Троцкий и заговор в Красной Ставке

14) Разработан ряд мер по привлечению офицеров в армию, в особенности выпуска 1917 года (тогда М.С. Кедров был против — это была первая причина недоверия ко мне; но жизнь была за меня: теперь призываются все поголовно. А сколько лиц выпуска 1917 года пролило свою кровь в Красной армии, сколько их расстреляно белыми, сколько погибло из-за провокации белых — «внешних» и «внутренних»).

15) Положено начало правильной организации военной агентуры, разведки, контрразведки (коммунисты и т. Чинтулов) и военной цензуры (тт. Грейер и Батурин). Что делается теперь — не знаю, но поставлен был этот отдел службы генштаба на элементарно верный путь.

16) Одновременно с этими работами я провел исключительно опасную, самую ужасную, тяжелую, полную личных оскорблений, издевательств и нападок жизнь в период постоянных приездов «самозваных», «кустарных» и настоящих главкомов, комов и других с Дону, Кавказа и Украины (тт. Аралов и Чикколини при появлении этих буйных лиц предусмотрительно уходили в секретную комнату). В этот период (июнь, июль и август), правильно названный т. Данишевским периодом «захвата разными подозрительными отрядиками оружия в целях товарообмена», мне пришлось раздокументитъ многих лиц, иногда даже с «подлинными» мандатами, направляя их в ВЧК с опасностью для своей жизни <…> А сколько угроз расстрелами, именами и т. п. В двух случаях (раз с Пархоменко) мне пришлось ездить даже к тов. Ленину лично: раз в присутствии т. Иванова Кавказского, другой раз — в присутствии тов. Сталина для выяснения ложной картины требований и доклада с мест об оружии.

В этот же период реорганизован Оперод и отделы Наркомвоен при моем неуклонно-твердом руководстве. Сам тов. Склянский не принимал ни одного штата, ни одной ассигновки без моей проверки и надписи «просмотрено» (смотри архив Оперода. Масса денег, средств и жизней было спасено). Число лиц, болтавшихся в Опероде, уменьшилось к моменту переформирования в Полевой штаб Реввоенсовета Республики с 9—10 тысяч на [723] 295 человек— вполне надежных, энергичных, честных и работоспособных. Лишь гражданку Троицкую, невзирая на мои письменные доклады в сентябре, октябре и ноябре, тов. Аралов, а потом и гражданин Костяев не увольняли, говоря, что она несчастна, плачет и очутится на улице (тов. Аралов должен это подтвердить, ибо тт. Павулан, Гиршфельд и ряд других лиц это слышали). Троицкая была принята на службу левым эсером Мустафиным до моего прибытия в Оперод Наркомвоен, т. е. до 27 мая 1918 года.

723

Так в тексте. Следует читать: «до».

17) 16 октября 1918 года закончено формирование (согласно инструкции Л.Д. Троцкого и Вацетиса) единственных в Европе курсов (секретных) разведки и военного контроля. Это было моим детищем; все продумано было до мелочей; весь опыт мировой и гражданской войн был использован для курсов. Приглашен тов. Кавтарадзе. Лично мною проверен и написан ряд руководств. Что теперь делается, не знаю, но ни одного предателя первый выпуск (мой, потом я был арестован) не дал.

<…> 19) Лично тт. Ленин, Свердлов, Троцкий, Склянский, Чичерин и Карахан ежедневно и еженедельно получали ничем не приукрашенную, в сжатом виде, честную, правдивую, верную, в отделанных по чеканки словах сводку о военно-политической жизни сначала (июнь и половина июля) в отрядиках, а потом полков, затем о целых войсковых соединениях Красной армии, о ходе формирований, реорганизации и сводки докладов с мест. В этих работах помогал мне лично сам т. Аралов и дополнял иногда их Л.М. Карахан. Было доверие, была и целесообразная работа.

20) Все маневры, тактические занятия, план военного обучения, артиллерийские стрельбы Московского окружного комиссариата и рабочих полков прошел (по просьбе Н.И. Муралова) под моим непосредственным наблюдением [724] . А я ведь не обязан был это делать, и никто мне за это не платил (это ведь было в праздники — дни отдыха). Из дел в этой работе надо искать для всех причины недовольства, а иногда и озлобления против меня отдельных комиссаров (тов. Марьясина, фамилии других не знаю) и «кустарей», полагавших, что «военное обучение» так же просто, как печение булок (12- и 24-часовая программа обучения красноармейца, выдвигаемая некоторыми из них).

724

См. материалы: РГВА. Ф. 1. Оп. 3. Д. 6.

Товарищ Дзержинский, не хватило бы бумаги и времени описать все, что сделано Оперодом и его начальником штаба. Мы не издавали описания своей работы, не афишировали ее ни в одну из годовщин, ибо работали идейно, честно, в сознании необходимости нашей напряженной работы. И я пишу эту краткую выдержку (вынужденный в целях самообороны) из моей личной колоссальной работы лишь для того, чтобы дать Вам маленькую картину нашей трудовой жизни и того, как мне за нее отплачено. Число часов моей суточной работы были 17–19: я приходил в 9 часов утра, уходил в 2–3 часа ночи, усталый всегда, либо подвозимый тов. Араловым, либо вместе с тов. Павулан. Вся моя жизнь, каждая ее подробность проходила на глазах и совместно с тов. Араловым, Павулан, Ипполитовым, Гиршфельдом и другими коммунистами. Я докладываю, что много, много мною сделано полезного; я никогда не подчеркивал этого и не выдвигался, скромно уступая другим ставить свой штемпель на моей работе (ибо не честолюбив и не корыстен); я отказывался упорно и настойчиво от Регистрационного управления Полевого штаба РВСР и формирования его, прямо докладывая, что даже в мирных условиях эта должность опасна и требует огромного гражданского мужества и выдержки, я не выставлял напоказ своей работы (может быть, это и плохо), но 10 месяцев (ныне 16 месяцев) одиночной тюрьмы по оговору шантажистки заставили обратиться к Вам и напомнить о себе.

<…> Сравните даже то, что я скромно перечислил с теми инсинуациями и сплетнями (основанными на личных мотивах), недоказанным подозрением в пособничестве шпионажу, чтобы увидеть, как несправедливо, исключительно жестоко отношение ко мне представителей той партии (коммунистов), с коей я кровно связан всей своей огромной созидательной работою по созданию, формированию и закреплению мощи Красной армии. Но даже, если допустим, что оговор Троицкой правилен (хотя это противоестественно и нелогично: человек не может раздваиваться), то и тогда я все давно искупил и своей работою, и жестоким заключением со всеми последствиями для зрения и здоровья. Ошибки всегда могут быть, а особенно в тех ужасных условиях, в коих протекала работа Оперод Наркомвоен (без штата и масса мелких служащих авантюристов и «редиски», мечтавших о крупных должностях и делах). Уже в июле 1918 г., разгоняя этих «лиц» и докладывая тов. Троцкому о необходимости создать штат Оперода, не выходя из рамок лишь необходимого, я говорил, что мы (Аралов и я) пока целы, ибо наша работа дает только успех: при первой же ошибке первой же жертвой буду я, как военспец, а остальные все стушуются, став за спину партии.

И все же из-за болтовни только одной служащей-шантажистки, задержанной, к тому же, на службе по мягкости тов. Аралова и доброте гражданина Костяева (и притом в Полевом штабе, а не в Регистрационном управлении), — я 10 месяцев (ныне 16 месяцев) сижу в одиночном заключении, не зная даже результата дела и срока. Чтобы было бы со мной, если бы все уволенные мною из Оперода поочередно писали бы доносы?

Посему я и обращаюсь к Вам, как к руководителю ВЧК и одному из старших руководителей партии, с просьбою: 1) восстановить справедливость и освободить меня;

2) если же задеты чьи-либо личные мотивы и самолюбие (хотя я был очень далек от мысли кому-нибудь во всю свою жизнь нанести обиду или лично сделать зло), то амнистировать меня, освободить и дать мне закончить свою жизнь работой в военно-учебной или другой по выбору Вашему или тов. Троцкого области Красной армии, а не медленно погибать в полуголодном и болезненном состоянии одиночного тюремного заключения (мышечный ревматизм, осложнённые убийственным холодом и контузией в спинной хребет на войне).

