Троя на двоих

Алиса была девочка хорошая. Алиска была очень хорошая девочка. Она еще и девочкой ко всему прочему была - и вот шутки такого юмора она не понимала, и то, что её на глазах у всех «поимели» она поняла сразу. И сразу она ответила - метнулась вперед и вниз, с желанием воткнуть нож точно в печень скоту. Но парень был ловок и ждал, уклонился и быстро резанул пару раз по руке, по плечу - промазал, - Алиса чуть не упала у его ног, но отбросила себя назад почти из полусидящего положения от этого живчика. Он сделал всего шаг в её сторону, как был вынужден кинуть тело вбок - девчонка как змея с хвоста кинула тело вперед, и нож так и летал в её руке, с угрожающей настойчивостью порываясь взрезать тело парня в местах, резать которые нельзя - очень опасно для жизни там давать себя резать. И они еще пару раз что-то станцевали подобное - атака - уклонение, новая атака и только звон стали был слышен, и шумное дыхание двух противников. И вот Алиса взяла своё, она была мастер, чего смеяться - она уже успокоилась, уже не злилась на себя за срыв, уже все увидела в противнике и ударила насмерть - пора кончать с этим, девчонки же простые, как бублики, засмеют. Ударила она хорошо, и приметила точно, но в этого сардинца словно бес вселился, и он опять увернулся! И вместо того, чтобы проткнуть этого наглого ловкача нож девушки только крепко его порезал, такая рана сразу дала о себе знать. Кровь сразу стала пятнать пол, да и рубаха не скрывала того, что там беда - хорошо она его зацепила - прямо по пупку прошлась ножичком.

«Стоять», - приказала Апфия и добавила всем и так понятное: «Хватит. Ты свое получила. Теперь уже нечестно это». И из глаз Алиски слезы закапали - ну как же так! Вот ведь скотина! Даже сдохнуть не может нормально - итютю поганый! А Чезаре стоял, чуть согнувшись вперед и смотрел на девушку - крепко она его достала, сволочь, что за девки у них шальные, паскудницы, зла не хватает.

– И вот что с тобой делать? Хоть монетку бросай, - вздохнул Лешка. После такой схватки всегда немного устало всем, будто сами прыгали сейчас с ножом в руке.

– Так бросай, и валите с глаз моих. Дел полно, прощай, Чезаре, позабавил, - и Апфия сама вышла из комнаты.

– Давай, Чезаре не будем дурить и положимся на волю фортуны. Странный ты, сообразительный, но чужой, - и легат Алекс достал откуда-то из-за пазухи легкого хитона монетку.

Он не успел её бросить, чтобы решить судьбу виновного. Прервал его адъютант. Ник тихим голосом заметил: «Куда спешим? Кого хороним?»

– И что к чему?
– отозвался Лешка на призыв своего друга и верного ординарца притормозить.

– Он наш теперь. Все видели всё. Он опять выжил. Сестренки, вы без претензий. Он теперь наш - легион решает, - Ник чуть оскалился и показал в улыбке клыки - а был он точно из волков, Зубриков боялся даже знакомить Николаса с заморочками американских тотемистов шаманов - в оборотня превратят парнишку, не-е-е-е, нам Николашка нужен простым легионером, не надо нам оборотней!

– Он теперь ваш, - признала рыжая амазонка, чуть вскинула голову и подмигнула своему парню.
– Не подведите, ле гионэры.

Все в отместку, что он хвастал умением целоваться, которое ему во Франции поставили тамошние красотки. Вечно теперь рыженькая лиса Елена выискивала слова и отделяла приставку, подчеркивая нелепость и глупость своего милого Николаськи, который совсем офранцузился там во всяких Парыжах - такой же нахал и ле нтяй, как старший братик Лё Ша. Лёха долго смеялся и выспрашивал, Ник точно подругам про «Ша Нуар» не болтал? Не болтал? Молодец, нтяй, помалкивай и дальше.

Когда амазонки вышли, Ник уже кое-что сообразил, для начала он сел в кресло у окна, и дал распоряжение раненному:

– Сопли утри, и кровь останови, чего ты, как тютя, перед девчонками стыдно.

Больше на Чезаре внимания эта парочка не обращала, знали они, что сейчас за ними присматривают троица глазастых - вот уж точно нтяи, которым от честной работы любо отлынивать, и прохлаждаться в залах и комнатках башни Слона, в которой обосновался штаб Трои.

