Трое за те же деньги (сборник)
Шрифт:
Водопад слов низвергался мощным потоком горечи и отчаяния. Эрл выдернул руку и принялся мерить шагами комнату из угла в угол. Злость и разочарование распирали его и искали выхода.
— Я вырос в лачуге, притулившейся на трех запущенных болотистых акрах. Это тебе что–то говорит? Мы жили, как ниггеры. Жили по соседству с ними, в такой же занюханной развалюхе. Питались таким же дерьмом и ходили такими же оборванцами. И мой старик порол меня как собаку за то, что я играл с их ребятами и не знал лучшей компании, когда был ребенком. Он молотил собаку кулаками по белой морде, и та была вся
Он потер лоб, ощущая сухость и горечь стыда во рту.
— Вот кем я был, Лори. Позволь ещё кое–что рассказать. Однажды я увидел в каталоге картинку — губная гармошка за девяносто пять центов. И решил купить себе такую. Остановить меня не могло ничто. Я экономил два года. И знаешь, чего в результате добился? Двадцать два цента! Вот чего я тогда стоил. — Он безнадежно уронил свои крупные руки. — Двадцать два цента. Это непереносимо, Лори.
— Но большинству людей поначалу приходится несладко, — неуверенно заметила она, смущенная страстью его откровения. Ты же знаешь, я даже не закончила школу.
— Уверен, тебе пришлось нелегко, — устало кивнул он. — Всем приходится туго, я полагаю. Но мне достались совершенно особые трудности. Я приписал себе года, чтобы попасть в армию. Да я бы пошел на любую ложь, чтобы убраться хоть к черту на рога. Все лучше, чем эта лачуга.
— Все это в прошлом. Если ты устроишься на работу, то добьешься всего, что пожелаешь.
— С моим–то послужным списком? Да любой босс покрывается холодным потом, видя меня ближе семи футов от кассы.
Он ударил кулаком по ладони.
— Две отсидки за ни за что! Если я возьмусь за дело, это будет что–то стоящее. Я обещаю.
— Нужно попытать счастья. Ты просто не пробовал, вот и все.
— Конечно, конечно, — язвительным усмехнулся Эрл. Злость растаяла, её сменило ощущение тщетности усилий. Он понял, что не сможет её переубедить или хотя бы заставить его понять.
— Какого черта позволять им копаться в моей душе? Всякая толстая сволочь будет морщить нос, а ты должен смиренно оправдываться: " — Да сэр, я был плохим мальчиком, но получил хороший урок, и можете дать мне под зад, если я хоть на шаг собьюсь с пути.» — Он нетерпеливо рубанул ладонью воздух. Нет, Лори, нет, я такого не вынесу.
— Ты думаешь только о себе, — вновь зарыдала она. — Ты совсем не думаешь обо мне.
— О, Господи, — застонал он, обеими руками схватившись за голову. — Ну прости, ради Христа, забудь!
Она вскочила на ноги, вытерла слезы кулаком.
— Такое не забыть, Эрл. Послушай меня, послушай хотя бы минуту. — Она обняла его, и чувствуя, как он напрягся, сопротивляясь притяжению её тела, прильнула к нему ещё отчаяннее.
— Давай уедем, Эрл, — срывающимся голосом зашептала она. — Подходит мой отпуск. Целых две недели. Ты помнишь домик, где мы отдыхали прошлой весной? Можем поехать завтра на машине. Тебе там нравилось, верно, Эрл? Тебе очень нравилось, я помню.
— Да–а, там чудесно, — протянул он. — Дивные были дни: чистый воздух, прогулки по лесу…
— Можем снять ту же самую хижину, —
скупая улыбка осветила её лицо, напряжение, сковывавшее все её тело, отпустило.— Будем жарить мясо и сидеть ночами у костра. Помнишь Тони, парня, которому ты помогал рубить дрова? Ты опять его увидишь. Пожалуйста, прошу тебя, Эрл. Давай уедем.
— Это просто несерьезно, — Эрл пригладил волосы рукой. Я имею в виду так вот просто сорваться с места.
— Давай так и сделаем, Эрл. Прошу тебя! Просто запакуем чемоданы и уедем.
— Я не знаю… Пулу это не понравится.
— Мне все равно, все равно, наплевать мне на него! Давай не будем больше говорить об этом. Ты совсем голодный, и это моя вина. Тебя нужно кормить.
Она рассмеялась и снова крепко прижалась к нему.
— Ты слишком большой, и это тебе самому не слишком на пользу. Лишние проблемы…
Только она повернулась к кухне, как позвонили в дверь. Лорен замешкалась и хмуро взглянула на Эрла.
— Кто это может быть?
— Посмотри.
— Разве так поздно людей беспокоят? — проворчала она. — Наверняка можно было подождать до утра.
Сквозь открытую дверь Эрл увидел, как в тусклом свете холла мелькнула белокурая головка Марджи Макмиллан. Он вздохнул и опять закурил.
Марджи жила этажом выше. Лорен с ней ладила, но он переносил только в малых дозах. Та была очень доброжелательна, но нескончаемая болтовня пилила его нервы, как напильник.
Прямо с порога она начала:
— Вряд ли позволительно кого–нибудь беспокоить в такое время, но я знаю, вы — ночные совы и ещё не спите. О, Эрл! Как поживает мой самый любимый дружочек?
Она заглянула в кухню и хлопнула себя по лбу.
— Вы ещё не ужинали!
— Я поздновато вернулась, — пояснила Лорен.
Марджи усмехнулась Эрлу.
— Эх, парень, знала бы я, что ты совсем один…
— Лори уже была готова меня насытить, — сказал он, надеясь, что соседка поймет намек.
— Как мило! Я бы хотела, чтобы Френк иногда по вечерам задерживался, и мы могли бы ужинать по–настоящему поздно, как французы.
Она приняла позу, чтобы лучше продемонстрировать свое тело — сочное и аппетитное.
— Как мой французский, Эрл? Неплохо?
Он старался сдержать нараставшее раздражение.
— Что у тебя, Марджи?
— Дело важное и очень серьезное. Мы хотим попросить тебя о большом одолжении.
— Меня? — удивился Эрл.
Лорен поспешила вмешаться:
— Я Эрлу ещё не рассказывала. Лучше я позвоню утром, Марджи.
Но ту уже невозможно было остановить.
— Тогда я спрошу сама. Не делай страшные глаза. Все–таки это мой праздник.
— Послушайте, в чем дело? — спросил Эрл.
— Все очень просто, мой сладенький, — мелкими шажками она двинулась к нему, приторно улыбалась, но во взгляде, как ни пыталась она пыталась изобразить смущение, угадывалось притворство.
— Френк переговорил с боссом, чтобы его отпустили на четверг и пятницу в связи с нашим юбилеем. Вот, — Марджи стала считать на пальцах. — Четверг, пятница, и если чуть–чуть прихватить понедельник, получается почти пять дней.
— Грандиозно, — Эрл, чуть хмурясь, смотрел на нее. — Вы хотите уехать?