Тропой священного козерога, или В поисках абсолютного центра

Из дворца Шехерезады едем в гостиницу-интурист «Таджикистан», в ресторан. Каландар заказал здесь по случаю моего приезда банкетный зал. Входим. Официанты проводят к стоящему в центре помещения огромному столу, ломящемуся от снеди. Всего вокруг десятка два человек. Все — сотрудники или компаньоны Каландара. Нас с Викторией он представил как иностранных гостей, и каждый из присутствовавших произнес по этому случаю тост, не выпить за который было абсолютно невозможно. Впрочем, потом пили уже без тостов, но дружно. В конечном итоге и попили и поели просто по-барски, до последних пределов, типично по-восточному.

Каландар единолично выставлял весь этот стол всей команде. Это был сильный жест. Наше предыдущее застолье оплачивал я: в ресторане на Невском, на углу у станции «Маяковская», где мы спасались целительным коньяком от последствий алхимической свадьбы Сокола. Дальше мне нужно было на Московский вокзал, Каландару — в противоположную сторону. Он скрылся походкой бродяги — с вечным «ермаком» за спиной и орденским посохом в руке — в плывшем с Фонтанки тумане, чтобы выйти из него через несколько лет здесь, в Душанбе, в ресторане «Таджикистан», в качестве уважаемого и состоятельного члена сообщества новой социальной элиты республики. Мир действительно встал с ног на голову. Это было время больших общественных надежд — золотой век для истинных талантов. Это был момент осуществления всех мыслимых и немыслимых проектов.

Эйфория перестройки. Первые годы перестройки были наполнены эйфорическими надеждами, апофеоз которых во многом приходится на август 1991-го. С людей сняли намордники, расковали инициативу. Началась как бы взрослая жизнь: бизнес, путешествия, контакты с иностранцами, снятие цензуры и советских моральных табу. РАЗРЕШИЛИ ИНДИВИДУАЛИЗМ. Большинство моих знакомых в это время расцвело. Дела катили, все клеилось, концы срастались, перспективы намыливались, а главное — ощутимые, материальные результаты были налицо, на ощупь. Вот он, мир, бери — не хочу! Каландар, не моргнув глазом, выложил за обед восемь штук — а когда-то он жил с женой и двумя детьми в месяц на стольник! У Вороны тоже все шло в гору: непыльная работа, социальные связи, плюс врожденный авантюризм. Он предлагал организовать охоту в таджикских заповедниках для иностранцев, с полным сервисом от «А» до «Я», включая транспорт, размещение, выход на позицию и т. д. Крышу давали спецслужбы. Это было совершенно реальное предложение, и я принял его к сведению, но в тот момент меня больше интересовал контакт с Министерством культуры, которого Ворона, несмотря на все связи со спецслужбами, обеспечить не мог. Я прибег к собственным средствам, и в результате оказался-таки в кабинете министра.

Цель моего визита состояла в том, чтобы выяснить возможности импорта в Германию продукции таджикских народных промыслов типа глиняных горшков, вышитой одежды, ювелирных украшений, музыкальных инструментов и т. п. Но это была не личная блажь, а просьба шефа торговой фирмы, в которой я тогда работал. Министр сидел в окружении нескольких человек. Среди них я опознал одного номенклатурного писателя, с которым некогда познакомился, посещая с Хайдар-акой местные интеллигентские тусовки по наводкам Фаруха и Хальянда. В последний раз мы с Писателем пили водку в том самом баре, где позже с Сашей-художником вели разговор про «высшие канализации». Писатель, видимо, очень удивился, увидев меня в качестве иностранного визитера у своего босса. Предложил купить что-нибудь в художественном салоне напротив министерства. Кстати, именно в этом «салонном» доме жил только что улетевший в Нью-Йорк Саша. Мы обменялись с министром визитками. Дело обещало быть интересным. Все тащились.

Между тем Сокол с Урсулой так на Главпочтамте и не объявились. Никаких писем от них не было. Наверное, сильно затусовались... Сокол в эти времена тоже переживал эйфорию безграничных возможностей, открывавшихся Перестройкой. Ведь теперь он мог абсолютно реально осуществить свою давнишнюю мечту — купить дом где-нибудь на Памире или в Вахио и разлагаться там до конца манвантары. Благо, денег, как тогда представлялось, хватало на целую вечность.

Небесный начальник. Для того чтобы улететь из Душанбе, мне пришлось познакомиться еще с одним начальником, на этот раз распоряжавшимся путями небесного сообщения. Началось все с того, что нам были нужны обратные билеты. Загвоздка состояла в паспорте Виктории. Как иностранка, она должна была платить валютой по полной программе, а это выходило чуть ли не в тысячу баксов. У меня теплилась надежда, что можно будет за меньшие деньги договориться с кем-нибудь в аэропорту о билете за рубли. Я подошел к кассе. Окошко было закрыто, но за столиком сидел молодой усатый таджик. Я ему подал знак: мол, открой на секунду, вопрос есть! Он, действительно, открыл:

— Чего нужно?

