Тропа барса
Шрифт:
«На войне как на войне. Или ты, или тебя».
Стрелять.
Аля обернулась, посмотрела на Гончарова. Словно что-то могло измениться. «Ведь грустным солдатам нет смысла в живых оставаться…»
Ни слезинки не появилось на глазах. Словно в ее сердце действительно попала льдинка от разбившегося зеркала Снежной королевы.
Стрелять так стрелять.
Стрелять.
Открыла дверцу машины и спрыгнула на снег. Она не думала сейчас ни о чем. Ей нужно было подойти поближе. И выпустить все двадцать тяжелых пуль. Без промаха.
Бандитов было семеро. Они быстро приближались к остановившемуся
Она спокойно пошла им навстречу, ощущая направленные на себя стволы автоматов и пистолетов. Сто метров. Семьдесят. Пятьдесят. Тридцать. Двадцать.
— Стой! — скомандовали ей. Девушка остановилась.
— Брось автомат, сука!
Аля подняла голову. Сначала она боялась — боялась увидеть глаза тех, кого ей предстоит…
Но глаз она не увидела. Только хари — искаженные злостью, затаенным страхом, но больше — злостью. Ей даже на миг стало не по себе: смогут ли пули свалить этих нелюдей…
Бандиты приближались, медленно охватывая ее полукольцом.
— Ты что, оглохла? Автомат — на землю!
Аля одним движением бросила автомат далеко в сторону. Куртка соскользнула с плеч. По инерции, пусть на мгновение, взгляды всех были прикованы к летящему оружию. Этого мгновения ей хватило.
Двадцать пуль вылетели очередью. Четверо боевиков рухнули замертво. Трое — раненные, поверженные тяжелыми пулями на снег, пытались поднять оружие. Второй пистолет, короткий и тупорылый, как бульдог, уже был в руке девушки. Два выстрела слились в один. Больше патронов не было.
В живых остался только Главарь. Седой, желтолицый старик лежал на снегу; грудь была пробита в двух местах. Молча он смотрел на девушку, на оружие в ее руке.
Отверстия на груди пузырились при каждом вздохе; старик закашлялся, на губах тоже появилась кровь.
Старик не отрывал от нее взгляда. Потом разлепил синеющие губы:
— Я — Автархан.
Она не произнесла ни слова.
— Кто ты? — спросил он хрипло. Аля молчала.
— Кто ты? — повторил он вопрос, хотя каждое слово давалось ему с невероятным трудом.
— Никто, — ответила девушка.
— Добей… — прошептал он, теряя силы. Аля отрицательно покачала головой. Старик скривил губы, потянулся за зарывшимся в снег маленьким «вальтером». Аля смотрела, как он с усилием поднял оружие, ствол ходил ходуном, а старик силился спустить курок. Рот осклабился в гримасе невероятного напряжения, обнажив желтые клыки в бурой пене крови. Глаза стали белыми, старик словно поперхнулся, рука с пистолетом упала, и сам он рухнул головой в снег и замер.
— Стрелять… так… стрелять… — едва слышно произнесла Аля.
Разжала руку. Пистолет выскользнул из ладони и зарылся в глубокий снег на обочине. Ноги перестали держать, и она опустилась на ледяной наст шоссе.
Але стало холодно. Совсем холодно. Девушка смотрела прямо перед собой и не видела ничего, кроме наползающей ватной стены, потом все словно закружилось в водовороте, и она провалилась в стылую, с ледяными краями, воронку. В бездну.
Неприметный «жигуленок» появился через минуту. Дверь автомобиля распахнулась.
— Ты оценил, Крас? — Маэстро прикурил сигарету. — Если бы я не видел это
собственными глазами… М-да… Мы лишние на этом празднике смерти.Маэстро прошел по дороге, рассматривая трупы. Остановился рядом с Автарханом:
— А этот еще живет… Странно.
Вынул бесшумный пистолет и спустил курок.
— Вот теперь — чисто. Что с девочкой?
— Она не ранена. Но почему-то без сознания.
— Нечего сказать, кисейная барышня. Порешила полдюжины отборных боевиков и хлопнулась в обморок. Хорошая растет молодежь, а. Красавчик? Ну, что ты застыл?
Бери девчонку и — в машину. Пора отбывать с этого супостатного места.
Крас легко подхватил бесчувственное тело девушки, уложил на заднее сиденье, устроился рядом.
— Пошарь у нее под рубашкой: не люблю выстрелов в затылок.
— У нее ничего нет, — успокоил Крас.
— Ну что ж… Как пишут в школьных сочинениях: усталые, но довольные, они возвращались из похода. Ты получил свою девчонку. Осталось… Осталось найти Моцарта. Если бы еще знать, кто он…
— В город?
— Да.
— На объект "А"? Маэстро кивнул.
— Извини, что я тебя спрашиваю…
— Брось, Красавчик. Без церемоний.
— Лир… уже там?
— Как знать, милый, как знать. Маэстро круто развернулся, и машина помчалась в сторону города.
— А что, Крас… Ведь для многих это — трагедия.
— Трагедия?
— Ну да. Эти мордовороты для нас — трупы. А для родных — покойники. Улавливаешь разницу?
— Слабо.
— Плохо. Тебе бы не мешало. «Покойник» в русском языке — существительное одушевленное. А трагедии… Как сказал кто-то умный, трагедия — это урок для оставшихся в живых. Но не для нас, а. Красавчик?
Нет. Не для нас.
А жаль.
Глава 57
Але казалось, что она замерзает. Насмерть.
Яма была глубокой, с гладко вылизанными ледяными стенами. Колодец. Настоящий ледяной колодец. Только у него не было дна. Девушка цеплялась ногтями за крошащийся лед, разбитые, разодранные в кровь руки саднило тупой болью, они были липкими от крови, и от этого становилось еще холоднее. Но хуже, чем холод, был страх. Жуткий и неотвратимый, он шел откуда-то со дна, из той черной бездны, куда ее затягивало все больше и больше.
Веки налились свинцом. Казалось, она никогда уже не сможет открыть глаза, никогда не увидит свет солнца и блеск моря. Она пыталась. Дважды пыталась. Хотя бы чтобы разглядеть небо над собой.
Но вместо этого видела лицо. Кровавый шрам разрывал его надвое, делал уродливым и жутким, превращал в жестокую карикатуру на человека. Глумливую и безобразную настолько, что пальцы девушки сами собой разжимались, и она снова скатывалась, сползала в зияющую ледяную бездну.
Время от времени ее окатывала волна жара, дикого, испепеляющего, но он не давал согреться, наоборот, опаливал веки так, будто под них засыпали морской песок, перемешанный с солью. Губы тоже треснули, она чувствовала вкус крови, своей крови, и еще — жажду… Она пыталась хватать ртом снег, но никакого облегчения не наступало: жесткий, как наждак, он застревал в горле, мешал дышать, душил, она кричала и снова срывалась вниз по ледяному склону в черную, щемящую бездну…