Трое на велосипедах

Шекспир и Мильтон в меру своих слабых сил пытались познакомить с английским языком других, менее везучих обитателей Европы. Ньютон и Дарвин смогли сделать так, что их язык стал необходим образованным и думающим иностранцам. Диккенс и Уида {Уида - литературный псевдоним Марии Луизы де ла Раме (1839-1908), английской романистки, автора авантюрно-сентиментальных романов.} (ибо вы, воображающие, что читающий мир находится в плену предрассудков Hью-Граб-стрит, будете удивлены и огорчены, когда узнаете, какое место отводят за границей этой даме, над которой у нас потешаются) смогли немало поспособствовать его дальнейшей популяризации. Но человек, который насаждает английский от мыса Св. Винсента до Уральских гор, - это англичанин, который не может или не хочет выучить ни одного иностранного слова и путешествует с толстым кошельком в кармане по самым отдаленным уголкам континента. Его невежество может шокировать, глупость - раздражать, самонадеянность - бесить. Но факт остается фактом - он англизирует Европу. Это для него швейцарский крестьянин зимними вечерами, пробираясь сквозь глубокий снег, спешит на курсы английского, которые открывались в каждой деревне. Это для него склонились над английской грамматикой и разговорником извозчик и сторож, горничная и прачка. Это для него иностранные лавочники и купцы тысячами отправляют своих сынов и дочерей учиться в заштатный английский городишко. Это для него владельцы отелей и ресторанов пишут в конце своих объявлений: "Принимаются лишь лица, в совершенстве владеющие английским".

Если англоязычные народы вдруг возьмут себе за правило говорить не только по-английски, триумфальное шествие английского по планете прекратится. Англичанин стоит в толпе иноземцев и звенит своим золотом:

– А вот, - кричит он, - денежки для того, кто говорит по-английски!

Вот кто он, великий просветитель. В теории мы можем презирать его. На практике же нам следует снять перед ним шляпу. Он миссионер английского языка.

ГЛАВА XII

Нас удручает грубый материализм немцев.
– Вид прекрасен, но где же трактир?
– Что европеец думает об англичанине.
– Это редкая бестолочь, вот и мокнет себе под дождем.
– Появляется усталый путник с кирпичом.
– Охота на собаку.
– Где не стоит селиться семейному человеку.
– Плодородный край. Веселый старикан лезет в гору.
– Поспешная ретирада Джорджа.
– Гаррис устремляется за ним, чтобы указать дорогу.
– Будучи человеком компанейским, я следую за Гаррисом.
– Фонетический курс для иностранцев

Возвышенную душу англосакса очень раздражает приземленность немца, который считает, что конечной целью любой прогулки является посещение трактира. На горной вершине, в волшебной долине, в тесном ущелье, под струями водопада, на берегу бурлящего потока всегда открыт какой-нибудь "Wirtschaft" {Трактир, заведение (нем.).}.

Как можно любоваться красотами природы, когда тебя окружают уставленные пивом столики? Как можно проникнуться духом древности, когда тебя донимают ароматы жареной телятины и шпината?

Как-то раз, продираясь сквозь чащобу, мы карабкались на гору, где намеревались предаться возвышенным мыслям.

– А на вершине, - печально вздохнул Гаррис, когда мы остановились, чтобы отдышаться и затянуть пояса еще на одну дырочку, - нас будет ждать аляповатое строение, именуемое трактиром, где пожирают бифштексы, лопают сливовые торты и лакают белое вино.

– Ты так думаешь?
– спросил Джордж.

– Иначе и быть не может, - ответил Гаррис.
– Так уж у них заведено. Не осталось ни одной тропинки, ни одной горной вершины, где можно было бы уединиться и предаться созерцанию, где чистый душой и не испорченный грубым материализмом путник мог бы полюбоваться природой.

– Я так прикинул, - встрял я, - что если не будем валять дурака, то поспеем туда еще до часу.

– Как раз к обеду, - вожделенно простонал Гаррис.
– Готов поспорить, будут подавать голубую форель, здесь она водится. В Германии, как я понял, от еды и выпивки никуда не денешься. С ума сойти!

