Троцкий. Книга 1

В речи, произнесенной 24 ноября 1920 года на заседании Исполкома Коминтерна, Троцкий, полемизируя с голландским коммунистом Гертерои, назвал себя одним из «пасынков Восточной Европы»{4}. Он еще не знал, что окажется «пасынком» своей эпохи. А ведь в свое время он с великой надеждой называл ее «эпохой последнего штурма»!{5}

Пророк и пророчества

Троцкий был равнодушен к религии. Но Бердяев ошибается, утверждая, что Троцкий потому «ограничивается плоским замечанием, что не может найти психологического соприкосновения с людьми, которые умудряются одновременно признавать Дарвина и Троицу»{6}. Нет, о религии революционер говорил – и не раз – в своих речах и статьях, но его никогда не интересовали великие библейские пророки Исайя, Иеремия, Иезекииль и Даниил. Эти нави (пророки) были провозвестниками, объявляющими волю Бога. Правда, Всевышний обезопасит себя в Священном Писании: «Если пророк скажет именем Господа, но слово то не сбудется и не исполнится, то не Господь говорил сие слово, но говорил сие пророк по дерзости своей».

Троцкий вещал от имени революции, за свою «дерзость» он мог рассчитывать только на марксистские индульгенции. И если в первой русской революции Троцкий мыслит и действует в ее национальных рамках, то уже с первых месяцев после победы Октября он зовет пролетариат Европы «сомкнуть ряды… под знаменем мира и социальной революции!»{7}. После создания III Интернационала, в начале 1919 года, Троцкий не перестает убеждать себя, очередной конгресс и весь мир, что это «великое начало торжества пролетариата». В своей статье «Мысли о ходе пролетарской революции (в пути)» борец за великие перемены, как всегда, образно пишет: «История пошла по линии наименьшего сопротивления. Революционная эпоха ворвалась через наименее забаррикадированную дверь… Если сегодня центром Третьего Интернационала является Москва, то – мы в этом глубоко убеждены – завтра этот центр передвинется на Запад в Берлин, Париж, Лондон… Международный коммунистический конгресс в Берлине или Париже будет означать полное торжество пролетарской революции в Европе, а стало быть, и во всем мире»{8}.

Троцкий глубоко убежден в том, о чем пишет и о чем говорит. Его речи так зажигательны, что верят этому не только рабочие, солдаты, студенты, но верят и революционеры, собравшиеся на заседание конгресса. Верят потому, что страстно хотят увидеть пророчество Троцкого сбывшимся. Всем кажется, что этот провидец видит дальше всех и способен предвосхищать то, что закрыто взору других пеленой сегодняшних будней. Поздравляя рабочих и работниц всей планеты с Первым мая, Троцкий как великий пророк восклицает: «Да здравствует Коммунистический Интернационал, Красная Армия всемирной революции! Да здравствует мировая революция и международный союз пролетарских советских республик!»{9}. Троцкий говорит о мировой революции как о деле решенном, неизбежном, необратимом. Говорит и тогда, когда стало ясно: начался революционный спад, паводок революции стал уходить, обнажая бесчисленные мели заблуждений. Но его, Троцкого, это не смущает.

В 1923 году в Москве был создан Институт имени Карла Либкнехта. Троцкого пригласили выступить на торжественном заседании института. Как всегда его встречают овацией. Он все еще популярен в массах. Основная тема выступления одного из вождей русской революции и здесь прозвучала громко. О чем же говорил Троцкий 24 июня 1923 года? Приведу фрагмент из его речи: «…сейчас рабочий класс Германии движется по асфальту, но руки и ноги у него связаны классовым рабством. Мы шагаем по рытвинам, по оврагам, по ямам, по лужам, а ноги свободны. Вот этим, товарищи, характеризуется наше отличие от европейского пролетариата… Мир, нас окружающий, мощнее нас, и буржуазия не сдаст своих позиций без жестоких боев. Бои будут тем страшнее, чем более будет усиливаться коммунистическая партия, а она усиливается… Приближение мировой коммунистической революции означает, что нам предстоит пройти еще через большие бои…»{10}

