Тризна по князю Рюрику. Кровь за кровь! (сборник)
Шрифт:
Розмич понизил голос и приглушённо ответил:
— Сказал, чтобы за сыном Херраудом пуще прежнего следили б. И прежде чем кормить, сами бы пробовали на вкус.
— Да вроде бы и так… — начала было женщина, испуганно глянув на посланца.
Но Розмич приложил к устам палец и произнёс:
— Князь вскорости уж вернётся, как справит тризные дни… И обо всём поведает.
— Тогда в добрый путь! Боле не держу… — молвила Силкисив, задохнулась, но, приложив ладонь к груди, всё же справилась с горестным криком, готовым было вырваться наружу. — Да хранят тебя боги, Розмич! — проговорила княгиня и знаком отпустила дружинника.
Едва тот вышел за порог, подскочила девка-прислужница. Поклонившись в пояс, прощебетала:
— Тебя, доблестный
— Кто? — нахмурился Розмич.
— Дело Белозера касается, — невпопад ответила девка и заторопилась прочь. Через пяток шагов остановилась оглянуться.
«Вот уж… княжий терем! — с досадой подумал дружинник. — По тесной деревенской избе вести разлетаются куда медленней!»
Розмич не сомневался — за ним прислал кто-то из знати, вхожей в княжий терем. Он за Олеговым поручением мог отказаться от навязанной встречи, но больно любопытно стало — кто же столь проворен и хитёр, что сумел услышать тайный разговор. Да и храбр к тому же: трус не станет звать на встречу вот так, сразу.
К великому удивлению воина, девка привела в горенку. Не убогую, но слишком простую, чтобы с ходу опознать в ней прибежище первой жены князя Олега.
Она стояла посреди. Высокая, в меру пышнотелая, одетая по обычаю своей страны — в длинное цветастое платье с узкими длинными рукавами, поверх которого была рубаха плотной ткани с откинутым капюшоном. Плечи окутывало покрывало, расшитое серебряными и золотыми крестами.
Волосы заплетены в косу, собранную на затылке, гордо вскинутую голову вместо княжеского обруча венчает диадема, каких в славянских землях не найти. На белом лице россыпь конопушек, да в тусклых зелёных глазах — тоска, которая никак не вяжется с семью радужными цветами дорогих одеяний.
Прежде Розмич видел Риону всего пару-тройку раз и то мельком. Рыжеволосая женщина жила чуть ли не затворницей, с осуждением смотрела на варягов да словен и их обычаи. Народ сперва удивлялся, после — злился, не понимая, почему дочь заморского властителя таится от людских глаз, подобно ночной нежити. Остыл, прознав о горькой её судьбине…
Сам Розмич считал судьбу Рионы непримечательной: ну влюбилась дочь скоттов [35] в зеленоглазого Олега-Одда, ну приехала вслед за ним в дикие земли словен, и что? Знала ведь — не быть ей единственной. Не бывает так, чтобы у князя только одна жена! И нет ничего особенного в том, что Олег взошёл на ложе с другой. И если кто и виноват, что любит Рюриковну крепче зеленоокой — первой, так это она же сама, Риона. Девочку родила — не сына, а у Силкисив сразу Херрауд народился. Впрочем, горевать тут вообще не о чем — дела житейские.
35
Скотты — как и другие народы континентальной Европы, западные славяне применяли этот этноним к ирландцам (самоназвание — «гэлы»). Соответственно, сам остров Ирландия — Скотия. По мнению специалистов, закрепление этого этнонима за одним-единственным народом гаэльской (гэлской) ветви — за шотландцами — процесс очень поздний. А на рубеже тысячелетий он связывался именно с населением Ирландии. Этот этноним, скорее всего, был известен и в Киевской Руси. Параллельно со «скоттами» на Балтии в частности и в Европе вообще могли использоваться и другие, менее распространённые этнонимы.
Дружинник совершил положенный поклон и замер в ожидании.
Княгиня не спешила говорить, мерила Розмича внимательным взглядом, будто решая, достоин ли тот услышать волшебный голос. Наконец Риона произнесла:
— Ройзмич. Ты отправляться в Белозеро?
Воин кивнул и невольно поморщился: княгиня не сильно коверкала слова, но было ясно — по-словенски говорит редко.
