Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Мать улыбнулась ему сквозь слезы — ласковой, счастливой улыбкой — и подбросила сухого хворосту в странное сооружение, стоявшее в углу и служившее печью. Дым из нее уходил наружу по кривым, измятым трубам из гофрированного железа, но половина выбивалась в щели и расползалась по комнате.

— Вода скоро закипит, — сказала мать, оглядываясь на Ленни. Какая она старенькая, какая изможденная, вся в морщинах. И видно, что это не только от возраста.

— Ничего, мама, не хлопочи, — мягко сказал он.

— Я не хлопочу, — отозвалась она и принялась раздувать огонь.

— Дай я, — сказал он, становясь на колени рядом с ней.

— Ты испачкаешь костюм! — Она не

хотела подпускать его к грязной печке.

— Ну и испачкаю, подумаешь, беда какая.

— Ах нет, он такой красивый! У нас даже белые не носят таких костюмов.

Ленни мрачно усмехнулся и, нагнувшись к печке, стал дуть в огонь. Вспыхнули яркие искры, и по хворосту побежало веселое, потрескивающее пламя.

Голова Ленни, когда он нагнулся, оказалась у самой груди матери. Она подняла руку, словно хотела погладить его по волосам, потом отдернула. Глаза ее затуманились. Она торопливо встала и вышла в другую комнату. Ленни услышал, как она всхлипнула. Он пошел за ней.

Она стояла в ногах покосившейся старой кровати, опустив голову на грудь. Все ее тело содрогалось от беззвучных рыданий.

Ленни обнял ее за плечи.

— Не могу, — всхлипнула она. — Не могу.

— Что ты, мама? — нежно спросил он.

— Не могу поверить. Ты такой большой. Ты настоящий джентльмен. И ты — мой сын. Не могу поверить.

— Что же тут невероятного, мама?

— Посмотри, как я одета. Посмотри, какие у меня руки. Посмотри, как мы живем. Ведь это же простая деревенская лачуга. А ты настоящий джентльмен из Кейптауна.

— Я твой сын, мама. Ведь это же вы послали меня в Кейптаун. Я твой сын. Разве не так?

Слышно было, как в соседней комнате шипит закипающий чайник.

— Разве не так, мама?

— Так, Ленни.

— Ну, так перестань же плакать.

Ее рыданья стали тише, потом прекратились. Ленни подал ей свой платок, и она отерла глаза.

— Я глупая старуха, — проговорила она.

— Ну, с этим я не согласен, — ответил Ленни. — Пойдем-ка, я напою тебя чаем.

Он повел ее в соседнюю комнату, усадил, стал спрашивать, где что лежит — чай, ложки, чашки. Она не хотела, чтобы он за ней ухаживал, но он и слушать не стал. Пока он возился, она недоверчиво его разглядывала.

«Неужели это мой сын? Тот самый ребенок, что играл в этой комнате? Мальчуган, которого я шлепала, когда он шалил? Озорник, который кричал и носился по всему дому? Босоногий грязнуля в изорванных штанах и рубашке, с руками в саже и с грязной шеей, которого приходилось мыть силком? Если это он, то как же, значит, время меняет человека! Делает из него что-то совсем другое, совсем не то, чем он был. Но здесь в деревне люди так не меняются. Другие мальчики тоже выросли, но какие были, такими и остались. Иные и сейчас такие же грязные и такие же озорные. Только что ростом стали повыше, да и в плечах пошире, да носят теперь длинные штаны. А девушки — иные уже и замуж вышли и детей народили, а все какие были, такие и есть, только взрослые. Ничего в них не изменилось, ничего не изменилось, ничего не прибавилось нового. А вот Ленни — мой Ленни, — он стал совсем другой. Как он ходит, как он смотрит. Как будто и не мой сын. Нет, не то. А вот что… Когда он меня обнял там, в комнате, это было так, словно меня приласкал и утешил кто-то старше меня, кто больше понимает и знает, словно я ребенок, а он взрослый… Разве так бывает между матерью и сыном? Удивительно, как время меняет людей. А с другой стороны — вот Мартин, сын тетки Эльси, он ведь тоже был в Кейптауне и вернулся в деревню, и ни чуточки он не изменился, только что жуликом стал, научился людей обманывать.