Идет отлив, а Троцкий говорит о приближении мировой революции. Он предрекает обострение классовых боев по мере усиления коммунистической партии. Эта мысль во многом перекликается с печально известным тезисом, который зловеще разовьет его вечный оппонент в 30-е годы. Пророчество Троцкого однозначно: мировая революция неизбежна, она приближается, она грядет. На чем же основывается такая уверенность коммунистического пророка?

Прежде всего Троцкий, как и другие ортодоксальные российские революционеры, безоглядно, фанатично верил в марксизм. Все, что было сказано великими немцами, не подвергалось сомнению. Полагаю, что сами Маркс и Энгельс никогда не могли даже предположить, что их учение, творчество, переписка будут канонизированы. Каждая их мысль представляется большевикам глубоко пророческой. Как говорится в Книге пророка Исайи, «всякое пророчество для вас то же, что слова в запечатанной книге, которую подают умеющему читать книгу и говорят: «прочитай ее»; и тот отвечает: «не могу, потому что она запечатана»{11}. И хотя русские революционеры «распечатали» Марксовы книги, их смысл для них остался святым, как в Книге Пророка Исайи. Троцкий и его единоверцы могли подвергать сомнению все, кроме марксизма. Веря в марксизм, Троцкий верил и в его железобетонные догматические постулаты. В этом и заключается парадокс: обладатель безусловно мощного интеллекта стал пленником утопической Идеи, в которую он фанатично поверил.

Но разве этим пленником стал один Троцкий? 2 марта 1919 года в своей речи при открытии I Конгресса Коммунистического Интернационала Ленин прямо заявил: «…победа за нами, победа всемирной коммунистической революции обеспечена»{12}. Закрывая этот Конгресс через четыре дня, вождь русской революции выразился еще определеннее: «Победа пролетарской революции во всем мире обеспечена. Грядет основание международной Советской республики»{13}. Его слова потонули в громе аплодисментов. Все верили, что всемирное счастье совсем близко. Оно рядом!

Уверенность Троцкого в осуществимости мировой коммунистической революции опиралась и на практический опыт. Та легкость, с которой большевики взяли власть, породила иллюзии, что этот исторический эксперимент можно повторить в любой стране. Да что в стране – во всем мире! Вначале эта уверенность как будто подтверждалась быстро поднимавшейся волной революционного движения на разных континентах. Возникли компартии. Вспыхнули революции в Венгрии, Германии, Китае. Оптимизм ленинского Интернационала захватил миллионы. Все это подпитывало веру Троцкого в возможность невозможного. Он полагал, что наряду с самой активной идейной работой Интернационала нужны и конкретные организационные шаги по революционному «раскачиванию» мирового сообщества. Он предлагает послать конный корпус в Индию для инициирования революции разгромить белополяков и открыть революционные ворота в Европу. Эти предложения не казались ему авантюрой.

Большевики пытались действовать на Западе, Юге, Востоке. Троцкий помнил, что после окончания I Конгресса Коминтерна Ленин написал в Туркестан Элиаве о необходимости спешно создать самостоятельную революционную базу: «Денег мы не пожалеем, пошлем довольно золота и золотых иностранных монет… Вести дело, конечно, архиконспиративно (как умели при царе работать…). Привет! Ленин »{14}. А затем пошло. Карахан даже вычислил, что стоимость командирования каждого агитатора в Северный Китай и Корею составляет 10 тысяч рублей золотом{15}. Для защиты Советской России и оказания помощи мировому пролетариату не хватало оружия. Троцкий предложил в октябре 1921 года дополнительно выделить 10 миллионов рублей золотом для закупки оружия в Америке. Ленин согласился{16}. Троцкий верил, что революционную волну удастся поднять еще выше…

