Тропою разведчиков

Торговка семечками, взглянув на эту пару, равнодушно сказала соседке:

— Актеры опять идут. Глянь! Как потеплее — и они здесь.

Базар в оккупированном городе — самое оживленное место. Здесь не только происходит купля-продажа разного скарба и продовольствия. Это, пожалуй, единственное место, где можно встретить знакомых, перекинуться новостями, даже узнать правду о фронтовых делах.

Бродят по базару немецкие и румынские солдаты, щелкают семечки, меняют хлеб и консервы на ценные вещи. Люди с истомленными голодом лицами отдают все когда-то нажитое добро за муку, за кусок съестного.

Бывают на базаре и «культурные развлечения»: то зальется гармонь, сопровождая незатейливую песенку, то фокусник потянет из рукава мальчишки платок, и какое-то подобие улыбки появится на лицах зрителей. Вознаграждают «артистов» кто чем может.

Мужчина и мальчик поставили тачку возле рундуков, перед которыми была большая площадка. Мальчик достал ярко размалеванную афишу и приколотил ее к стойкам. На афише значилось:

С РАЗРЕШЕНИЯ ГОСПОДИНА КОМЕНДАНТА

СИЛОВОЙ АТТРАКЦИОН.

ВЫСТУПЛЕНИЕ АРТИСТА ЦИРКА

ИВАНА КОЛЕСОВА.

ПЛАТА ПО ЖЕЛАНИЮ

Затем мальчик ловкими движениями расстелил коврик, поставил на рундук коробку с надписью «Касса». Пока мужчина выгружал из тачки гири и большую штангу, мальчик, скинув пальтишко, легко прошелся колесом и, кланяясь, раскинул руки, подражая заправскому циркачу. Толпа вокруг тачки росла. Подходили падкие до зрелищ немецкие и румынские солдаты, собирались местные жители…

Гул восхищения пронесся среди зрителей, когда, сбросив полушубок, ленивой походкой на ковер вышел Иван Колесов.

— Зер гут! Колоссаль! — воскликнул рыжий ефрейтор, стоявший в первом ряду, глядя на мускулистый торс, крепкие ноги, крупную голову циркового артиста.

Колесов поднял тяжелые гири и начал ими жонглировать. Потом силач взял штангу. Он поднимал ее стоя и лежа, крутил на шее. В заключение, под гром аплодисментов, посадил на штангу мальчика и без толчка, плавным жимом, поднял его высоко над головой.

Представление кончилось. К кассе потянулись руки зрителей. Бросали рубли, оккупационные марки, клали ломти хлеба…

Колесов считал выручку. Бородатый крестьянин с мешком за плечами бережно положил в кассу несколько картофелин. Артист услышал быстрый шепот:

— От начала улицы — третий дом справа. Завтра…

Хлопьями повалил мокрый снег. Базар пустел.

^{— Ти есть феномен. Зер гут! — восторженно сказал рыжий ефрейтор.}

В поселке Сосновка безлюдно и тихо. Местных, коренных жителей здесь почти не осталось. Они выселены, а их дома заняли летчики, офицеры и солдаты БАО — батальона аэродромного обслуживании. Немногие оставшиеся крестьяне вместе с военнопленными числились в рабочей команде аэродрома. Под присмотром гитлеровцев они расчищали дороги и площадки, рыли капониры.

Аэродром строго охранялся специальными эсэсовскими частями. Недавно сюда был переброшен авиационный полк тяжелых бомбардировщиков «Голубые кресты». Полк этот считался одним из лучших в составе восьмого воздушного корпуса фон Рихтгофена. «Крестоносцами» были только летчики-асы. Вместе с полком прибыл и новый начальник БАО майор Фурст.

Отто Фурст сразу заскучал в этой дыре. По вечерам офицеры коротали время за бутылкой вина, солдаты посещали пивную, открытую на окраине. И все же мертвящая скука одолевала всех.

С тем большим любопытством разглядывали солдаты мужчину и мальчика, толкавшего нагруженную тачку к площадке у пивной. А когда мальчик повесил на стену яркую афишу и артисты начали готовиться к представлению, солдаты окружили их тесной толпой, радостно гогоча и отпуская шуточки. В числе зрителей был плотный рыжий ефрейтор, восхищавшийся силой Колесова еще на городском базаре.

Когда упражнения со штангой кончились, солдаты заспорили. В споре принимал участие и рыжий ефрейтор. Рослый солдат показывал ефрейтору на штангу, крутил головой и что-то настойчиво повторял.

— Не верят они нам, — шепнул мальчик циркачу. — Сомневаются, что тяжести настоящие.

— Ну и черт с ними! — равнодушно ответил Колесов.

Гитлеровец, распаленный спором, подошел к Колесову. Показывая на штангу и на себя, он быстро что-то заговорил.

Поняв его жесты, артист кивнул:

— Битте!

Солдат примерился, ухватил штангу и, напрягшись, приподнял ее немного от земли, но сейчас же бросил. Лицо его стало багровым. Зрители дружно загоготали.

Рослый солдат сердито посмотрел на них выпученными глазами и снова попытался поднять штангу, но так же неудачно. Хохот усилился. Посыпались острые шутки. Особенно изощрялся рыжий ефрейтор.

Мальчик с опаской покосился на гитлеровцев: вдруг разгневаются? Но ефрейтор добродушно улыбнулся и одобрительно похлопал Колесова по плечу.

— Ти есть феномен. Зер гут! — восторженно сказал он. По его знаку солдаты положили в «кассу» две буханки хлеба.

Зимний день короток. Было уже темно, когда Колесов и его помощник постучались в двери небольшого бревенчатого домика, третьего от начала единственной улицы поселка.

Дверь открыла худощавая женщина. Она, должно быть, стирала. В полуоткрытые двери вырвались клубы пара.

— Хозяина нет, — покачала головой женщина. — Он в команде работает на аэродроме. Снег чистит. Да вы заходите, господа артисты, — пригласила она, вглядевшись в крупную фигуру Колесова. — Вон какой снег пошел. Вернется муж — договоритесь с ним. Заночуете. А тачку под навес можно поставить.

К вечеру поднялась метель. Холодный, порывистый ветер бил в окна с такой силой, что дрожали рамы. Майор Отто Фурст взглянул на часы. Еще нет девяти, а в этой берлоге полная тьма и безлюдье. И тишина — даже собака не тявкнет.

Майор нервно зевнул. Чем заняться в этот вечер? Пойти перекинуться в карты? Распить бутылку вина?

Он вспомнил, что отпустил своего денщика Ганса на солдатскую вечеринку.

«Скажу часовому, пусть проводит», — решил Фурст и стал одеваться.

Майор толкнул дверь и спустился с крыльца. Ветер и сухой, колючий снег ударили ему в лицо. Подняв воротник, он осмотрелся. Укрываясь от ветра, за углом дома жался часовой.