Г.И. Теодори, 30 декабря 1919 года

Камера МОК Бутырской тюрьмы

Эта просьба — заявление, посланное 30 декабря 1919 года из Бутырской тюрьмы, очевидно, к тов. Дзержинскому не дошла, ибо на нее не последовало никакого ответа. Вновь переписана и приложена к заявлению к тов. Вадиму 25 июня 1920 г.

Г.И. Теодори

РГВА. Ф. 33221. Оп. 2. Д. 216. Л. 8—11 об. Автограф черными чернилами.

РГВА. Ф. 33221. Оп. 2. Д. 216. Л. 1–7. Машинописный экз.

Глава 6 «Никогда еще шаги и намерения не были известны противнику с такой детальностью, как теперь — при новой Ставке»: Реакция Троцкого и Реввоенсовет Республики

Возможно, рядовые члены партии и сочли достаточно убедительным напечатанное «Правдой» разъяснение И.Т. Смилги, но председателя РВСР оно явно не удовлетворило. Версия И. Дойчера, а вслед за ним и авторов «Империи ГРУ», что «заговор в Полевом штабе» повлек за собой новой этап внутрипартийной борьбы [725] , нуждается в уточнении. Итак, Главкома арестовали 8 июля, а состав РВСР был изменен 3-го. В этом контексте версия, что «заговор в Полевом штабе» сыграл на руку Сталину, который смог «выбить из-под Троцкого» ряд его креатур и включить в состав Реввоенсовета Республики преданных себе людей, звучит неубедительно. Однако определенная связь прослеживается. Логично предположить, что аресты в Красной Ставке стали не причиной, а следствием нанесения удара по военному престолу Троцкого — Реввоенсовету Республики. 6 июля 1919 г. член РВСР и РВС Южного фронта А.И. Акулова просил В.И. Ленина и Л.Д. Троцкого об освобождении от ответственной военной работы [726] . Просьба была уважена частично: 8 июля Акулова освободили от членства в Реввоенсовете Республики, но оставили членом РВС Южного фронта вплоть до августа 1919 г. Лишь в сентябре просьба А.И. Акулова была удовлетворена в полном объеме, правда, с оттенком издевки: он стал начальником 43-й стрелковой дивизии… Южного фронта [727] . 13 июля 1919 г. последовал новый удар по главе военного ведомства: решения, принятые сокращенным составом Реввоенсовета Республики (Склянский, ставленник Ленина Гусев и ставленник Гусева Каменев), было постановлено считать решениями РВСР [728] . На этом заседании РВСР (сторонников Троцкого было меньшинство — 1 против 3; кроме того, присутствовал Рыков) начальника Полевого штаба М.Д. Бонч-Бруевича заменили П.П. Лебедевым [729] . Гусев стал и военкомом Полевого штаба [730] — заметим, что вряд ли, зная о «заговоре», Троцкий предложил бы его кандидатуру в мае 1919 г. Председатель РВСР был загнан и потому вступился за своих подчиненных не сразу. На помощь Троцкому пришла… чрезмерная активность чекистов: по подсчетам Я.Ю. Тинченко, летом 1919 г. всего арестовали около 80 однокурсников Теодори [731] . Правда, не по одному делу, а по целой серии не связанных друг с другом дел.

725

Колпакиди А., Прохоров Д. Указ. соч. С. 86.

726

РГАСПИ. Ф. 5. Oп. 1. Д. 1237. Л. 1.

727

Реввоенсовет Республики. Протоколы. Т. 1. С. 618, 638.

728

Там же. С. 256.

729

Там же. С. 258–259.

730

Там же. С. 603.

731

С поправкой — по разным делам (Тинченко Я.Ю. Указ. Соч. С. 68 и сл.).