Тропой мужества

– Что можно сделать? – после минутного молчания спросил Антон. – Как мне поступить?

– Мой дед всегда говорил – по совести, – говорит парень. – По своей совести.

– Он воевал?

– Нет, деду в сорок пятом только семнадцать исполнилось. Мой прадед погиб на войне. Пропал без вести.

– Делай, что должен, и будь что будет?

Сергей не отвечает. Его образ размывается, мемориал сменяется на лесной пейзаж, а вместо парня над ним нависает немецкий солдат. И он что-то требует. Встать и сдаться? Где наган? Рука чуть сдвинулась, но больше ничего сделать не вышло, пришла боль. На миг взор затуманился, но когда полегчало, немец не исчез. Внезапно Антон понял – это уже не сон и не бред. Нависший над ним враг реален. И он не один – вокруг расположились другие солдаты. Они держали на прицеле всех бойцов, уже разоруженных, без ремней, стоящих угрюмо в паре метров.

– Aufstehst.

Встать требует. Немецкий Антон знал неплохо. В школе по языку стояла пятерка. Попытка приподняться оказалась неудачной. Боль из раны прострелила все тело и лишила сил.

Ствол карабина направился точно в грудь. На лице солдата была написана готовность пристрелить раненого русского, чтобы снять все проблемы.

– Я помогу.

Карабин дернулся в сторону говорившего, но немец понял и поощрил движением ствола. Иванцова подхватили под здоровую руку и помогли подняться. Антон вдруг увидел, что у него тоже отсутствует фуражка, портупея и командирский планшет. Удивленно осматриваясь, он еще обнаружил, что с рукавов волшебным образом исчезли все нашивки. Причем места их были замазаны грязью. Он провел рукой по вороту – знаки на петлицах тоже отсутствовали. Теперь он от других бойцов не отличался.

– Stehen! – громко скомандовал немец. – Hande hoch!

Антон поднял руки, и один из солдат принялся его обхлопывать, явно ища спрятанное оружие. Он проверил и карманы, но они тоже оказались пусты. Куда исчезла командирская книжка и партбилет? Кто срезал нашивки и убрал с петлиц знаки. Куда делась планшетка с портупеей? Иванцов посмотрел на понуро стоящих бойцов, глянул на Бесхребетного, поддерживающего его. Ответ был очевиден. Только Бесхребетный был рядом с ним, и только он мог убрать с формы все знаки принадлежности к командиру.

Но есть и другие важные вопросы. Откуда появились немцы? Как они могли так тихо подойти к выставленному охранению, причем с разных сторон. Почему никто из бойцов не заметил врага? Почему не смогли предупредить остальных? Это предательство! И в подозрении опять только один – Бесхребетный. Стало до того досадно, что боль и головокружение отступило, а в голове прояснилось. И появилась другая мысль – если Бесхребетный предатель, то зачем скрыл, что Иванцов командир?

Для прояснения недостаточно фактов, и Антон решил подождать.

Тем временем немцы образовали что-то вроде конвоя, и один из них, со знаками фельдфебеля, скомандовал:

– Vorwarts!

Бойцы понуро двинулись. Впереди из чащи появился мужичок, нагруженный винтовками, портупеями и вещмешками. Немцы явно не хотели оставлять трофеи в лесу и использовали местного. Вслед мужичку шел солдат, явно не доверяя носильщику. А местный-то непростой – на правом рукаве Иванцов заметил белую повязку. В голове всплыло – полицаи, добровольные помощники, предатели. Выругавшись про себя, Антон сосредоточился на том, чтобы не упасть ненароком, несмотря на поддержку бойца.

Тропа, даже не тропа, а просто путь, проходила через заросший подлеском сосновый бор. Кусты орешника сменились ивняком, и потянуло прохладой. Где-то рядом послышалось журчание воды. Родник. Антон невольно сглотнул. И не только он. Через какое-то время Иванцов обнаружил, что они двигаются по тропе, явно натоптанной жителями от родника. Тропинка вывела на грунтовку, а вдалеке стали заметны дома.

Это не хутор, это деревня. Домов было много, на первый взгляд около двух десятков, возможно больше. У околицы стоял бронетранспортер, а рядом часовой, внимательно смотревший на приближающуюся процессию. Он что-то сказал и на бронетранспортере появился солдат. Он довернул ствол пулемета и направил на колонну.

– Lass, Willie, sie sind nicht mehr gefahrlich! – крикнул фельдфебель. – Es ist besser, jemanden nach gauptman zu schicken. Sag mir, die anderen russen haben gefuhrt [13] .

Антон прекрасно понял немца и насторожился. Это значит посланные на разведку бойцы тоже в плену. Как их угораздило? Стало еще досадней. Это он виноват, плохо инструктировал. Плохо выбрал добровольцев, умеющих вести разведку. Надо было подготовленного посылать. Но имелся только один, и он доверия как раз не имеет.

13

Оставь, Вилли, они уже не опасны. Лучше пошли кого-нибудь до гауптмана. Скажи – остальных русских привели.

– Antreten! – скомандовал фельдфебель и махнул рукой, из чего пленные поняли, что надо построиться.

Немец прошелся вдоль строя, пристально вглядываясь в лица, будто только что увидел. Вернулся в центр.

– Kommissare, Juden Schritt nach vorn! – скомандовал он. – Verstehen sie? [14]

Никто не двинулся. Бойцы угрюмо молчали, смотря перед собой. Лишь один Антон смотрел на врага, но выходить он не собирался. И виду не подал, что он прекрасно понимает.

14

Комиссары, евреи шаг вперед. Понимаете?

– Грязные свиньи! – выругался немец и повернулся к солдатам. – Они человеческого языка не понимают.

– Конечно, не понимают, Карл, – ответили, смеясь, солдаты, – они же свиньи.

– На свинячьем их спроси. – И все вокруг захрюкали.

В этот момент появился офицер, и фельдфебель оборвал поросячий концерт и направился к нему. Вытянулся, собираясь доложить, но капитан отмахнулся, сразу направляясь к строю. Тоже прошелся, осматривая пленных. Посмотрел на сваленные недалеко трофеи, затем обратился к фельдфебелю:

– Это все?

– Да, герр гауптман. Все. Что с ними будем делать? Вдруг среди них имеются евреи и комиссары? Расстреляем, чтобы не возиться?

– Не будем заниматься не своим делом, Карл, – поморщился гауптман. – Отправь посыльного в штаб. Пусть обершарфюрера Клауса известит. Это его работа. А пока запри их туда же, где остальные, и пост организуй.

– Jawohl! – вытянулся фельдфебель и, повернувшись, скомандовал, махнув рукой вдоль улицы: – Vorwarts!

Пленные повернулись и побрели в указанном направлении.

Дома в деревне располагались вдоль дороги и были однотипными – бревенчатыми пятистенками. Различались высотой и формой крыши. Преобладали двускатные, но имелись и шатровые. С шатровыми крышами дома выглядели богаче – с резными ставнями, балясинами на крашеных крыльцах. Деревня явно была зажиточной. У каждого дома имелся обширный двор, с сараями и скотниками, свой участок огорода, расходящиеся в обе стороны от домов. А по правую сторону в низине виднелась часть какого-то водоема, скорей всего запруды. Имелся и колодец, находящийся в центре деревни рядом с дорогой.