— Я просить… услуга, — продолжила Риона. — Ултен, кульдей из моя свита, мечтать посетить озёрный край. — И пояснила, предупреждая вопрос Розмича: — Писать деяния вендов. Ты взять его
с собой?— Кто таков кульдей?
Розмич про то, что славяне ещё и «венды», разумел. Знал и то, что мудрый князь привечает могущих создавать черты и резы. И всё равно хотел ответить, мол: не велено, да и поход предстоит не увеселительный. Но княгиня и в этот раз опередила:
— Божий человек [36] , кульдей странствуй по миру. Он неприхотливо и толково, — путалась Риона. — Не быть в тягость. Орвар-Одд не серчать.
Ну что тут возразишь?! Да и осмелится ли простой дружинник перечить жене князя?
36
Название «кульдей» произошло от староирландского выражения Cе`li Dе` — «дружина Божия» или «преданные, подданные Божии». Изначально последователи Энгуса МакЭнгобана, ирландского игумена из рода королей Ольстера, затем — все ирландские монахи, как правило аскеты и отшельники, подобно отцу-основателю этого движения.
— Как прикажешь, — поклонился Розмич. — Где найти этого Ултена?
…Покидая покои Рионы, дружинник хмурился.
Его беспокоил не священник, навязанный в попутчики, а странная осведомлённость первой жены Олега. Впрочем, выяснять подробности Розмич не собирался: это бабьи войны, в кои мужику соваться нельзя. Иначе, не ровён час, сам обабишься.
Ловчан поджидал Розмича у гридни. Рядом с ним стоял грузный мужик, вовсе не старый, но с окладистой рыжеватой бородой и выпученными рыбьими глазами. И хотя прежде Розмич купца Жедана не видел — сразу признал. Судя по одёже, дела у того идут неплохо. Видный человек.
— Здрав будь, — кивнул Розмич.
Взгляд у купца нагловатый, цепкий. Голос — басистый, раскатистый.
— И тебе не болеть, — слегка поклонился Жедан. — Говорят, дело у тебя ко мне?
— Верно. Я с малым отрядом в Белозеро иду, а ты, если молве верить, лучший путь знаешь.
— Знаю, — отозвался Жедан с ухмылкой. — Да только провожатым не нанимаюсь.
Розмич криво усмехнулся. Вот же лисье племя! Понял, не в провожатые зовут, а всё равно вертится, языкастость свою показывает. Что ж, плох тот купец, который без торга по рукам бьёт. Но и дружинники не лыком шиты!
— Князь Олег велел мне с тобой, на твоей лодье, идти, — сказал дружинник, снимая с пояса полный дирхемов кошель и взвешивая его в ладони. — Заодно тебя да товар охранять.
Взгляд купца не переменился, остался по-прежнему наглым. Простому человеку могло бы показаться, что и вовсе на кошель не глянул.
— Так ведь лодья у меня, та, что для тех рек годится, одна теперь на ходу. Невелика, да и старовата. Вот, и её латать недавно пришлось. А товара много накопилось. Коли тебя и твоих молодцов с собой брать, часть сгружать нужно, а это убытки. Кошель-то для такого дела худоват…
«Вот ведь жук!» — воскликнул Розмич мысленно. А вслух сказал:
— Ты мне зубы не заговаривай. Я по поручению самого князя еду! Ты бы всё одно каких варягов бы нанял, а тут мало что охрана выискалась, так и дирхемы сами в руки идут.
— Так и все под князем ходим, пока вот под Олегом… — развёл руками Жедан. — Слыхал, горе-то у нас какое — нет больше Рюрика. Да смилостивятся над ним боги! — забормотал он, касаясь оберегов на груди. — Вдруг по старому князю всенародную скорбь объявят?
— Слыхал. Тебе за то, чтоб в море скорее вышел, и серебро даётся. И за молчание. Это ты точно заметил, все теперь под Олегом, а он шутить не любит, — пригрозил Розмич.
— Ну ты сам посуди, мил-человек, коли доберёмся опять же в Белозеро, мне откель в обратную дорогу других варягов-то найти? То-то и оно!
Розмич хоть и улыбнулся быстрой смене купеческого настроения, а дельного ответа придумать не мог: всё ж не прирождённый посол, а воин. Не приучен языком чесать. Пришлось согласиться с поражением.