— Есть разговор, брат. Особый вопрос.

— Давай, заходи в кассу с той стороны.

Я зашел к кассу, прикрыл дверь. Объяснил, что за тысячу лететь дорого, а вот полтинник могли бы подкинуть за улаживание вопроса. В ином случае — поедем поездом. Встанет в тот же полтинник. Усатый молодец представился начальником диспетчерской смены. Видимо, перспектива заработать живые доллары была столь заманчивой, что он даже не торговался. «Хоп, майлиш!» Предложенный вариант выглядел следующим образом. Начальник выписывал Виктории обычный рублевый билет, внося туда данные из ее американского паспорта.

— А вдруг на проходке потребуют предъявить паспорт, а он у нее — американский, при рублевом-то билете!

— Не потребуют. Я сам там буду стоять. У меня завтра как раз утренняя смена.

Ну что ж, вариант получался вполне сносный. После сделки небесный начальник предложил нам сходить вместе отобедать в близлежащую чайхану. Взяли по классической тройке: плов с салатом, лепешка, чай. Я, вспоминая недавнюю Каландарову щедрость, предложил покрыть счет. Начальник, в свою очередь, вызвался подбросить нас на машине до нужного места. Он позвонил куда-то по мобильнику. Через пять минут к чайхане подкатила служебная тачка с шофером. Мы погрузились в салон, водитель тронул с места: «Ехать куда?» Ехать было недалеко — в центр.

— Послушай, она чего, по-русски совсем не говорит? — Начальник кивнул на Викторию. — Может быть, заедем куда-нибудь, нальем ей сто грамм?

— Э-э, брат, тут сто грамм не поможет. Вот если бы кто-нибудь девушке косяк прибил — это было бы совсем другое дело!

— Эй, ты что, правда? Они там у себя курят?

— Курить-то курят, но масти там плохие. Здешние — намного круче!

— Эй, Ахмед, слышишь, что он говорит? — Начальник обратился к шоферу. — Девушке нужно косяк прибить! Что, завернем ей нашей, чуйской?

Ахмед с начальником, перемигнувшись, ударили по рукам и судорожно застебались.

— В чем дело? — не поняла Виктория.

Я ей объяснил, что сейчас будут крутить джойнт. Он в самом деле вышел на славу. В голове сразу просветлело, жизнь обрела новые краски и нюансы. Начальник в благости замолачивал еще один, вдогонку. Ахмед припарковал машину у зеленого газона, открыли двери. Затем раскрылись каналы. Тащило всех просто бешено. Наверное, начальник перестарался с дозировкой, заложив чуйки как если бы это был простой пахол, но это было даже кстати. Включили радио, полились парсийские напевы небесных пари. Согдиана мистическая вновь подавала голос...

Анахита. Вечером того же дня мы попали на худои в дом одной семьи бухарских евреев, несколько членов которой собирались отправиться в вояж к родственникам в Америку. На следующий день они вылетали в Москву за визами, а оттуда — в Чикаго. Викторию здесь восприняли как представительницу потустороннего царства и, казалось, постоянно испытывали ее реакцию на различные вещи, как бы прощупывая будущую линию поведения с американцами. Семейство было очень зажиточное, с массой родственников, стол просто ломился от яств. Нас потчевали очень упорно, даже пирожными с кофе. Наконец, Старший сын главы дома принес небольшой сундучок ручной работы и сказал, что хочет нам что-то показать. Это была уникальная коллекция древнебактрийской ювелирки — серег, браслетов, ожерелий.

Все эти сокровища Старший сын собрал лет за пятнадцать систематических поисков и случайной скупки. Большинство объектов, каждый из которых был тщательно завернут в белую ткань, представляли собой массивные серебряные украшения, часто в сочетании с драгоценными и полудрагоценными камнями. Самые древние из них могли составлять часть гардероба жен македонских военачальников или селевкидских чиновников, утвердивших свою администрацию в этих местах за три столетия до нашей эры. Кстати, примерно с этого же времени здесь существует еврейская община — одна из древнейших в мире и, одновременно, самая старая действующая корпорация публичного права во всей Средней Азии. Быть может, среди этих украшений были и те, что некогда принадлежали предкам Старшего сына и его семьи. Он достал из шкатулки серебряные серьги с красным бисером и вручил их Виктории в качестве подарка. В сочетании с памирской тюбетейкой они превратили ее в настоящую Анахиту, да так, что Старший сын только охнул.