Мы пошагали дальше, и окружающие нас красоты слегка поостудили праведный гнев. В своих расчетах я не ошибся.

Без четверти час Гаррис, который шел впереди, воскликнул:

– Все, пришли! Я вижу вершину.

– Трактир есть?
– поинтересовался Джордж.

– Что-то не видно, - ответил Гаррис.
– Но, будьте уверены, он где-то здесь, черт бы его побрал!

Через пять минут мы были уже на вершине. Мы посмотрели на север, посмотрели и на юг; посмотрели на восток, посмотрели и на запад. Затем мы посмотрели друг на друга.

– Что за вид!
– воскликнул Гаррис.

– Великолепно!
– согласился я.

– Восхитительно!
– поддержал Джордж.

– Слава Богу, - сказал Гаррис, - хватило у них ума убрать трактир с глаз подальше.

– Похоже, они его замаскировали, - высказал предположение Джордж.

– Собственно говоря, чем плох трактир, когда он не мозолит глаза? пробурчал Гаррис.

– Всякая вещь, - заметил я, - хороша на своем месте, и трактир - не исключение.

– Хотел бы я знать, куда они его упрятали, - заволновался Джордж.

– Может, поищем?
– с воодушевлением предложил Гаррис.

Мысль мне понравилась. Я и сам сгорал от любопытства. Мы договорились разойтись в разные стороны, а затем встретиться на вершине и доложить результаты изысканий. Сбор состоялся через полчаса. Мы молчали, но и без слов было ясно: наконец-то нам удалось отыскать уединенный уголок, где никто не собирается досаждать тебе предложениями выпить и закусить.

– Глазам своим не верю, - изумился Гаррис.
– А вы?

– Должен сказать, - ответил я, - что это единственный во всем "Фатерланде" клочок земли, где добропорядочные немцы не успели открыть трактир.

– И трех чужестранцев угораздило забрести именно туда, - с горечью констатировал Джордж.

– Что поделаешь, - сказал я.
– Нам страшно повезло: сколько пищи найдет здесь для себя возвышенный ум, не отвлекаемый на удовлетворение низменных природных инстинктов. Вы только посмотрите, что за свет струится там, вдали, над вершинами - разве это не восхитительно?

– Кстати о природе, - буркнул Джордж.
– Как бы нам побыстрее спуститься?

Я справился в путеводителе и ответил:

– Дорога направо приведет нас в Зонненштайг, где, между прочим, есть неплохой трактир "Золотой орел", мне о нем рассказывали. Дорога налево немного длиннее, зато более живописна, да и обзор с нее будет получше.

– Обзор, обзор, - проворчал Гаррис.
– Было бы что обозревать! На мой взгляд, везде одно и то же. А вам так не кажется?

– Лично я, - решительно заявил Джордж, - пошел направо.

И мы с Гаррисом зашагали за ним.

Но не тут-то было: спуститься так быстро, как рассчитывали, нам не удалось. Гроза здесь надвигается быстро, и не прошли мы и четверти мили, как столкнулись с дилеммой: или сейчас найти место, где можно укрыться от дождя, или потом искать дом, куда бы нас пустили обсушиться. Мы выбрали первое и присмотрели дерево, крона которого при обычных обстоятельствах послужила бы нам надежной крышей. Но гроза в Шварцвальде - обстоятельство, далеко не обычное. Поначалу мы тешили себя баснями, что такие сильные дожди, дескать, быстро проходят; затем явилась согревающая душу мысль, что даже если ливень и не прекратится, то вскоре мы промокнем так, что дальше некуда, и сможем смело продолжить путь.

– Раз уж все так обернулось, - размечтался Гаррис, - то неплохо было бы, если бы поблизости оказался какой-нибудь захудалый трактир!

– По мне, уж либо мокнуть, либо голодать, - сказал Джордж.
– Дождь на пустой желудок - это уж слишком. Жду пять минут и иду.

– Эти уединенные уголки в горах, - заметил я, - хороши в ясную погоду. В дождь же, особенно когда ты уже немолод...

Тут мы услышали, как нас окликнул какой-то почтенный господин, стоящий под большим зонтом футах в пятидесяти от нас.