Троечник

– Она Альма, а не Степанида, – раздражённо заметил Сева. – Кончай свои примочки.

Ни Антон, ни овчарка и бровью не повели в его сторону. Они смотрели друг на друга.

– Степанида, – сказал Антон, – давай договоримся: приходя в гости, ты будешь вытирать ноги. Вот так. – Встав на четвереньки, Антон изобразил, как именно нужно вытирать лапы. – Сечёшь, Степанида?

Овчарка залаяла.

– Слушай, Антон, – вмешался Сева, – ты же сам сказал: на полминутки.

Собака меж тем потявкивала и за суетилась. Веснушки на лице Антона сложились в уморительную гримаску.

– Степанида, – приказал он, – выйди, вытри ноги и зайди!

Овчарка замерла.

– Ты псих, – выдохнул Сева.

Антон размеренно повторил:

– Выйди, Степанида. Вытри ноги о коврик и зайди.

Овчарка, будто в раздумье, направилась в прихожую, и оттуда донеслось глухое шарканье. Заглянув в дверь, Сева пробормотал:

– Нет, я просто балдею.

С видом исполненного долга овчарка вернулась и села перед Антоном. Тот пожал ей лапу.

– Умница. Теперь вали домой.

Сева потянул собаку за ошейник.

– Пойдем, Степанида… Тьфу ты, Альма! Так ты зайдешь к Светке, Антох?

– Ну, раз ты перекувыркнулся… – Антон распахнул входную дверь. – Поломали мне зарядку, понимаешь.

Далее он действовал в ускоренном темпе: контрастный душ, овсянка и чашка зелёного чая. Затем вымыл посуду, положил в рабочую сумку пакет кефира, пару бананов и, насвистывая, вышел из квартиры.

У подъезда, на солнышке, хмурый Сева протирал стекло своей «тойоты». Он был в пиджаке, в котором выглядел ещё более богатырски. Обходя его, Антон хмыкнул:

– Проблемы?

– Птичка накакала, – буркнул Сева. – Не легковато ли оделся для сентября?

На Антоне были тонкие серые брючки, остроносые туфли и льняная сорочка в цвет. Рукава сорочки были закатаны, и на плече задорно болталась сумка.

– В самый раз. Жарковато даже.

– Ну смотри. Может, тебя подвезти?

Антон шагал от него задом наперёд, и ветерок играл его кудрями.

– Спасибо, мне тут ходьбы-то…

Спиной Антон наткнулся на мужика в бейсболке, посасывающего на ходу пиво. Мужик едва бутылку не выронил.

– Ты чё, оборзел?! – взъярился он. – Куда прёшь, чмо?! Зенки, что ли, на жопе?!

Антон виновато произнёс:

– Извините, зазевался. – И, обогнув «потерпевшего», двинулся восвояси.

Мужик в бейсболке, однако, извинением не удовлетворился. Хлебнув из горлышка, он потопал за Антоном.

– Слышь, ботан! Ты чё, думаешь вот так слиняешь?!

Тут на плечо ему легла широченная длань. Мужик обернулся, готовый к сваре, но узрел Севу, глаза которого скрывались за тёмными очками, а под распахнутым пиджаком бугрилась наплечная кобура.

– Пойдём, – пробасил Сева, – дело есть.

Мужик, само собой, попытался отступить.

– Чё-то я не врубаюсь, уважаемый…

Но рука, будто клещи, сжавшая плечо, влекла его к серой «тойоте». В панике «потерпевший» заверещал:

– Эй, это к чему?! Никуда я с тобой не поеду! Хрен заставишь!

Сева вручил ему влажную тряпку.

– Протрёшь стекло – и свободен.

Мужик в бейсболке перевёл дух и хлебнул пива.

– Я чё, нанялся, что ли?

Сева поправил на носу тёмные очки.

– Пять минут тебе. Время пошло.

Мужик, матюгнувшись, принялся драить окно автомобиля. Сева присел на лавочку и взглянул на часы.

– Сделаешь работу, – сказал он, – тряпку себе оставь. Пригодится в хозяйстве.

Мужик матюгнулся позаковыристей, однако ослушаться не посмел. Прохожие торопились по своим делам, и никто ни на кого не обращал внимания.

Глава 2

Трёхэтажное здание районной поликлиники, хоть и отремонтированное, выглядело убого снаружи и внутри: теснота, мрачность и бестолковая планировка помещений. Многие пациенты, впрочем, ощущали себя здесь как дома, образовывая в коридорах, что называется, клуб по интересам. В основном, разумеется, это были пенсионеры, привыкшие воспринимать доктора как нерадивую прислугу. Сказать, что подобное отношение Антона Климова бесило – значит, выразиться не точно. С одной стороны, Антон чётко понимал, что при нынешней системе здравоохранения ничего лучшего ожидать не приходится, с другой стороны, невзирая на своё понимание, молодой доктор неоднократно выходил из себя, нарушая этику врачебного поведения. Вот и сегодня, чёрт возьми, в это сентябрьское солнечное утро…

Обрюзгший господин, благоухающий дезодорантом, не желал покидать кабинет.

– Коновал, а не врач! – вскрикивал он фистулой. – Неделя коту под хвост, результат – ноль!

Это был первый сегодняшний пациент, и Антон – как водится, весь в белом – сидя за столом, делал запись в его амбулаторной карте. Стол напротив Антона занимала его медсестра Надежда Фёдоровна – суровая тётя, мечтающая досидеть до пенсии без лишних беспокойств.

– Не скандальте, мужчина! – одернула она пациента. – Сбавьте обороты!

Надежда Фёдоровна была, как говорится, крепко сбита и суха как вобла. Благообразие её лица особо подчёркивалось седеющими волосами, зачесанными на прямой пробор.

Пациент, прокашлявшись, понизил голос:

– Просто зла не хватает. Что вы там строчите? – обратился он к Антону. – Поэму или роман?

– Справку для прокуратуры, – отозвался Антон. – Коновал, а не врач. Результат ноль.

– Как остроумно! – скривил губы пациент. – Речь идёт всего лишь о вашей профессиональной добросовестности. Разве я требую многого?

Антон развернулся к нему корпусом.

– Вы требуете лишь продления больничного листа. Если завотделением подпишет, не возражаю. У вас всё?

Обрюзгший господин побагровел.

– Когда я лечился у приличных врачей, – вновь прозвенела его фистула, – мне прописали цефатрин, и всё более-менее приходило в норму! С какого, простите, бодуна вы назначили мне уредит, который…

– Урегит, – поправил Антон. – Продиктовать по буквам?

– Уредит, урегит… Муторно мне от него, ясно вам?!

– Меньше пить не пробовали?

– Да как вы… Я в рот почти не беру!

Медсестра, встав из-за стола, решительно шагнула.

– Мужчина, выйдите! – возвысилась она над скандалистом, и контрастные черты её лица выразили непреклонность. – Выйдите немедленно!

Пациент попятился, но позицию не сдал.

– Хочу знать, зачем мне этот урегит!

В дверь заглянула дама средних лет в брючном костюме.

– Что у вас тут, полостная операция? Моё, между прочим, время…

– Женщина, вас вызовут! – рявкнула медсестра и, водворив порядок, обернулась к доктору. – Выпишите ему цефатрин, Антон Алексеевич. Пусть отвяжется.