Троцкий и заговор в Красной Ставке

ШТАБ

В Полевом штабе работает 300–400 человек. Из них коммунистов 21–22.

Товарищи Аралов, Данишевский и Прейсман — занимающие наиболее ответственные посты — по-видимому, относятся к работе военных специалистов приблизительно так же, как т. Троцкий. Другие товарищи, входящие во фракцию коммунистов Полевого штаба (насколько я вынес из разговоров с ними), относятся к штабным специалистам с большим опасением и называют серпуховский Полевой штаб «белогвардейским гнездом».

Я лично имел с генштабистами мало дела и потому не взял бы на себя смелость высказать определенное суждение. Но атмосфера в штабе довольно удручающая. Прежде всего заедает канцелярщина. Самое пустяковое требование одного отдела к другому пишется на бумаге, заносится в исходящий журнал и в рассыльную книгу, затем при рассыльной книге посылается по адресу (в соседнюю комнату или через несколько комнат) и сдается под расписку. Каждые 2 недели составляются полные списки сотрудников с указанием должностей и пр. для получения обедов, а если нужно распределить папиросы или еще какие-нибудь продукты (такие раздачи бывают, по-видимому, раз 5–6 в месяц), то каждый раз составляются новые списки. Это, конечно, мелочь, но характерная. Неужели нельзя составить один постоянный список и все выдавать по этому списку, внося в него периодически по устному заявлению заведывающих отделами («вычеркните из списка Иванова, он не служит с такого-то числа», «внесите в список Петрова, он поступил на службу с такого-то числа») соответствующие изменения.

В Полевом штабе получаются только 2 газеты — «Известия ВЦИК» и «Известия Наркомвоен». Я обратился к начальнику канцелярии военному специалисту Харитонову с просьбой выписать для организующегося Военного бюро печати «Правду», «Бедноту» и «Коммунар». На следующий день я получил письменный ответ, что Полевой штаб может выписывать только правительственные издания, а частные газеты желающие могут покупать на собственный счет. Я пошел к Харитонову и попытался ему объяснить, что «Правда» не издается каким-либо частным предпринимателем, а является центральным органом руководящей политической партии, на что получил следующий ответ: «А для меня „Правда“ совершенно частное издание и тратить народные деньги на покупку каких-либо частных изданий Полевой штаб не имеет права».

Мое впечатление, что генштабисты — по крайней мере, большинство из них — усиленно стараются подчеркнуть, что они служат правительству и отнюдь не желают знать ни о каких большевиках и даже ни о каких классах. Для генштабистов советское правительство не рабоче-крестьянское, а просто правительство, то есть власть предержащая, которой, как известно, всякая душа да повинуется.

Эта черта характерна не только для Полевого штаба, а, насколько я заметил, вообще для массы сотрудников советских учреждений. Скажите какому-нибудь «советскому» интеллигенту, что он работает с большевиками — многие обидятся: «ничего подобного, мы на правительственной службе и с большевиками ничего общего не имеем». В этом не только «словесность» заключается, а самое существо дела, ибо правительство и правительственный аппарат являются при таком понимании себе довлеющими [313] . Не служебными органами пролетариата, проводящими пролетарскую политику, а какими-то внеклассовыми или надклассовыми учреждениями. И действительно — тот советский бюрократизм, о котором так много говорится, вполне гармонирует с подобной психологией.

313

Так в тексте. Очевидно, имеется в виду: «самодовлеющими».

Но Полевой штаб, как и Красная армия вообще, является боевым органом, а потому стремление придать ему внеклассовый характер особенно недопустимо.

Как известно, при каждом отделе имеется комиссар, и каждый приказ, каждая телеграмма, каждая деловая бумага должна быть укреплена подписью этого комиссара. Но, принимая во внимание количество дел и весьма ограниченное число коммунистов в Полевом штабе, невольно является опасение, что комиссары чересчур переобременены технической работой подписывания и едва ли у них остается время, чтобы следить за внутренней жизнью штаба. Я не военный и ничего в этом деле не понимаю. Поэтому, может быть, мои соображения наивны и нелепы. Но мне представляется так: предположим, что в оперативном отделе работает 20–40 человек; теперь все они военные специалисты; но почему бы не посадить в этот отдел нескольких коммунистов (помимо комиссара), которые, работая под руководством военного специалиста, с одной стороны, учились бы делу и впоследствии сами стали специалистами, а с другой стороны, более входили бы во внутреннюю жизнь отдела, были бы в курсе подготовки и разработки тех проектов, заданий и т. д., которые потом уже в готовом виде поступают к комиссару.

Есть, как известно, декрет о родственниках. Я не сторонник этого декрета, когда он чисто формально применяется к коммунистам. Партийных работников у нас и без того мало, и если у настоящего партийного работника есть дельный родственник — тоже коммунист — то почему бы им не работать вместе. Но этот декрет очень хорош в отношении к советским бюрократам, которые часто и сами пошли на службу только для того, чтобы «пристроиться», и стараются «пристроить» своих родственников. В Полевом штабе, как мне показалось, декрет о родственниках зачастую обходится. Но если мы миримся по нужде с военным специалистом, то нам совсем уже невыгодно создавать вокруг него дружественную и преданную ему атмосферу. Между тем, такая атмосфера создается, когда вслед за военным специалистом тянутся его жена, сестры, братья, дочери, сыновья и пр.

