок, сплетенный из кувшинок, а он — венок из роз, они потом еще долго смотрели друг на друга.

У Нахтмина были влажные от слез глаза. Постепенно узнавая свою супругу ближе, он полюбил ее.

— Это Сет ее убил, — сказала ему Анкесенамон. — Будь сильным, защити тех, кто остался.

Тот Сет, который не любил слабых.

Она думала о словах Тхуту: «Исис, вечная невеста печали».

Спустя полторы декады после смерти Нефернеферуры гонец доставил во дворец свиток папируса для царицы. Стражники хотели его задержать, но гонец ускользнул от них.

Послание было передано по назначению.

Моя любимая сестра, нас снова постигло несчастье, и как я могу тебя утешить, если сама скорблю? Я могу только тебе сказать, что плачу вместе с тобой и Нефернеруатон, которая, как я знаю, сочеталась браком с Шабакой, без сомнения, по настоятельному желанию нашего предка. Не проходит и дня, чтобы я не думала о тебе и обо всех вас, и мое сердце горит желанием воссоединиться с вами, с тобой и Нефернеруатон, и сжать вас в своих объятиях. Но я знаю, что если я это сделаю, то снова попаду в ад, из которого Неферхеру мудро меня вырвал. У меня два сына, которые великолепно себя чувствуют, и наше возвращение в это царство ядов подвергло бы наши жизни еще большей опасности, чем в былые времена. Дело Неферхеру процветает, и мы живем в достатке.

Пусть Амон и все боги, которыми он управляет, принесет тебе душевный покой и здоровье.

Твоя любящая сестра.

Анкесенамон долго пребывала в задумчивости. Стало быть, Меритатон не сожалела о том, что покинула Две Земли, даже тоскуя о родных. Она выбрала судьбу женщины, а не царицы.

Для нее оказалось невозможным быть одновременно и женщиной и царицей. Царская власть лишала женщину плоти — она больше не принадлежала себе, становясь жертвой махинаций мрачных властителей, которыми боги управляли по своей прихоти.

Исис, вечная невеста печали! Слова Тхуту то и дело приходили Анкесенамон на ум. Он понял цену власти и удалился.

Посетила ее и другая мысль: сестры были вместе, даже находясь в разлуке. Возможно, они воссоединятся в загробной жизни.

Ее не удивило бы получение подобных посланий от тех, кто ушел навсегда: от Мекетатон, Нефернеферуры и Сетепенры.

Но как удавалось Меритатон быть настолько хорошо информированной о событиях во дворце в Фивах?

20 НЕЗАКОНЧЕННОЕ СООБЩЕНИЕ

Нефернеруатон родила в середине сезона Жатвы.

Она постоянно опасалась худшего после смерти своей сестры при родах. Потребовались невероятные усилия Сати, Мутнехмет, Анкесенамон и Шабаки, чтобы убедить ее в том, что не все женщины умирают во время родов, иначе ни у кого не было бы матерей.

Анкесенамон была рядом с момента начала у сестры схваток. Шабака ее поразил: каким образом эта обезьяна, этот лукавец, смог превратиться в трепетного и заботливого мужа? Она видела, каким внимательным он был по отношению к своей супруге и какое смятение его каждый раз охватывало, когда Нефернеруатон кричала.

— Так всегда бывает, разве ты не знаешь? — говорила она, кладя свою руку на руку нубийца. — Первые роды наиболее мучительные.

Но она сама опасалась худшего, стараясь сохранять бесстрастное выражение лица.

Итак, роды прошли очень хорошо.

Родился мальчик.

Акушерка перерезала пуповину и завязала ее, обмыла кричащего ребеночка и запеленала.

Шабака не мог сдержать дрожи. «Неужели он действительно любит Нефернеруатон?» — размышляла взволнованная Анкесенамон.

Служанки обмывали роженицу.

Анкесенамон и Шабака столкнулись головами, наклоняясь над новорожденным. Они рассмеялись. За столько часов это был первый смех. Шабака взял ребенка на руки, посмотрел на царицу, преисполненный почти небесной радости, затем подошел к постели своей супруги, сел на корточки и прошептал:

— Нефер. Мальчик. Посмотри!

Роженица повернула голову и недоверчиво взглянула на сморщенное и красное существо, которое вышло из нее. Она улыбнулась и взяла на руки орущего ребенка. К ее удивлению, крики стали раздаваться реже, затем постепенно стихли. Ребенок заснул.

«Итак, три ребенка», — подумала Анкесенамон.

В комнате находились три молодые кормилицы. Сати, притихшая и молчаливая, отошла от стены, на которую до сих пор опиралась, и подошла к одной из кормилиц.

— Ты, — произнесла она, указав пальцем.

Сеферхор держал в руках кувшин с кипяченым молоком, разбавленным кипяченой водой, с добавлением эликсира, тайну которого он бережно хранил. Он тоже сел на корточки около роженицы, наполнил чашу питьем и протянул ее царевне.

Внезапно в комнате воцарилась тишина. Сати увела двух кормилиц, повитух и служанок. Нефернеруатон и ее сын заснули. Анкесенамон осторожно забрала ребенка из рук матери и передала его кормилице, затем сказала Шабаке:

— Пусть она поспит немного.

Она вернулась к себе, чтобы заняться Хоренетом.

Дочери Нефернеферуры дали имя Неферибамон. Как объяснил Нахтмин, это имя выбрала ребенку покойная царевна-мать.

Сына Нефернеруатон назвали Аменхотепом, так как этого потребовал Ай. Такой выбор привел в задумчивость царицу: имя принадлежало основателю династии. Это вызвало волнение во дворце, оно передалось через придворных дам за пределы дворца. Все задавались вопросом: может ли сын нубийца дописать долгую историю, которая, как казалось, оборвалась, когда Аменхотеп Четвертый поменял свое имя, назвавшись Эхнатоном?

Анкесенамон решила не отвечать на эти вопросы: некоторые из придворных были, определенно, в большей степени монархистами, чем сам царь.

В конце второй половины каждого дня, когда слабел суховей, дующий из пустыни, и поднимался легкий бриз, обе матери, Мутнехмет и три кормилицы собирались на террасе. Двое младших детей оставались на руках у кормилиц, но Хоренет пытался проползти хоть несколько шагов под бдительным взглядом своей матери. Тогда Меней уводил льва на прогулку в сад, а затем его забирал смотритель Зверинца на кормежку и отдых в клетке вместе с его самкой. Правда, один или два раза хищник лизнул молодого царевича, но никогда не стоило пренебрегать мерами предосторожности.