Тропами тьмы

"Мы выполнили свой долг. Теперь мы можем уйти, помните о нас и помните о том, что любой, знающий язык леса может попросить у нас помощи, и мы поможем", - Алата напоследок дотронулся до лба девушки своим рогом, развернулся и не спеша пошел в сторону Заколдованной рощи. Остальные единороги по одному последовали за ним.

Девушка, сидящая на траве, не могла вымолвить ни слова, со слезами на глазах безмолвно провожая уходящих детей зимы, крепко сжимая в ладонях подарок и напоминание о дружбе и боли. Она видела, как невесомые хрупкие создания дошли до кромки леса, обернулись, словно прощаясь, - даже отсюда были видны их пронзительно-зеленые грустные глаза, и скрылись среди толстых необъятных стволов, хранящих тайны рощи, как зеницу ока. Ларенхали торжественно запели на высокой ноте, достигнув апогея, и мелодия стала затихать, пока не превратилась в еле слышный ненавязчивый мотив, гармонично сливающийся с окружающей природой.

Боль наполняла сердце эльфийки и находила выход в слезах. Они текли по девичьим щекам и, скатываясь по подбородку, капали вниз, разбиваясь об обломок сияющего рога в мельчайшую невесомую искристую пыль.

– Ваше величество, королева... Эйриэн, - Келл осторожно дотронулся до плеча дочери весны.

Звук собственного имени, которое она, наконец, четко услышала, взорвался в голове, словно магической вспышкой. Воспоминания обрушились на неё непрерывным потоком водопада, четкие, ясные, словно это происходит здесь и сейчас, фрагменты памяти всплывали, вспыхивали и гасли, чтобы мгновенно смениться новыми, спешили, торопились, обгоняли друг друга, смешивались, как в причудливом фантосмогоричном калейдоскопе.

...Голос матери, поющей колыбельную; топот маленьких бегущих ножек, гулко отдающийся в коридорах дворца; родители, сидящие на тронах в зале для приема; горечь от их отъезда...

...Над головой переплетающиеся ветки ларенхали, запах прелых листьев, тишина Заколдованной рощи; горестные вздохи Николо; насмешливый голос поющего Веселого Соловья; хмурые лица королевских советников; затейливые кривые улочки Серого квартала...

Эйриэн стиснув зубы, сжалась в комок, до боли в побелевших пальцах вцепившись в рог единорога. Голова, казалось, вот-вот разлетится на части, не в силах выдержать напора воспоминаний. А они все продолжали сыпаться и сыпаться, будто горох из дырявого мешка.

...Нежданно нагрянувшее посольство орков; горящие бешенством глаза волкодлака; знакомство с Арейоном; рушащиеся стены склепа, служившего домом Литавию; бешеные "догонялки" с шаманским огнем на окраине Эсилии; смертельная скачка до Анории...

Битва.

Смерть Ивэна...

Королева прикусила губу, не в силах поверить, не в силах вновь пережить эту невыносимую утрату. Крохотная надежда тлеющим огоньком вспыхнула в сердце. Что, если все это не правда, а лишь дурной кошмарный муторный сон, шаманское наваждение, вызванное, чтобы сломить её дух, уничтожить без оружия лишь одной этой мыслью, лишь одной этой болью?! Что если ничего еще не случилось и она все еще стоит вместе со всеми на поле в ожидании боя, заслушавшись шаманских бубнов, отбирающих желание жить, подавляющих волю?!

Эйриэн стремительно вскочила на ноги, вцепилась в Келла, приподняла его над землей:

– Где Ивэн?!
– громко закричала она ему в лицо.

Мальчишка, нелепо бултыхая ногами в воздухе, испуганно уставился на свою королеву. От её внезапной смены настроения, причины который ему были неизвестны, он потерял дар речи и смог лишь поднять руку, чтобы указать нужное девушке направление. Эльфийка отбросила слугу в сторону, как котенка и побежала туда, куда он её направил.

Путь девушки пролегал вдоль края походного лагеря. Она искала отца среди воинов, как если бы он был жив. Вокруг тайного советника постоянно толпился народ - солдаты, слуги, шептуны, просто преданные люди. Ивэн всегда был окружен теми, кто по одному его слову был готов отдать свою жизнь, готов был выполнить любой его приказ, слепо повинуясь и не размышляя, только лишь потому, что этот приказ исходил от человека всецело и бесконечно преданного своему отечеству и своей королеве.

Но тайного советника нигде не было видно, а воины, столкнувшись с девушкой взглядом, узнав в ней королеву, поспешно, повинуясь какому-то всеобщему чувству вины, отводили глаза в сторону. Эйриэн не хватило духу подойти к кому-либо и спросить, где она может найти Ивэна. Она все еще отказывалась верить в произошедшее, и надеялась, что ей просто приснился, привиделся кошмар.

