Тропой священного козерога, или В поисках абсолютного центра

Сангвор. Наше появление, вероятно, заметили с того берега, потому что, когда «белый блок» подошел к переправе, там уже ждал мальчишка, который и перевез нас по двое на тот берег свинцового потока. Каждый из пассажиров давал ему по рублю. Дал и я. Мы сразу направились к мехмонхоне. Это был большой (по местным понятиям) дом на обрывистом берегу Оби-Мазора. Строение состояло из двух просторных комнат, устланных войлочным покрытием и курпачами, стены были сплошь завешаны яркими коврами местной выделки. Нам предложили совершить омовение, затем все встали на намаз. Роль ишана исполнял Назри — рыжебородый веселый таджик, лет тридцати пяти, с блестящими глазами и неплохо (опять же, по местным меркам) говоривший по-русски.

У Назри хранилась старая рукописная книга, содержавшая историю Хазрати-Бурха.

Как рассказывает легенда, Хазрати-Бурх (хазрат Бурх Сармаставали) был современником Моисея и происходил из страны Джазира Сарандева, с которой отождествляют Индонезию. Впрочем, возможно, это Индия или Цейлон. После многочисленных путешествий по миру Бурх обосновался в долине Оби-Хингоу и научил местное население ковроткачеству. Вероятно, здесь мы имеем дело с наследием специальных суфийских тарикатов, ориентированных на это древнее ремесло. Вместе с тем, «бурх» означает «горный козел» — культ этого священного животного был широко распространен в горных регионах Средней и Центральной Азии до их исламизации. До сих пор почти на всех священных мазарах можно видеть украшения из рогов горного козла. Вдоль русла Оби-Мазора, в особенности в непосредственной близости от самого мазара, встречается особая красная порода в виде налета на камнях, которую хранители местной традиции называют «кровь бурха». В сущности, этот символ очень близок алхимической киновари, а сам образ горного козла-бурха, видимо, каким-то образом отождествился с хазратом Бурхом как местным святым.

Долина Вахио — как мне тут объяснили — избежала оккупации Красной армией. Не было здесь никогда и антибасмаческих отрядов. Высокогорный халифат — как система автохтонной власти, устроенной на началах древних адатов и при мудром руководстве наследственных ишанов — существовал на протяжении столетий в качестве особого «климата», устойчивого против атак внешнего и внутреннего куфра. Впрочем, такого рода самодостаточные общины — не редкость в естественных природных анклавах глубинной Азии. Такого рода образования — с разной степенью социальной и хозяйственной автаркии — до сих пор можно обнаружить в Афганистане и Пакистане. В ряде этих автономий даже нет денег. Вот — истинный шариатский коммунизм! Местный учитель из Сангвора рассказал, что девушки тут в школу не ходят и никогда не ходили. «А зачем?» Логичный вопрос, учитывая «домоцентричность» господствующего здесь уклада жизни, традиционно ориентированного не столько на производство прибавочного продукта и уж, конечно, не на торговлю, сколько на консервативное «сохранение всего как есть».

Здесь, в Сангворе, мы встретили группу бабаев, возвращавшихся с мазара в Лянгар и дальше. Новость про снос лянгарского моста их, видимо, не очень обеспокоила. Главное — зиарат был сделан, и теперь им предстояло не спеша возвращаться по домам. Ну, в крайнем случае, подождать день-два до наведения переправы. Надо сказать, нас очень плотно и качественно покормили: шурпо, плов, фрукты, сладости и различные деликатесы местной кухни. Паломники опять скинулись по пятерке, но с меня денег не взяли. Сказали, что я особый гость — издалека. Потом включили радио с таджикской музыкой, и все блаженно лежали, словно перекормленные боровы, на боку, умиляясь льющимся из динамика романтическим мелодиям и звонким голосам божественных артистов. Перед сном — еще один намаз, чай, историософская беседа с Назри под астральным сводом и, наконец, погружение в деперсонифицированное состояние сна без сновидений.

Вверх по Оби-Мазору. С утра, после обязательной молитвы, мы продолжили путешествие. Часа через два подъема по весьма живописной тропе — местами просто крайне живописной, с невероятным скальным рельефом, вплоть до гигантских выветренных сталактитов — мы подошли к очередной излучине Оби-Мазора, как выяснилось — последней перед святилищем. Здесь, у пологого берега, нужно было совершить полное омовение, т. е. вместе с головой. При этом запрещалось раздеваться донага. «Такой закон», — сказали бабаи. Впрочем, я это уже знал. Мы зашли в воды Оби-Мазора, словно в священную Гангу, с благоговением читая молитвы, сложив руки на животе. Потом окунулись с головой по три раза. После этого просто хорошо вымылись. Слегка обсохнув на интенсивном горном солнце, двинулись дальше. Наконец, через полчаса, наш «белый блок» достиг кишлака шейхов — как здесь называли заброшенное много лет назад поселение специальных служителей святыни, обладавших наследственными полномочиями. Теперь от кишлака оставались лишь густо заросшие бурьяном и шиповником фундаменты, что, впрочем, делало окружающий пейзаж еще живописнее. А далее, за кишлаком, прямо на крутом обрыве реки, вертикально уходившем вниз метров на сто, я увидел и конечную цель нашей эзотерической экспедиции — мавзолей Хазрати-Бурх.

На святом месте. Тропа шла прямо к мазару, метрах в двадцати от него пересекалась небольшим арыком, через который был переброшен мостик. Это была как бы последняя, третья, переправа на пути к святилищу. Сразу за мостиком располагался другой интересный объект. Между двумя деревьями, стоявшими по обе стороны тропы, была переброшена поперечная жердь, образуя как бы род арки, напоминавшей синтоистские тори. Перед самым входом в мазар, справа, стоял большой черный камень с оттиском человеческой ладони.

