Тройная месть
Шрифт:
Виту не привязали, и она съежилась, скукожилась, собралась в комочек, стараясь слиться со стулом, по возможности раствориться, исчезнуть… Ее маленькие глазки уставились в пол. Видимо, экономя силы на психологическом противостоянии, она не желала поднимать взгляда на говорившего с ней.
Рэм не мог расслышать, о чем шла речь, — худощавый парень низко склонился над его девчонкой и ни разу не повысил голоса, поэтому пленнику в другом конце подвала не удалось разобрать ни слова.
Будь Рэм чувствительнее, тоньше, он пронаблюдал бы за тем, как менялось выражение лица девушки: мускулы все сильнее напрягались, четче обрисовывая контуры лицевых костей. Мелкие черты, заостряясь, все больше походили на мордашку ощетинившегося зверька, который полон ужаса перед более сильным противником, но, зная, что умрет, все же готов сражаться до конца,
«Крыса! Настоящая крыса!» — подумал Роман и резко отскочил от уродицы, поддавшись нахлынувшему вдруг чувству брезгливости. Конечно, Медик решил ее судьбу гораздо раньше, бросив первый беглый взгляд на эту особу, поэтому беседа сама по себе была лишь пустой, ничего не значащей формальностью. Скорее он вел этот разговор для отчета перед боссом, хотя вряд ли того заинтересуют какие-либо подробности «рядового» мероприятия отдела безопасности.
Вита все отрицала: она ничего не делала, ничего не знала… Твердила, что ее оболгали, подставили завистливые стервы, ведь с ней самый потрясный парень, по которому сходят с ума все эти дуры. У них с Рэмом все клево — вот эти вонючие шлюшки и решили подложить им свинью, не упустили случая…
Роман знал: она лжет, знал он также, что говорить с ней бесполезно, даже если избить такую до полусмерти, она не сдастся и будет твердо стоять на своем.
Некоторые болтали, что Медик может видеть людей насквозь — на самом же деле он просто был предельно внимателен, не упуская из виду ни одной мелочи в меняющемся выражении лица, ни одного непроизвольного жеста. Несомненно, помогал и курс психологии, усвоенный им, как и все остальные институтские предметы, на «отлично». Конечно, он ничего не смог бы добиться от этого «крысеныша», да это ему и не было важно. Он продолжал тянуть время, чтобы ублюдок, «стреноженный» в дальнем углу, хорошенько помучился, чтобы страх проник в каждый закоулок его темной душонки, пробежал пронизывающим холодом по внутренностям, заставил трястись в лихорадке и потеть. «Пусть этот холеный жеребец взмокнет и уписается. А потом я пообщаюсь немного со слизняком, загубившим жизнь моей малышки», — несомненно, решил Медик.
Роман прекрасно помнил тот день, каждую его незначительную, казалось бы, деталь, каждое произнесенное слово, словно все это случилось с ним вчера.
Его младшей сестренке Танюшке стало плохо, ее тошнило и рвало. Уже давно вышло все, что она съела за последний день, но рвота не прекращалась. Попытка выпить стакан воды привела к новому жестокому приступу — вода с примесью желчи струей хлынула обратно, не задержавшись в ее желудке и пяти минут. Хрупкое тельце малышки совсем ослабло, личико приобрело зеленоватый оттенок, она стала похожа на тоненький подвядший стебелек, готовый вот-вот сломаться прямо на глазах безумно любящих ее родных. Еще день назад его малышка была прелестным бутоном, обещавшим распуститься через пару-тройку лет, превратившись в скромный, не самый яркий, не самый броский, но такой обворожительно нежный и чистый цветок…
Решили немедленно ехать в инфекционку. У Тани взяли анализы, поставили систему, положение стабилизировалось, малышка уснула. Мама осталась дежурить, но в восемь вечера неожиданно вернулась. Увидев ее, Роман пережил шок, сердце сжалось в предчувствии непоправимой беды. Впервые он видел мать такой растерянной, подавленной, разбитой. Ее голос звучал глухо, каждое слово ей приходилось будто выталкивать из гортани, но звуки словно сопротивлялись, не желая выходить. Казалось, они царапают ей горло, оставляя глубокие раны.
Так они узнали, что у их тринадцатилетней малышки, у их Танечки, токсикоз первой половины беременности, плоду пять недель. Роман не хотел, не мог поверить —
врачи ошиблись, такого просто не могло быть. Танюшка еще ребенок, она ни с кем не встречалась, он знал это абсолютно точно! Роман едва не признался, что частенько следил за сестрой, старался не оставлять без пригляда, гонял сомнительных типов, не позволяя им крутиться вокруг милашки-сестренки…К сожалению, этот кошмар был лишь началом разыгравшейся позднее трагедии.