Эльфийка издалека увидела грандиозную конструкцию, состоящую из сложенных ярусами разнообразных и разнокалиберных щитов, накрытых от верха до низа знаменами побежденной армии. Она так же увидела и того, кто лежал на самом верху этого колоссального постамента, но до последнего отказывалась верить глазам. Королева аккуратно ступила на нижний слой щитов, словно на ступень. Строение было шатким и непрочным. Наверняка эльфы постарались, отдавая долг чести и уважения павшему бойцу, совсем не подумав о том, как людям будет сложно спустить советника с самого верха. Но легконогая дочерь весны без труда добралась до сердца пирамиды. Сейчас она даже была благодарна своим сородичам, уверенная наверняка, что никто не сможет потревожить её здесь или хотя бы подойти бесшумно.

Сверху вниз Эйриэн смотрела на человека, который за половину жизни стал ей ближе, чем настоящие родители, на того, кого перед самой его смертью назвала отцом. Тайного советника словно приготовили на торжественный парад. Он был одет в самый лучший свой доспех, сияющий в лучах полуденного солнца тончайшими линиями гравировки. Вездесущие солнечные зайчики старались и тут, без устали скользя и прыгая по глади металла. Лицо Ивэна было спокойным и на удивление живым. Королева стояла и боялась опуститься. Она все еще надеялась, что учитель жив, что он просто спит. Хоть и видела, что грудь человека не вздымается, и не слышала биения сердца в груди, не смотря на то, что была совсем рядом. Девушка присела на колени и, переборов себя, дотронулась до лица учителя. Странно, но пальцы ничего не почувствовали - ни тепла, ни холода, совсем ничего. Не смотря на то, что она прекрасно чувствовала гладкость рога, который сжимала в ладонях.

– Удивительно, правда?
– раздался все же за спиной неожиданный голос. Он мог принадлежать во всем лагерю лишь одному этэну: - Ты исчерпала всю свою магию, но вернуть жизнь не смогла - этого никто не может, зато теперь он теплый, словно не умер, хоть его сердце и не бьется, и сам он не живет.

Эйриэн молчала. Боль в душе тяжким грузом пригибала к земле. Слез не было. Они застревали где-то в горле не в силах вырваться рыданиями или хотя бы словами. Эльфийка вложила в руку учителю обломок рога, и приложилась губами ко лбу мужчины. Губы и впрямь почуяли живое тепло. Как же это было несправедливо - насмешка судьбы! Ну почему мертвый кажется таким живым?!

– Поплачь...
– Мерилин присел позади девушки и обнял её за плечи.

Губы королевы дрогнули, резь в глазах заставила её часто-часто заморгать ресницами. Как же легко было плакать, видя умирание единорога, ничего не помня и ни о чем не зная. Те слезы несли упокоение, облегчение, умиротворение. Слезы же сейчас могли принести лишь новую боль.

Сжавшись в комок, уткнувшись в мертвое лицо отца, Эйриэн разрыдалась безнадежно, безысходно, горестно. Облегчения не было. Соленые капли резали глаза и щеки, ослепляя острой болью, словно наконечники стрел или копий. Сколько она так провела, девушка не знала, ей казалось, что слезы никогда не кончатся и боль не пройдет. Но все имеет конец и хорошее, к сожалению, и плохое, к счастью.

Девушка перестала содрогаться от рыданий и замолчала, застыв на теле Ивэна. С первого взгляда было сложно определить, кто из них сейчас мертвее. Соловей приподнял королеву за плечи, развернул к себе и встретился глазами с её пустым взглядом. Она исчерпала себя еще раз. Тогда на поле она тратила магию, а сейчас здесь растратила все чувства до последнего. Апатичный взгляд, безвольное тело, поникшие плечи. Казалось, вместе с жизнью учителя, она потеряла и свою собственную жизнь. Так горька и велика была потеря.

– Сельба, - менестрель легонько потряс её за плечи, - Сельб Эйриэн, - Позвал он, но не дождался никакой реакции от девушки. Даже зрачки зеленых глаз не дрогнули, чтобы обратить свое внимание на зовущего.

Певец прижал эльфийку к себе и принялся гладить по волосам:

– Ну что ты, сестренка, ну нельзя же так. Разве для этого твой учитель спас тебя, разве для этого положил свою жизнь? Он хотел, чтобы ты жила и дальше, чтобы смотрела на мир, радовалась ему.

– Сестренка, ты же - королева, а королева не может так выглядеть перед лицом своих воинов, - голос менестреля был чарующим и ласковым, а слова правильными и Эйриэн слышала их все до последнего, послушно повторяла в своей голове, но они не затрагивали её разума, не касались её души. Так непонятная речь чужого языка проскальзывает мимо ушей, не оставляя от себя ни следа понимания. Разве слова могут вернуть кого-то к жизни? Разве они могут избавить от этой такой липкой, такой убийственной боли, разрывающей изнутри грудь?!