А потом опять уехал в Кейптаун и слышно, в тюрьму его посадили за то, что кого-то убил во время драки. Но Ленни — Ленни стал совсем другой. Только посмотреть на него, и то сразу видно…»

В дверь постучали — и вошла соседка, тетка Санни. Она держала в руках тарелку с домашним печеньем. Смущаясь, она поставила ее на стол.

— Вы ведь сегодня хлеба не пекли, так я и подумала, отнесу-ка им печенья. — Она поглядела на Ленни. — Только уж не знаю, понравится ли. Масла у меня немножко не хватило. Ну, до свиданья, сестра Сварц.

— Он мне не позволяет самой приготовить чай, — сказала мать Ленни.

Тетка Санни засмеялась и, пятясь, вышла в дверь.

Ленни разлил чай и сел возле матери.

— Ну, давай пить, мама.

За чаем он рассказывал ей о Кейптауне и обо всем, что он там делал. Она слушала с жадностью. А он рад был поговорить, так как видел, что этим помогает ей преодолеть смущение. Мало-помалу она перестала отмалчиваться, и скоро уже они оба болтали наперебой. О Кейптауне. Обо всех здешних. И она уже весело смеялась, когда он рассказывал про все смешное, что ему случалось видеть в Кейптауне.

Ленни долил чайник. Печенье было съедено все до последней крошки, и Ленни казалось, что он никогда отсюда и не уезжал.

— А где Мейбл?

— А, значит, ты ее не забыл.

— Ну что ты, мама. Как я мог забыть свою единственную сестру?

— Ты о ней не спрашивал, я и думала, что ты забыл.

— Нет, я не забыл. Я только хотел, чтобы ты сперва про себя рассказала. Я уже начинал бояться, что твой сын тебе не понравился. Так где же она?

— Она работает в Большом доме.

— В Большом доме? Том, что на горе?

— У нас ведь тут только один Большой дом.

— Она очень выросла?

— Не так, как ты, но все-таки уже большая. За нею послали мальчишку сказать, что ты приехал. Скоро, наверно, прибежит.

— А как же работа?

— Хозяева отпустят. Они добрые.

— Скажи, мама, а детей и сейчас пугают, что, если кто будет шалить, так заберут его в Большой дом и запрут в комнату и не дадут есть?

Она засмеялась. Как хорошо видеть веселые искорки у нее в глазах.

— И сейчас.

— Значит, все по-прежнему боятся большого бааса с рыжими волосами и рыжей бородой?

— Он умер, Ленни. Да, ведь ты и не знаешь. Умер, вот уже четыре года. Он был очень хороший человек. Таких и на свете мало.

— Мне казалось, что его все боятся.

— Кто в чем-нибудь провинился, те, конечно, боялись. Он строгий был, баас Герт, но справедливый. А ты всю жизнь должен его благодарить и благословлять его память.

— Почему?

— Господи, да разве ты не знаешь?

— Чего не знаю?

— Что он дал деньги на твое учение.

— Так это он!

— Ну да, а что же ты думал? Мы разве могли столько собрать? Баас Герт дал денег и велел, чтобы тебя послали в Кейптаун.

— Почему он это сделал?

Мать смотрела куда-то вдаль, задумавшись, словно забыв обо всем, что ее окружало.

— Почему? — повторил Ленни.

Она опомнилась и улыбнулась. Нежной, задумчивой, грустной улыбкой.

— Он был хороший человек, Ленни. Такой добрый, хоть на вид и строгий и суровый!

Вдруг она вскочила.

— Да что же это я расселась и болтаю, а ничего еще не сделано! Ты, сынок, пойди отдохни. Приляг на кровать. Тебе нужно отдохнуть. Вечером все девушки сюда прибегут поглядеть на тебя. И мужчинам всем захочется с тобой поговорить. Узнать, что на свете делается. Пойди полежи, а я пока приготовлю обед. Ступай, ступай.

Поделиться с друзьями: