Трое в горах

В пещере стало совсем темно: наверное, луна уплыла за хребет. Чиркнула спичка, осветив на миг лицо Кирилла.

– Общественная значимость, говоришь... Слышу, слышу голос Василия Егорыча.

– Причем тут отец? Оставь его в покое.

– Я бы и рад оставить в покое нашего дорогого родителя, да вот услышал знакомую интонацию.

– Злопамятный ты тип, - раздраженно сказал Игорь.
– Никак не можешь простить отцу ту старую историю. А сам? Чем ты лучше отца? Ты ведь тоже с женой разошелся.

– Разошелся.

– Так какого же дьявола...

– Постой, Игорь. Ты прекрасно знаешь, почему я разошелся...

– Еще бы! Вечно шляешься по экспедициям, к тому же твой миленький неуживчивый характер... Да на ее месте любая бы не выдержала.

– Пусть так, - медленно сказал Кирилл и сделал подряд несколько затяжек.
– Пусть так, - повторил он.
– Не спорю, характер у меня паршивый... Но у Василия-то Егорыча все было по-другому.

– Детали не имеют значения.

– Имеют!

– Чего ты орешь?
– зашипел Игорь и повернулся в сторону Кати.

С минуту они прислушивались к ее ровному дыханию.

– Спит, - прошептал Кирилл.
– Умаялась... Ладно, Игорь, кончаем разговор - все равно ни к чему он не приведет, разлаемся только.

– Ханжа - вот кто ты, - угрюмо проговорил Игорь.
– Сам грешен, а другим ничего не спускаешь.

– Прекрати, Игорь...

– Узколобый ханжа. По-твоему, человек не имеет права уйти от нелюбимой женщины к другой, которую...

– Да не так же было, не так!
– Даже по голосу чувствовалось, что Кирилл мучительно морщится.
– Не накручивай, ради бога, на все это любовь... Просто, когда Василий Егорыч в тридцатые годы шибко пошел в гору, необразованная жена стала его стеснять. В сущности, довольно банальная история о том, как один учился, а вторая штопала ему носки, стряпала и укачивала ребеночка, чтобы он не орал над папиным ухой, потому что папе надо было учиться...

– Сам помнишь?
– спросил Игорь.

– А потом, когда папа выучился, - продолжал Кирилл, не обращая внимания на иронию, - он огляделся орлиным взглядом по сторонам...

– Тебе и пяти лет тогда не было, так что ты можешь судить только по пристрастным рассказам матери. А отец мне говорил, что у нее был жуткий, необузданный характер...

– Ну да, я же в нее пошел, - усмехнулся Кирилл.

– И потом не надо забывать: отец ей помогал долгие годы - совершенно добровольно, без этого... как его... исполнительного листа.

– Что верно, то верно. Он и мне однажды помог, Василий Егорыч. Выпутал из трудного положения, хотя я и не просил. Он у нас чадолюбивый, Василий Егорыч... Только вот напрасно он в науку пошел. Сидел бы у себя в главке... А так - высказываться надо было, вот он и высказался в пятидесятом о лженауке кибернетике. Теперь, небось, и самому стыдно.

Игорь завозился, поворачиваясь в мешке на другой бок.

Молчание воцарилось в пещере.

Утром Кирилл озабоченно осмотрел фляги и термос. Слил воду - оказалось всего две кружки - и стал привязывать пустые фляги к поясу так, чтобы они были по бокам. Затем взял ведерко.

Катя сказала:

– Ужасно боюсь, когда вы идете в завал. Там трещит все чаще...

– Что поделаешь, без воды нельзя, - ответил Кирилл с той мягкой интонацией, которая у него появлялась, когда он разговаривал с Катей.
– Да не беспокойтесь, завал еще держится крепко. Вы с Игорем пока побудьте на площадке. Поглядывайте в котловину - вдруг кто-нибудь появится.

Он уполз в завал, осторожно проталкивая перед собой ведро. Катя поглядела ему вслед, потом шагнула к туннелю, ведущему на площадку.

– Катя, - позвал Игорь.

Она остановилась в пыльном столбе света.

– Я хочу поговорить с тобой.

– Ну что ж, говори, - спокойно ответила она и, поставив ногу на обломок камня, принялась рукавом свитера счищать с брюк пыль.

– Не знаю, когда мы отсюда выберемся и... выберемся ли вообще, - сказал Игорь, подойдя к ней, - но я хотел бы, чтобы ты меня поняла... и не сердилась...

– Я не сержусь, Игорь. Это не то слово.

– Знаю, ты оскорблена... Катя, это вырвалось у меня случайно. Просто минутная слабость. Минутное помрачение, если хочешь...

Она посмотрела на его запавшие глаза и небритые щеки, на горькие, незнакомые складочки у уголков рта. Взгляд ее смягчился.

– Хорошо, Игорь, - сказала она.
– Минутная слабость. Верю тебе.

– Катюша, дорогая ты моя!
– Он обрадованно притянул ее к себе, поцеловал в плотно сжатые губы.
– Все, что угодно вытерплю, только не будь отчужденной...

Он целовал ее лицо и пыльные волосы, а она стояла в его объятиях, безвольно опустив руки и закрыв глаза. Потом высвободилась, машинально тронула рукой волосы, сказала:

– Разогрей консервы, а я подежурю на площадке.
– И тихо добавила: Хоть бы скорей он вернулся. Там так трещит...

Она скрылась в туннеле. Игорь зажег примус и поставил на него банку тушенки. Оставалось еще две банки мясных консервов и одна с гороховым концентратом. На сколько дней можно их растянуть? Сколько можно еще продержаться на галетах и сахаре? Он вспомнил, как Кирилл в Теберде набивал рюкзак синими пакетами с рафинадом. Услышал его скрипучий голос: "В горах надо есть побольше сахару"...

Игорь постоял в раздумье над рюкзаком Кирилла. Четыре брикета взрывчатки, подумал он. Ночью, когда Катя и Кирилл заснут, полезть в завал и... и открыть дорогу. Свершившийся факт, вот и все... Только вот - нужны какие-то капсюли, детонаторы, бикфордов шнур. Наверное, в его рюкзаке все есть, но как это соединить?.. Сколько отрезать шнура, с какой скоростью он горит? В книгах Игорю попадались фразы вроде: "Рассчитав шнур на двенадцать минут, он поджег..." А как рассчитать? И как заложить заряд между камней? Кажется, надо его поместить в плотном гнезде... Ну, как-нибудь сообразим...