Троя. Пепел над морем

Глава 22

— Почему не ушел вместе со всеми? — как можно небрежней спросил я, когда первый кубок занял положенное место в моем животе, а тело приобрело приятную гибкость.

— Ночью идти опасно, — белозубо усмехнулся Одиссей. — А утром, как оказалось, еще опасней. Твои биремы подошли на рассвете. Думаешь, тяжело догадаться, зачем? Что тут сложного-то? Твой человек Филон плыл через Итаку в Додону, испросить совета оракула. А там, по счастливой случайности, обретался один беглый микенский царек, у которого внезапно появилась целая гора серебра для найма войска. А потом тот царек садится на свой же трон. Не слишком ли много совпадений, Эней? Я в них не верю.

— Хм… — я сделал вид, что очень хочу вина, и отхлебнул из кубка.

— Вот и Агамемнон никому не верит, — продолжил Одиссей. — Он понимает, что опасен для тебя, а значит, ты попытаешься от него избавиться. Вот поэтому он рискнул и ушел, как только луна выглянула из-за туч. Он уже видел, на что способны твои корабли, и хорошо представляет, чем все это для него закончится.

— Понятно, — ответил я, катая пустой кубок в ладонях. — Ну что за жизнь! Никто мне не верит. Кстати, голубь с Итаки прилетал на Сифнос. Твоя жена его выпустила.

— И что случилось потом? — наклонился вперед Одиссей, сжав зубы и пристально рассматривая меня нетерпеливым взглядом.

— Да твой знакомец Филон послал туда полусотню береговой стражи, — ответил я. — Ей критянин Кноссо командует, ты должен его знать. Из твоих подданных много народу отличилось. Вспомнить бы… Антиной, Евримах, Агелай… Я уже и позабыл всех, но, если хочешь, прикажу письмо принести.

— Не надо! — Одиссей скорее прохрипел это слово, чем сказал. — Я уже понял, кто это. Самые трусливые и горластые. Чем закончилось все? Моя жена и сын?..

— Живы и здоровы, — успокоил я его. — Стража приплыла, а у тебя дома пируют какие-то непонятные люди, рабынь пользуют как своих собственных, слуг колотят ни за что, вино твое пьют. Каждый день то козу сожрут, то овцу. А самые наглые начали говорить, что ты в том походе сгинул, и пора бы нового царя избрать. Вот и царица вдовая как раз имеется.

— Кто посмел? — заревел Одиссей, вскочив на ноги.

— Антиной с Закинфа заводила, — ответил я. — Кноссо ему большие пальцы на руках отрезал, а остальным приказал морды набить и со двора погнать. За съеденное, выпитое и сломанное наложили виру, втрое от взятого. Тебе две трети и моим людям треть. Они у меня на самоокупаемости.

— На чем они у тебя? — округлил глаза Одиссей.

— Я не кормлю береговую стражу, — пояснил я. — Это она меня кормит. Кноссо чистит море от разбойников, а потом сдает людишек Филону. Тот им серебром платит.

— А так можно, что ли? — жадным взглядом впился в меня Одиссей.

— Ты тоже хочешь? — засмеялся я.

— Хочу, — не стал чиниться Одиссей и кивнул курчавой башкой. — Или так, или рано или поздно твои корабли мои перетопят. Я же вижу, к чему все идет. Ты все Великое море под себя забрать хочешь. А раз так, то мне с тобой по пути.

— Я весной на Кипр пойду, — прозрачно намекнул я. — Ты со мной?

— С тобой, — решительно кивнул тот. — Я твой должник. Дома только порядок наведу за зиму и приду. Уходить нужно, царь. Скоро море закроется совсем, и северные ветры не помогут. Я через Коринф, волоком пойду. Сейчас Малейский мыс даже мне не обойти.

— Вон те парни твои будут? — показал я на десятки костров, около которых сидели понурые ахейцы.

— Твои, — усмехнулся Одиссей. — Они с тобой хотят идти. Этим бедолагам совсем деваться некуда. Калхас старший у них. Склочный мужик, противный до невозможности, но зато отважный и честный. Воины уважают его за прямоту.

— Калхаса из ахейцев позови! — крикнул я одному из сыновей Сосруко, которые совершенно неявно окружили шатер кольцом. Парень склонил бычью шею и пошел к кострам.

Вот он какой, легендарный предсказатель. Изрядно приврали поэты Темных веков. Калхас оказался мужиком лет тридцати, плешивым как коленка, и с вытекшим глазом. Он не производил серьезного впечатления, пока в этот его единственный глаз не заглянуть. Там бушевало яростное пламя, упрямая решительность и непреклонность. Да, непростой товарищ.

— Вы не стали уходить со всеми. Чего вы хотите? –спросил я Калхаса, самолично наливая ему вина. Тот даже вздрогнул, не веря, что ему оказывается такая честь, и решительно ответил.

— Хотим с тобой пойти, царь. Нам возвращаться особенно незачем(1). Мы сюда пришли земли себе искать. Прими нас, мы будем биться за тебя.

— Или ты возвращаться не хочешь, потому что знаешь, что с тобой Агамемнон сделает? — глумливо усмехнулся Одиссей. — Он тебе свою дочь не простит! Шкуру лоскутами сдерет и солью присыплет.

— О чем идет речь? — похолодел я.

— Знатная женщина из рода дарданских царей предсказала, что не взять ахейцам Трою, если вождь плоть от плоти своей на жертвенник не возложит, — торжественно произнес Калхас. — И что первый, кто на землю Трои ступит, непременно погибнет. Не ты ли, царь Одиссей, на щит прыгнул и тем погубил несчастного Протесилая?

— А та женщина не из Спарты случайно? — прищурился я, мысленно проклиная свою слепоту. И когда я начну в бабах разбираться!

— Из Спарты, — уверенно кивнул Калхас. — Наложница царя Менелая. Старое это пророчество, и вот сбылось оно. Трою мы ведь взяли. А про то, что ты нам в спину ударишь, боги ничего не говорили.

— По-ня-я-тно-о! — протянул я, слегка ошалев от услышанного, а потом спросил его. — Сколько у тебя воинов? И сколько из них смогут завтра встать в строй?

— Три с половиной сотни мужей. Копьеносцы в основном. Еще полсотни раненых, — тут он виновато отвел глаза в сторону. — Если позволишь, царь, мы заберем их с собой. Мы не попросим зерна для них, из своего котла кормить будем. Помрут ведь. Или троянцы перебьют… Этих людей бросили их цари, когда уходили. Они предпочли взять добычу, а не тех, кого сочли умирающими. У этих людей все близкие погибли, и о них некому позаботиться. Вот с ними и поступили, как с ослами, которые не могут больше тащить груз. Просто бросили.

— Клятву дадите? — спросил я его. — По нашим обычаям тот, кто вступает в войско, не имеет больше родни, кроме царя и других воинов. У нас нет ахейцев, локров, абантов, фракийцев или лелегов. Мы все один народ. Народ моря.

— Да? — изумился Калхас. — Я поговорю с парнями. Думаю, они такую клятву дадут, хоть и необычно это. Люди привыкли родами жить.

— Тогда иди, — кивнул я. — Приду на закате, приготовьтесь. Те, что раненые, тоже дадут клятву, и мы будем заботиться о них, как о своих родичах. Если они умрут, их похоронят достойно. Если поправятся, им найдут службу по силам. В любом случае вам не придется отдавать им свою еду.