Самое поразительное, что с годами пророчество Троцкого о возможности коммунистической мировой революции не ослабевало. В мае 1938 года, незадолго до созыва Учредительного конгресса IV Интернационала, Лев Давидович Троцкий написал в Койоакане пространную программу действий, которую предлагал обсудить Международному секретариату и национальным секциям. В программе, красноречиво названной «Агония капитализма и задачи Четвертого Интернационала», он утверждал, что «стратегическая задача Четвертого Интернационала состоит не в реформировании капитализма, а в его низвержении»{17}. Троцкий по-прежнему обвиняет социал-демократов в «пособничестве капитализму», отказывает профсоюзам в их революционной роли, призывает к созданию партий IV Интернационала и вооружению пролетариата. Он выражает уверенность, что выполнение этих требований создаст все необходимое для всемирной пролетарской революции. «Всякие разговоры о том, что исторические условия еще «не созрели» для социализма, представляют собою продукт невежества или сознательного обмана. Объективные предпосылки пролетарской революции не только «созрели», но и начали подгнивать. Без социалистической революции, притом в ближайший исторический период, всей культуре человечества грозит катастрофа»{18}. Был бы готов авангард, заявляет Троцкий, а массы к революции уже готовы…

Сразу же после официального учреждения IV Интернационала Троцкий в своем приветствии американской партии троцкистов («большевиков-ленинцев»), направленном 18 октября 1938 года, предсказывает, что устремленность новой международной организации к мировой революции в течение ближайших десяти лет… станет программой миллионов и они «сумеют взять штурмом и землю, и небо!»{19} Здесь Троцкий определяет уже конкретные временные рубежи начала очистительной планетарной революции.

Впрочем, он, как и Ленин, не раз пытался предвосхитить сроки прихода лучезарного будущего. И, как и Ленин, жестоко ошибался. Выступая на Всесоюзном съезде библиотекарей, Троцкий под веселый смех и аплодисменты говорил, что в силу большего культурного развития французский и английский пролетариат «лет через 10, 15, 20… – глядишь, а он нас в области социалистического строительства обскакал. Мы, конечно, в обиде нисколько не будем. Сделайте ваше одолжение, обскакивайте, мы давно дожидаемся…»{20} Так он говорил в 1924 году, определяя сроки коммунистического свершения. Но и спустя полтора десятилетия Троцкий, по сути, говорит о тех же сроках…

Началась Вторая мировая война. Человечество сотрясалось от рокота в Европе танковых моторов, голос разума заглушался лязгом гусениц, а Троцкий и в этой ситуации видел выход только в революции… В феврале 1940 года он фиксирует для истории свою приверженность революционной идее в «Завещании», где, в частности, говорится: «Моя вера в коммунистическое будущее человечества сейчас не менее горяча, но более крепка, чем в дни моей юности»{21}.

Великий пророк великой утопической идеи… Страна, где Ленин, Троцкий и другие революционеры совершили социалистическую революцию, 70 лет, собрав все свои силы, оставляя на своем пути бесчисленные жертвы, двигалась к призрачной цели – коммунизму. Революции XX века – это великие социальные патологии движения… Если верно бессодержательное утверждение: «Мы называем коммунизмом действительное Движение, которое уничтожает теперешнее состояние»{22}, то в коммунизме мы уже пожили в течение семидесятилетнего эксперимента. Пожили и… пришли к крупной исторической неудаче, которую едва ли кто может оспаривать. Если же исходить из того, что «основным принципом» коммунизма, как утверждал Маркс, «является полное и свободное развитие каждого индивидуума»{23}, то страна, где проходил этот социальный эксперимент, дала такую чудовищную картину духовного и физического надругательства над «индивидуумом», какой история прежде не знала. Трудно поверить, что это может когда-нибудь повториться.