Троглобионт

Лейтенант вскочил с места, еще не договорив, но потом опять плюхнулся на скамейку и тупо уставился на сержанта.

– Не понял… Он сказал, что ждут нас возле избы… Это кто из нас пьяный?

– Да, точно… Они у дальней избы ждут, поехали!

На дальней избе тоже никого не было, и тоже не оказалось никаких следов. Там было еще большее запустение и, очевидно, никто в этом месте не останавливался с самой весны. Дозвониться больше не получилось. Ребята растерялись окончательно и встревожились не на шутку. Пришлось ехать, искать дальше. Они, насколько это было возможно, облазили всё озеро. Побывали в самых клеевых местах, зашли на третью заставу, к старшему лейтенанту Шахнину, в чьем ведении была южная сторона озера, но тот тоже ничего положительного не сказал. Вернулись к себе уже с почти сухим баком.

Тамара, увидев ребят с озадаченными и неестественно серьезными лицами, и с полным сидором, почувствовала слабость в ногах и села. Еще ничего не случилось, и даже ничего еще не было сказано, а в душе у неё уже появилась какая-то пустота и одиночество.

5. Кошмарный сон

Сотник проснулся от неприятного жжения в правой ноге и сразу сел, протирая глаза. В дыму не сразу разглядел кормчего, который длинной палкой ворошил только что, видимо, подброшенный хворост. От этих ворошений костер вспыхивал ярче и бросал искры. Сотник огляделся. Стало уже совсем светло, но туман всё еще лежал.

– Эй… как тебя там? Никодим, кончай костер ворошить, – новые христианские имена запоминались трудно и ломали язык, а сотник начинал серчать, поэтому, нарушая епископский приказ, назвал кормчего старой кличкой «Зуб», – Зуб, в рот тебе кочерыжку, прекрати, говорю… порты мне чуть не спалил.

– Вставать пора, – ответил немногословный кормчий, однако палку бросил и сел с другой стороны костра.

– Ты что ж, не спал вовсе?

– В Беловодье высплюсь.

– В Эдеме, надо говорить… учит вас дураков святой отец, учит… Всё без пользы – ваши грехи из Пекла не выпустят. Будут рогатые вот так-то под твоим котлом угли ворошить…

– А нам всё едино.

В висевшем на рожне котле закипела вода. Кормчий Никодим опять поднялся, сдвинул котел подальше от середины, засыпал в воду муки и сухой простокваши, посолил и опять сел.

– Наших так и нет никого… и не слыхать было? – спросил сотник.

– Найдутся. Не иголка чай.

Сотник углубился в размышления. Новая вера ему нравилась, даже не то чтобы нравилась, а вызывала благоговение своей непонятностью, таинственностью и суровостью. Особенно, когда её разъяснял отец Иоаким. В эти минуты всё становилось ясно, забирало и трогало душу, одно было плохо – басурманские названия и имена никак не хотели запоминаться. Сегодня он как-то сразу вспомнил название христианского рая: «Эдем», и сейчас гордился собой – показал он себя ученым человеком. Приятно. Календарь вот новый никак не задерживался в голове.

Они вышли из Новагорода в середине цветеня, только что отгуляв святое Христово воскресение. Сейчас – месяц червень, значит, в пути они уже скоро семь недель. Первый епископ Новгородский, отец Иоаким, еще зимой засобирался в Киев, но конями двигаться не рискнули, боясь весенней распутицы в дороге. Да и оставить крещеных в Новагороде без пасхи, отец Иоаким не захотел. Правда крещеных там было не ахти как много, но святой отец сказал, что даже ради десяти своих нужно остаться и дать крещеным святого причастия, как Господь ради десяти праведников не разрушил бы Содом (вспомнил-таки сразу, как называется город. В Содоме этом не нашлось всё же десяти – девять было или восемь даже, поэтому город и уничтожили).