Башня была высока, мощная, солидная, чуть ниже северной башни святого Панкрата, но зато ближе к заливу. Возились с ней долго, вот где пришлось морды воротить, при этих дикарях в подвалах башни была тюрьма, и это было нормально. Но вот место казни преступников давным-давно определили на площади рядом с башней Слона - и отрубленные головы выставляли на стены башни. А сардинский климат был такой хороший, что эти головы годами могли гнить и сушиться на стенах, исполняя роль страшных украшений, и напоминаний всяким бездельникам и бунтарям - не шали, стены Торре дель Элефанте всем рады. Стены были корявыми, гудели от ветра, а ветра в Сардинии были шальные! Вот уж тема для отдельного разговора и исследования. Сардиния была островом вечной ветрености, изменчивости ветров, и стены башни Слона гудели так, что все местные вздыхали: «Опять погубленные души казненных голосят, ох, не к добру всё это». Хорошо пришлось почистить от гнили и вони стены, и стала красавицей башня Слона - четыре яруса это стало приятным дополнением к довольно просторной площади старой постройки, балконы были массивные, солидные, немного подшаманили юные строители над переборками и стенами, и сделали всё к своему удобству и удовольствию.

Название свое башня Слона получила от украшения, к стене башни была пристроена полочка, этакая подставка, на которой стояла фигурка слоника. Слон, каким-то образом был символом италийцев - пизанцев - совершенно непонятно, отчего их так на африканские мотивы потянуло, они вообще странные эти пизанцы. Лешка с подозрением к ним относился всегда, потому что у него в голове был вечный символ - «Падающая Пизанская башня» - это очень фундаментальное дело! «Нам, пизанцам всё до пизани! Всё по барабану! Мы никогда не упадем, мы можем загудеть и немного наклониться, и вообще, кажется, что мы загнулись - но мы века стоять будем!» Подозрительными типами они казались Зубрикову. В столице Сардинии пизанцы не удержались и статуэтку слоника выставили на всеобщее обозрение, бахвалясь своей властью. Вот этого слоника легионеры и вымыли, и почистили, и подкрасили с удовольствием, не то что эти провонявшие гнилью и заляпанные всякой гадостью стены, пока очистили, пока отмыли, пока отбелили - все взвыли.

Зато трюк провернули легионеры славный - задурили девчонок! Легат Алекс совершенно серьезно кивнул головой, когда те у него спросили: «Это правда, что если погладить хобот слонику - тогда у знакомого мальчишки, как бы это так сказать...» Лешка не стал мучить девчонок, краснеющих и мямлящих свои фантазии, и нелепые попытки описать сексуальные забавы, а просто подтвердил: «Правда. Только надо знать меру. Во всем. Там раз в три недели можно гладить, или один раз в двадцать дней. Потому что ноги четыре, а пальцев пять». И такого взбалмошного пояснения хватило наивным дуришкам, которые быстро разметили себе маршрут на высоту в десять метров и стали лазать к статуэтке и гладить. Апфия потом отвесила Лешке честного пенделя под зад и пригрозила, что если он опять вздумает выставлять её подчиненных полными дурами - она ему погладит, она ему хоботок по старой памяти погладит - бритвой.

Сейчас в башне Слона речь шла о деле тоже опасном - бритвой по хоботку это не просто опасно, это ужасно - и касалось оно Апфии, и никто не хотел ошибиться, потому что фурию Эллады все любили, она была хорошая, хотя иногда совсем дурная. Ник знал, что надо аккуратней сейчас разобраться с телом, не рубить сплеча:

– Смотри легат, никак он не сдохнет. А это неспроста. Кто он такой? Неважно. Мы же не станем упускать из внимания его удачу и такую цепкую оборотистость.

– Изворотливость, - заметил Лешка, внимательно слушающий Ника.

– Неважно, он ничтожество и враг, но мы понимаем: кое-что неспроста! Не просто так он выживает, - и Ник подвигал бровями, довольно потешно, но Лешка вдруг сообразил, о чем гонит его друг.

– Вау! Прикольно. А ведь точно может быть! Ты прав, мелкий скунс!

«Реально прав! Зачетно сообразил, Николас!» - донесся голос из-за стены. Чезаре ничего не понимал из разговора этих людей. Вроде бы все слова какие-то понятные, но плетут такие извраты, что ничего он не мог сообразить.

– Смотри, легат. Веры этой скотине нет ни на сольдик. Он дрянь, маму и папу предал, его придушить надо и вообще, не надо прикасаться к такой дряни, в мешок его и со скалы сбросить в море. Я знаю одно место, тут рядом - красота! Мы там обязательно почтим Посейдона, Нептуна и Мелькара. Такой вид со скалы, что закачаешься, она волшебная, она там выдвигается и нависает над морем. И там глубоко - я нырнул - там метров двадцать! Это был классно! Только трусы - свистнули и по ногам ускользнули, так и не нашел потом, рыбки здесь вороватые, трусы точно прут.

«И крабики! Крабики тут воришки. С пляжа точно они трусы прут, не надо на сестренок наговаривать!» - добавил голос из-за стены.

– Лазутчик из него никудышный! Он, конечно ловкий малый, но он скотина неверная, предаст в любой миг. Кругом он нам не нужен. Но он ведь родом из Неаполя, - тоном радостного дебила выделил свою мысль Ник.

– Наполи, - поправил его Чезаре.

– Да хоть сцапали и на поле напоили! Неаполь, «новый город», гордись болван, с Римом сравнили. «Наполи», - передразнил он неаполитанца.