Теперь о привилегиях генштабистов. Все сотрудники Полевого штаба получают красноармейский паек; мало того — таким же пайком пользуются их семьи. Единственное ограничение — каждый сотрудник не может получать на себя и семью более 4-х пайков. На каждый паек выдается в месяц: 30 фунтов хлеба или 22 фунта муки, 15 банок мясных консервов, 7 фунтов разной крупы, около 4-х фунтов сахару, около 2-х с половиной фунтов жиров (сливочного масла и сала), 2,5 соли, около 1/2 фунта сухих овощей и 1/8/ фунта чаю. Таким образом, семья, пользующаяся 4-мя пайками, получит в месяц 3 пуда хлеба, фунтов 15 сахара, 10 фунтов масла и сала, 28 фунтов круп и т. д. Сверх того, бывают отдельные выдачи, например, керосина из расчета чуть ли не по 10–12 фунтов и т. п.

Серпухов — городишко маленький, о том, как живут сотрудники Полевого штаба, знают все. А неравномерность пайков сотрудников Полевого штаба с пайками серпуховских рабочих действительно велика.

Генштабисты занимают лучшие квартиры. Я в этих квартирах не был и не знаю, справедливы ли разговоры рабочих, что некоторые «высшие чины» занимают чуть ли не по 2 комнаты на человека, а то и больше, а рабочие, дескать, теснятся по 4 человека в одной комнате. Может быть, все это сплетни, но несомненно, что повод к этому дают сами специалисты, имеющие тенденцию рассматривать себя наподобие привилегированного офицерского сословия. Даже так называемый «штабной вагон», курсирующий между Москвой и Серпуховым (действительно необходимый, т. к. сообщение штаба с Москвой было бы весьма затруднено) вызывает раздражение в массах, ибо в обычных вагонах едут чуть ли не на головах друг у друга, стоят на площадках, висят на лестницах, а в это время в штабном вагоне сравнительно просторно.

РАБОЧИЕ

В Серпухове и окрестностях несколько фабрик, на которых работают, как мне говорили, не менее 40 000 рабочих. Настроение рабочих враждебное к Советской власти.

Недели 2 тому назад партийные работники попытались устроить ряд митингов, на которых выступали коммунисты из штаба. На некоторых митингах их определенно освистали.

Насколько я выяснил из разговоров с рабочими, источников враждебного отношения к Советской власти 2: продовольственные затруднения и Полевой штаб.

Говорят, что при переезде Полевого штаба в Серпухов довольно неумело и грубо производились всякие уплотнения и реквизиции, раздражавшие население. Отнимались кровати и перины у рабочих для штабистов. Хотя такие случаи были единичны, но (как вообще бывает в провинции) сейчас же стали известны всему городу и вывали негодование. Теперь это ликвидировано, реквизиции запрещены, но осадок остался. Как я уже говорил, сейчас рабочих возмущают привилегии генштабистов. От рабочих я слышал такие заявления: «Мы понимаем, когда дают усиленный паек красноармейцам, умирающим на фронте. Но сотрудники Полевого штаба живут в глубоком тылу, на фронте не сражаются, а являются простыми чиновниками. За что им выдают усиленный паек и особенно — за что получают такой паек жены и дети специалистов?» Некоторые рабочие прибавляют по адресу генштабистов, что все то белогвардейские офицеры, которые впоследствии будут расстреливать рабочих, а теперь их откармливают.

Вообще отношение к генштабистам у рабочих недоверчивое и враждебное. Даже партийные работники проникнуты этим чувством.

Настроение крестьянства окрестных деревень также враждебное к Советской власти. Особенно возмущает крестьян чрезвычайный налог. Я не знаю, как этот налог проводится и распределяется и не сомневаюсь, что, главным образом, этим налогом возмущены кулаки, но допускаю возможность, что были случаи не совсем правильного взимания налога. По крайней мере, двое крестьян, с которыми мне пришлось встретиться на станции, говорили мне, будто бы в их деревне налог требуют со всех — и с богатых, и с бедняков.

ПАРТИЙНАЯ РАБОТА

Ни среди рабочих, ни среди красноармейцев, которых довольно много в Серпухове, до последнего времени никакой партийной работы не велось. Есть коммунистические ячейки, но численно совершенно ничтожные, причем коммунисты, входящие в эти ячейки, только сочувствуют коммунизму, но никакой теоретической подготовки не имеют, сами вести работу не могут, а нуждаются, чтобы среди них велась работа.

Литературы в Серпухове и окрестностях никакой нет. Не говоря уже о брошюрах — даже газеты не получаются. В городе и на вокзале с большим трудом и в ограниченном количестве можно найти «Известия», изредка «Правду». Но наиболее доступные для массы — «Беднота» и «Коммунар» — отсутствуют. Хотя Серпухов в 93 верстах от Москвы, однако даже «Известия» иногда приходят туда на другой день.