Тройная месть

30+16+1 — день меркнет ночью, а человек печалью.

Желание гадать отпало, и я вернула кости на место — мне вспомнились грустные глаза мужественного парнишки.

* * *

Утром девятнадцатого июня, накануне месячной годовщины рокового дня, унесшего жизнь одного юного создания и ставшего отправной точкой для резких перемен в судьбах многих непосредственно причастных и почти непричастных к этому трагическому событию людей, я позвонила Медику, чтобы сообщить об успешном завершении расследования.

— Привет, я с хорошей вестью. Надо срочно встретиться.

— Жди у подъезда, через пять минут буду, — скомандовал Медик.

Действительно, ровно через пять минут он был на месте.

— Я уж не надеялся услышать нечто подобное, — сказал он вместо приветствия.

— Сначала по поводу Орла. Гусев — там никто, подставное лицо. Вот список акционеров фирмы, директором которой якобы является он. А вот и его физиономия на фоне его же тарантаса, полюбуйся на досуге. Короче, с этим все. Теперь о стрелявших, — я буквально на минуту замолчала, чтобы перевести дух. Он тут же занервничал:

— Не тяни резину, кто они? Как ты их нашла?

— Нашла, — задумчиво произнесла я. — Мне посчастливилось разыскать человека, обладавшего нужной информацией. Вот держи.

Я передала ему конверт. Пока он растерянно вертел его в руках, я на всякий случай прокомментировала:

— Пусть тебя не смущает несколько необычное оформление, можешь проверить изложенное там.

Он пробежал глазами сообщение, бросил беглый взгляд на фотографию молодой пары и нехорошо хмыкнул.

— Если бы не ты принесла, я швырнул бы это в мусорное ведро, не раздумывая.

— Я это знаю, поэтому и принесла тебе конверт сама лично, не позволив написавшему это послание отправить его по почте.

— Ну хорошо, уговорила, я проверю эту ерунду, — он снова перечитал сообщение и сморщился как от зубной боли. — Рассчитаемся после проверки.

— Не возражаю, — устало обронила я.

В тот момент у меня даже мелькнула мысль, что мне почти все равно — заплатит он или нет. На самом деле, конечно, не в моих правилах работать бесплатно, и этот случай никак не мог стать исключением. Хотя какую-то часть своего гонорара я, пожалуй, была бы готова пожертвовать, чтобы узнать, как Медик поступит дальше, ведь я торжественно обещала парнишке рассказать ему об этом. Но сейчас выторговывать у Медика что-либо было глупо, пока он считал, что ему подсунули «утку», и настроение его было дрянным.

* * *

Я решила, что у меня в запасе есть как минимум три часа, и поехала туда, где бывать не любила. Само слово навевало на меня тоску — «кладбище», жалкий клочок земли, отведенный живыми для мертвых. Оно располагалось далеко за городом, но на машине добраться до него не составило труда.

Купив на маленьком базарчике у входа три букета живых цветов — терпеть не могу искусственных, — я пошла искать могилу Алины. Территория кладбища оказалась огромной, найти ее наобум среди тысяч захороненных было невозможно. Я стояла, растерянно взирая на бескрайнее нагромождение пестрых памятников, и вдруг услышала жалобный писк древней сморщенной старушки:

— Подайте, Христа ради. Пенсии не получаю, жить не на что, даже хлебца нет…

Я вынула из кармана десятку и сунула ей в руку.

— Спасибо. Дай бог тебе здоровья и счастья, — запричитала старушка. — Скажи, за кого молиться, доченька? Как тебя зовут?

— Татьяна.

— Дай бог тебе всего-всего и детям твоим, и родителям!

— Бабушка, а вы часто здесь бываете?

— Вот уж месяца полтора как сижу. Кушать хочется — вот и сижу.

— Тут с месяц назад девушку хоронили застреленную. Может, вы знаете, где ее могила?

— Знаю, голубушка, знаю. «Скорая» тот раз приезжала, матери ее во время похорон плохо стало, в больницу увезли горемыку. Надо же — дочку пережила!

— Как найти могилу-то?

— Да сто семьдесят восьмой участок, что в самом конце. Идти долго, до поля, вон по той дорожке.

По обе стороны дороги стояло множество надгробных монументов, почти все они были с фотографиями. Мертвецы умиротворенно смотрели на меня — для них все было позади: и счастливые минуты, и горькие, ничто уже не могло ни порадовать их, ни причинить им боль — стало немного жутко.

На глаза попался портрет миленькой девчушки лет пяти, родители возвели ей шикарный мраморный памятник. В вазе для цветов было пусто, я поставила туда свой первый букет из шести белых роз.

Метров через двести справа я увидела огромную надгробную плиту — это была коллективная могила, в ней покоились несколько молодых ребят, от шестнадцати до тридцати лет, трагически погибших в автокатастрофе. На черной плите я оставила свой второй букет. Мне показалось, что ярко-красные цветы, коснувшись матово-черной поверхности, тут же потемнели и сморщились.

До Алининой могилы пришлось идти еще минут двадцать, найти ее оказалось несложно — она была полностью завалена живыми цветами и венками. На скромный обелиск кто-то прикрепил черно-белую фотографию, с которой задорно улыбалась мне действительно красивая восемнадцатилетняя девчонка. Подарив ей последний нежно-розовый букет, я быстрым шагом направилась к выходу.

Следующий раз я приду сюда не скоро. Прекрасно понимаю — все мы тут рано или поздно будем, но хотелось бы как можно позже.

* * *

Ближе к вечеру мне перезвонил Медик. Тон его резко изменился.

— Извини, Таня, что так разговаривал с тобой утром. Должен сообщить: кое-что уже подтвердилось, думаю, ты была права. Когда хочешь получить деньги? Немедленно?

— Нет. У меня к тебе есть большая просьба, ты не должен мне отказывать.

— Что ты хочешь?

— Я хочу знать, как ты поступишь с убийцами. Я готова к уменьшению суммы гонорара за посвящение в эту тайну.

— Очень странная просьба, очень, — протянул он, видимо раздумывая. — Ну хорошо, договорились. Кстати, гонорар твой останется прежним, так как я тебе тоже кое-что теперь должен, причем по-крупному…

Когда мы встретились в следующий раз, Медик неожиданно поделился со мной самым сокровенным. Видимо, он почувствовал острую необходимость открыться кому-то. Даже сильные личности иногда нуждаются в понимании, тем более когда удар приходится в наиболее слабое, болезненное место. Ахиллесовой пятой Медика была младшая сестра, по отношению к ней он всегда был чуток, трепетен, нежен. Рассказывая о сестре, Роман резко преобразился, став до неприличия сентиментальным. Несмотря на трогательность истории, меня посетила нехорошая мысль: скорее всего Медик нуждается в помощи психиатра. Резкий переход от крайней жестокости и холодной расчетливости к чрезмерной чувствительности — это своего рода психическое расстройство. Убеждена, что нормальный человек не должен бросаться из крайности в крайность. Не берусь судить о причинах этого странного состояния, за точность диагноза тоже не отвечаю, но целиком и полностью согласна с Ильей: с Медиком далеко не все в порядке.