Глава 10
Наконец Медик подошел и к Рэму. Красавец действительно сильно вспотел, крупные капли покрывали его мускулистую грудь и, собираясь, струйками стекали на стул, можно было сказать, что парень сидел в луже не только в переносном, но и в буквальном смысле выражения. Рэм жалобно щурился, часто моргал, отвечал сбивчиво, слегка заикаясь. «Этот жлоб труслив как заяц. Хотя не стоит обижать симпатичного зверька, сравнивая с этим сгнившим изнутри и смердящим теперь нестерпимой вонью отбросом». Вслух же Роман почти по-дружески предложил:
— Ты напрасно так боишься меня, Рэм. Просто расскажи мне, что ты делал двадцатого мая, шаг за шагом, движение за движением. Я с большим интересом выслушаю тебя. Кстати, именно об этом мне только что поведала твоя подружка.
— Я не помню, что это был за день, это же так давно было. Даже не знаю… что говорить.
— Хорошо. Не будем тратить время на уговоры, а освежим твою короткую память.
В руке Романа появился шприц, набирая лекарство из ампулы, он спокойно продолжил:
— Несколько уколов, и ты, Рэм, сможешь в точности, без малейших ошибок, восстановить все, что произошло с тобой за последние полгода, а уж последний месяц распишешь по минутам!
— Что?.. Не надо… Не надо!
Рэм побледнел, захрипел, застонал, начал извиваться, но веревки были прочны, к тому же к стулу решительно приближались трое громил — сопротивляться глупо… Рэм обмяк и затрясся, к каплям пота добавились градины слез.
— Не бойся, Рэм, это всего лишь уколы — раз, и все, кстати, это безобидный новокаин. Но вот если и он не улучшит твою память, боюсь, придется принять более жесткие меры. Расстегни ему ширинку, Сом, и стащи штаны до колен.
Одного укола в пах было достаточно, чтобы развязать язык красавчику. На самом деле было не так уж и больно, к тому же сам новокаин является обезболивающим средством, и вроде бы ничего страшного пока не произошло. Но Рэм уже давно понял, что с ним не играют, получив последнее недвусмысленное предупреждение, он сам себя поразил удивительным красноречием: откровения полились из него, как вода.
Он кричал, вопил, срывая голос, что они с Виткой действительно убили ее, эту чистоплюйку! Она им надоела, намозолила глаза, заносчивая такая, недотрога!
— Строила из себя вечно, выпендривалась! Была бы как все, не высовывалась и жила бы… Принцессой местной себя возомнила, Золушка гребаная!.. Да, она мне отказала, и не раз! Да, задело! И не такие королевны за счастье считали лечь под меня, а эта сука… И мою девку не уважала — смотрела на нее сверху вниз, со снисхождением. Ухмылочка такая, мол, никакой прикид не поможет — как была мышь серая, так и останешься… Мы тогда на дискотеку поехали, потом в бар, оторвались по полной программе. На проспекте эту «звезду» встретили — она, видите ли, у больной подружки засиделась, такая правильная, такая добренькая, до омерзения, вслед посмотришь — и то своротит! А главное, Витка сказала, что эта сучка пронюхала про наркоту и грозилась заложить нас в ментовку! Витка ей наплела, что мы завязываем, но этой принципиальной стерве мало ли что в башку стукнет! На чердаке у Витки мы по самокрутке выкурили, нюхнули малость, потом трахаться начали — это было убойно! Витка — класс, секс-машина. Часа три кайф ловили… Потом решили, надо грохнуть ее, эту курву, пусть сдохнет добродетель ходячая…
Проспавшись, струхнул, думал, не смогу. Но Витка отступать не собиралась, и я не жалею, что овцу эту замочил. А потом, знаешь, это оказалось просто, совсем просто…
«Просто, говоришь, скотина. Ну теперь ты сам хлебнешь с лихвой этой простоты. Посмотрим, как тебе это понравится», — все внутри Медика кипело, он с трудом сдерживался.
Танюшка так и не призналась, кто с ней позабавился. Не смог Роман разузнать это и через свои каналы. Казалось, святой дух коснулся его сестры, ах, если бы это было так… Как обезумевший, метался он тогда, беспомощный при всех своих значительных возможностях, но так и не нашел подонка.