Троя

— Как думаешь, сколько тебе потребуется, чтобы все это «проглотить»? — спросил Просперо, опершись на посох и обводя взором несметные мезонины, полные книг.

Харман раскрыл было рот, но тут же захлопнул его. В самом деле — сколько? Недели? Месяцы? Даже если просто перемещаться от фолианта к фолианту, опускать ладонь на обложку и, увидев, как золотые буквы потекли по руке, сразу ее отдергивать, на овладение библиотекой уйдут годы. В конце концов мужчина произнес:

— Ты же говорил, функции не работают ни на Эйфелевой дороге, ни поблизости. Что, правила изменились?

— Посмотрим, — ответил маг.

Он углубился в собор. Посох гулко стучал по белому мрамору, и звук разносился все выше и выше под куполом с его безупречной акустикой.

А здесь оказалось по-настоящему тепло. Супруг Ады стянул перчатки и капюшон термокожи. Внутреннее пространство под куполом напоминало лабиринт, образованный беломраморными ширмами восьмифутовой высоты, весьма проницаемыми для взгляда, поскольку их покрывали филигранная резьба и неисчислимые отверстия в форме овалов, сердечек и листьев. Харман обратил внимание, что стены вокруг основания купола до самых мезонинов — а это приблизительно футов сорок — сплошь покрывали резные изображения раскрывшихся бутонов, виноградных лоз и сказочных растений, расцвеченных мозаикой из камней. Как и многие сотни мраморных щитов, сквозь путаницу которых Просперо куда-то повел своего спутника. Нечаянно приложившись ладонью к одной из ширм, пленник проникся сознанием, что мог бы где угодно это сделать, и всякий раз рука накрыла бы одновременно две или три картинки, а пальцы коснулись бы нескольких самоцветов.

— Что это за камешки? — полюбопытствовал он.

«Старомодное» человечество любило украшать себя побрякушками, но прежде мужчина как-то не задумывался, откуда роботы-сервиторы их достают.

— Камешки… — начал старик в синем халате, — Камешки, как ты выражаешься, имеют названия: яшма, агат, лазурит, гелиотроп и сердолик. Например, на этот крохотный листок винограда, которого я сейчас касаюсь пальцем, пошло тридцать пять разновидностей сердолика. Видишь?

Харман увидел. Ему понемногу становилось дурно от окружающего великолепия. По западной стене ползли трапецоиды света, и мрамор, инкрустированный тысячами драгоценных камней, сиял, переливался, искрился под солнцем.

— Где мы?

Мужчина заметил, что начал говорить шепотом.

— Это здание возводилось как мавзолей… усыпальница… — промолвил маг, поворачивая за новую беломраморную ширму.

Он так уверенно вел пленника к центру огромного сооружения, как если бы на полу были нарисованы желтые указательные стрелки. И вот оба встали перед аркой у входа в комнату, расположенную посередине лабиринта.

— Можешь прочесть, что здесь написано, Харман из Ардиса?

Избранник Ады всмотрелся в причудливые, витиеватые буквы, замысловато вырезанные на мраморе. Они совсем не походили на сочетания прямых черточек из привычных книг, однако, хорошо приглядевшись, мужчина узнал стандартный английский язык.

— Прочти-ка вслух, — изрек седовласый маг.

— «Войди с благоговейным сердцем в сию прославленную гробницу, где покоится прах Защитника Земли, Властителя Азии Хана Хо Тепа и его возлюбленной невесты Лиас Ло Амумджии, покорившей сердца всего мира и покинувшей это бренное пристанище в четырнадцатую ночь месяца Рахаб-Септема, на девятьсот восемьдесят седьмом году ханства».

— Ну и что думаешь? — осведомился Просперо, застыв под затейливой аркой и закрывая собою вход.

— Ты про надпись или про место?

— И то, и другое, — ответил старец.

Муж Ады потер подбородок и щеки, на которых уже пробивалась щетина.

— Ну, место какое-то… неправильное. Слишком большое. Слишком богатое. Все здесь чересчур. Разумеется, не считая книг.

Старец громко расхохотался. Эхо многократно повторило его смех.

— Согласен с тобою, Харман из Ардиса. Это здание было украдено: замысел, оформление, мозаики, шахматный узор во дворе… Украдено все, кроме библиотеки и мезонинов — они появились шестью веками позднее, по воле Раджахара Молчаливого, который приходился ужасному Хану Хо Тепу очень дальним потомком. Хан приказал увеличить рабочие чертежи первоначального здания ровно в десять раз. Тот, древний образец был чудесным воплощением любви. От него, естественно, не оставили камня на камне. Честолюбец велел сровнять красоту с землей, желая, чтобы в веках остался только его мавзолей. Так что перед нами скорее памятник дурной тяге к излишествам, нежели чему-то еще.

— Какое… интересное расположение, — глухо сказал девяностодевятилетний.

— Да уж, — согласился маг, засучивая синие рукава. — С этими поместьями всегда так, со дней Одиссея: главное — участок, участок и еще раз участок. Идем.

И они ступили в сердце белоснежного лабиринта, на мраморную площадку примерно в сотню квадратных ярдов, посередине которой Харман увидел, как ему показалось, яркий зеркальный пруд. Пилигримы неторопливо приблизились к нему под гулкий стук тяжелого посоха.

Но это был вовсе не пруд.

— Господи Иисусе! — воскликнул будущий отец и отпрянул от края.

Его глазам предстала мнимая пустота. С левой стороны глаз едва различал отвесный горный склон, зато под ногами, на расстоянии около сорока футов от пола, парил, на первый взгляд, прямо в воздухе саркофаг из хрусталя и стали, в котором возлежала обнаженная женщина. Шестью милями ниже сверкали ломаные зигзаги ледника. Узкие ступени витой беломраморной лестницы змеились к подножию гроба, обрываясь буквально в никуда.

«Не может быть, чтобы в никуда», — усомнился муж Ады. Из отверстия в полу не тянуло даже легким сквозняком, а между тем у вершины ревел настоящий ураган. Нет, саркофаг явно покоился на чем-то. Прищурившись, Харман разглядел мелкую сетку граней, почти невидимых геодезических линий. Пол и стены погребального чертога состояли из невероятно прозрачного пластика, хрусталя либо стекла. «Да, но почему я не заметил ни гроба, ни лестницы, когда подъезжал к вершине или…»

— Усыпальницу нельзя увидеть снаружи, — вполголоса произнес Просперо. — Ты уже взглянул на даму?

— На возлюбленную Лиас Ло Амумджию? — поморщился мужчина, не имевший никакого желания пялиться на голый труп. — Ту, что покинула сей бренный мир хрен знает когда? Кстати, а где Хан? Завел себе отдельные хрустальные апартаменты?

Старец рассмеялся.

— Хан Хо Теп и его обожаемая Лиас Ло Амумджия, дочь Амумджи, цезаря Срединной Африканской Империи — та еще стерва и гарпия, можешь мне поверить, Харман из Ардиса, — были выброшены за борт, не пролежав здесь и двух столетий.

— Выброшены за борт? — растерялся девяностодевятилетний.

— Безупречно сохранившиеся тела бесцеремонно швырнули с той самой стены, откуда ты любовался видами полчаса назад, — пояснил маг. — Кинули, точно вчерашний мусор с палубы грузового парохода. Последующие преемники Хана, каждый из которых в чем-то своем уступал своему предку, тоже мечтали найти здесь вечный покой… Правда, «вечности» хватало ненадолго, пока очередной потомок Хана не брался подыскать себе мавзолей поприличнее.

Воображение пленника нарисовало в ярких красках, как все происходило.