Отец Иоаким взял с собою в Киев двух чернецов книжных и сотню ратников для охраны. Вышли пятью ладьями Волховом через Ильмень-озеро и дальше по Ловать-реке спускались на полдень. Всё было бы хорошо, но отец Иоаким нетерпелив больно. Где ни остановятся, крестить хочет, а народ-то тоже упрям, крестились бы себе – не зима чай, когда в воду лезть не мёд, а они – нет. Пришлось понасильничать немножко. Ну и собрались лихие люди, на волоке у Смоляного Гнезда догнали. Одна ладья сгорела и семь ратников, как корова языком. Но дальше уж всё спокойно шло, особенно, как в Непр вышли – по теченью вниз, дюже лепо.

Едина нелепость вчера на вечерней зорьке вышла. Тепло было, небо чистое, ни облачка, а непонятно откуда туман пал. Огонь засветили, перекликались, и всё ж таки не уберег Господь – разбрелись в тумане. Оно конечно, туман сойдет, встретимся, только бы отец Иоаким не наткнулся бы на кого с малой охраной. Беда будет.

На ночь пришлось вставать на якорь от греха. На это место наткнулись случайно – камыш расступился и стало видно чистый берег. Встретившая их старуха, сказала, что живет здесь одна, врет конечно: второй лежак застелен, поляна у землянки истоптана и лошадиный запах свежий, но её понять можно, мало ли лихих людей шляется. Неладно на Руси стало. Ничего, даст Бог – наладится.

Сотник почувствовал за своей спиной чей-то взгляд. Обернулся – старуха. Она с утра оделась в длинный шерстяной сарафан и узорчатую валяную накидку. Из-под простого кокошника сотника сверлил строгий, но ясный взгляд судии, никак не вязавшийся с сухим и морщинистым лицом старухи. Кормчий опять встал.

– Хлеб сварил. Пойду воев твоих будить.

– Часовому бы крикнул.

– Сам схожу.

– Ну, иди. Похлебаем да в путь, – сотник снова повернулся к старухе, – Почто так тепло оделась с утра? Лето, чай.

– Кости зябнут, мясо греть перестало.

– Садись к костру, мать, погреешься…

– Какая я тебе мать? Вон, гляжу, крыж надел… отрекся от Рода и племени.

– Так надо, мать. Наши боги да и сам Род батюшка на меня не обидятся, а Руси святой может польза выйдет. Рода то новая вера не отвергает, просто зовут его по другому…

– Это как же?

– Да-к ведь… как, как… просто – Всевышний.

– Ну, ну… даже, как зовут не знаешь… Нет, милай, не одно это… и совсем не просто. Послушала я этих чернецов… знаю.

– Что ты знаешь? Сидишь тут в глуши, а посмотрела бы, что делается на Руси. Сколько лет уже от ворогов отбиться не можем? ни с полнощной стороны, не с полуденной. Тати повсюду рыщут аки волки лесные. Всё война да война… кольчугу вон сколько лет уже не снимаю, в баню уж скоро в кольчуге ходить буду. А тут ведь что?… объединится народ в новой вере под стягами с ликом. Разобьем врагов и опять будем жить как встарь. Лепо будем жить!

– Губы то раскатал… мир вам чернецы принесут, как же…

– Ну, ты сама-то подумай, все лучшие люди уже крестились, князья все християне… ну? Что ж они дураки все?

– Вот князьям это зело лепо… да… а вы вот и есть дураки. Когда вечевые колокола посбросят, все рабами станете. Не божьими рабами, а настоящими. Как тебя кличут то?

– Амвросий…

– Тьфу, ты… Настоящее твое имя как? Русское.

– Путятой кликали… Путята я… Новгородский сотник Путята.

– Послушай, Путята, меня старуху… я вижу, ты человек не бедный: сапоги сафьянные, на порты локтей сорок бархата угрохал и думаешь что ты сам по себе и не грозит тебе ничего, а ведь и тебя коснется. Икнется вам еще эта вера-то новая. Да и уже икается. Воровство-то на Руси откуда повелось? Князья из Хазар да Греков принесли с верой вместе! Вера эта князьям лишь и нужна – они будут боги, а вы рабы божьи.