Священная пятерица — один из ключевых символов исмаилитской традиции, но его сакральная генеалогия, несомненно, более древняя и восходит еще к периоду первых наскальных изображений, сделанных неолитическим человеком. Известно, что большинство фигур так называемой пещерной живописи являются изображениями астральных объектов — прежде всего планет и созвездий. Из этой эпохи тянется традиция отождествления космических объектов с животными, а позже — героями. К примеру, на неолитических стоянках в верховьях Ягноба священные скалы расписаны изображениями горных козлов и «запечатаны» магическими пятернями шаманов.

Гробница — это та же пещера, хранящая священные кости первопредка. В Таджикистане все святые мазары одновременно оказываются центрами клановых паломничеств. Каждый святой так или иначе связан родственными узами с почитающими его потомками. Впрочем, то же самое мы видим в других странах региона, если не сказать — повсюду в мире, где сохраняется традиционалистская ментальность.

Саркофаг Хазрати-Бурха достигает в длину четырех метров, полутора — в ширину и полуметра в высоту. Он весь покрыт белой известью, как и внутренность мавзолея. Солнце пробивается сюда через входную дверь и щели в куполе, высвечивая на параллепипеде гроба Первопредка и круглых выбеленных стенах гробницы огненные руны космической книги духа — Рух-намэ: «Человек знания жив вечно после смерти своей, хотя кости его под землей сгнили. А профан мертв, хотя ходит по земле и считается в живых, — так он ничтожен». Бабаи встали на намаз на полянке перед входом в мавзолей. Помолившись, зашли по-очереди, без обуви, в усыпальницу, приложились ко гробу, прочитав молитву. Потом разложили на полянке дастархан, достали снедь, сделали чай. К моему удивлению, после непродолжительного застолья мои спутники собрались идти назад. Так быстро? С другой стороны, паломничество было благополучно завершено, ритуалы исполнены. Ну что ж, хоп, майлиш!

Я, разумеется, никуда уходить не собирался. Первоначально я полагал зайти за мазар на пару километров вверх по тропе и там уже разбить палатку. У самого мазара стоять представлялось невозможным из-за большого наплыва паломников. В разгар зиаратного сезона ежедневно святилище посещало до пятидесяти человек, а то и больше. Теперь, в связи с обрушением мостов, ситуация менялась. Наша «белая» группа была последней из тех, кому удалось пересечь мост перед Лянгаром в этом направлении. Стало быть, до наведения переправы паломников не будет. Высвечивалась совершенно уникальная возможность посидеть на легендарном святом месте в полном одиночестве!

К молитвенной полянке примыкала так называемая мехмонхона — то есть «гостиница» для паломников. Конечно, не «Хилтон», но зато я обнаружил в этом низком глиняном строении, два на три метра площадью, продовольственные запасы и даже отдельные предметы роскоши: помимо большого количества лепешек, чая, сахара, сладостей, риса и соли, тут можно было обнаружить с десяток курпачей и три-четыре керосиновые лампы, с канистрой керосина и спичками впридачу. Я подумал, что посижу прямо у мазара до первых паломников, а там — посмотрим. Главное, чтобы еды хватило. Впрочем, с этим проблем не предвиделось, по крайней мере на месяц вперед. Кроме того, у меня с собой было достаточно собственных запасов, в том числе несколько пачек «Малютки» («горной амброзии»), пакетные супы, сухофрукты и орехи. Я проветрил курпачи на солнце, затем устлал ими большое пространство вокруг палатки. Получилась некая домашняя зона, прикрываемая сверху от солнца густыми ветвями двух-трех мощных лиственных деревьев. Здесь можно было лежать в тени с книжкой или без. Рядом я соорудил удобный каменный очаг, а топливо можно было найти в заброшенном кишлаке шейхов.

Наги. Однажды у задней стены гробницы я обнаружил змеиное гнездо. Сначала увидел одну большую змею, блестящая черная спина которой неожиданно заскользила в зарослях подбиравшегося к мазару густого кустарника. Потом в тех же кустах я увидел змею еще раз. Видимо, это был местный Наг, который затем периодически появлялся в одном и том же месте.

Афганская история. Про «нагов» на Востоке ходит множество мистических легенд и волшебных сказок. Однажды мне довелось услышать следующую историю. Это случилось в Афганистане, во время войны с моджахедами. В горах, на одной из ключевых точек, занимал позиции дозор Советской армии, всего человек десять. Один из солдат пошел оправиться и неожиданно наткнулся на змеиное гнездо, а там — маленькие змееныши. У солдата в кармане были хлебные крошки, и он, ради прикола, бросил щепоть в гнездо. Змееныши начали хватать крошки ртами. Солдата это развеселило, и в следующий раз он пришел на это место с куском лепешки, который скрошил «малькам». Так — несколько раз. Как на оправку — так к гнезду. Но однажды, когда он в очередной раз оправился, перед ним вдруг поднялась огромная кобра. Она раздула капюшон и стремительно бросилась солдату прямо в лицо. Тот от неожиданности впал в шок и отключился. Через какое-то время отошел, встряхнулся. Вроде бы жив, укусов тоже не видно... Ну да и ладно! Отправился он назад, на позиции. Приходит — а там все его сослуживцы лежат с перерезанными горлами. Оказывается, за то время, когда он лежал в шоке, на дозор напали духи и всех во мгновение ока прикончили.