Тройняшки не по плану. Идеальный генофонд

— А когда день рождения? — не унимается Туманов, пока я ставлю машину на сигнализацию.

— Двадцать девятого февраля, — выпаливает Васька, с преданностью в глаза ему заглядывая. Что творится с ней?

Адам отрицательно головой качает, отметая какую-то, лишь ему понятную, версию. С тоской косится на Макса. Переводит сине-карий взгляд на близняшек.

И в этот момент на меня снисходит разрушительное озарение. Да этот сноб моих детей себе присмотрел! Точнее, сына. Девочки ведь его величеству не по душе. Наследника ищет.

Мои ладони импульсивно превращаются в кулаки, а дочка ойкает недовольно, когда я сильнее, чем следует, стискиваю ее кисть.

— День рождения раз в четыре года, — переключается Туманов на ехидный тон. — Агата, что же ты детей своих так подставила?

— Мы отмечаем каждый, — вклинивается в разговор Ксюша.

— Малыши не спрашивали, когда им появиться на свет, — фыркаю раздраженно.

Все, что касается беременности и родов, причиняет мне боль и возрождает страх из глубин души. Нам с малышами было нелегко. Сколько раз за срок я ревела от паники, боясь потерять их? Постоянно! Сколько сложных решений приняла? Главное — отказ от редукции эмбриона, когда на УЗИ выяснилось, что одна из подсаженных клеток разделилась — и у меня будут тройняшки. Сколько слез пролила, когда врачи, все как один, убеждали меня пожертвовать близняшками ради жизни одного ребенка. Когда твердили, что мой организм не справится с искусственным многоплодием. Угрожали выкидышем.

И только мама скрепя сердце приняла мой выбор, поддержала. Хотя не верила в мои силы. Ждала худшего. Ни на шаг не отходила от меня, помогая сохранять невероятно тяжелую беременность тройней.

Нет, малыши не согласовали со мной дату своего рождения. Наоборот, «постучались» на выход раньше времени. Экстренное кесарево в семь месяцев, недоношенные крошки, три закрытых кувеза в больничной палате вместо теплых комочков на груди. Долгие недели ожидания, бессонницы и леденящего душу ужаса.

Поэтому я и воспринимаю в штыки Адама. Легкомысленного наглеца, который купается в своей вседозволенности. Чувствует себя так свободно, что готов отобрать ребенка у матери.

— Ты так и будешь каждого встречного мальчика себе примерять? — не отпуская Васьки, подаю руку Максу, а тот крепко Ксюшу держит. Вместе шагаем к кафе.

— Как ты поняла? — удивленно шепчет Адам, обгоняя нас и распахивая двери.

— Почему ты вообще решил, что я делала ЭКО? — цежу чуть слышно после того, как отправляю детей за столик.

— Тройняшки потому что, — пожимает плечами Туманов, а я изгибаю бровь, ожидая дальнейших объяснений. — Многоплодная беременность — частое явление при ЭКО. Я читал об этом. Перед тем, как в клинику приехать.

— Нет. В моем случае это особенность организма, — вздрагиваю, когда Адам невзначай приобнимает меня за талию. Подталкивает, заставляя переступить порог зала.

— Возможно. У моего брата двойня, — размышляет вслух.

— Удивлена, что ты изучал вопрос, — выпаливаю искренне, а голос предательски подрагивает от близости мужчины, который переступает черту и прижимает меня к себе напористо, властно, будто я собственность его. Увлекает за собой вглубь помещения, дает распоряжения официанту, что-то говорит МОИМ детям, и они мгновенно выполняют.

Я же чувствую себя парализованной из-за цепких объятий, в которые угодила, как в капкан. Горячая ладонь прожигает платье, оставляя клеймо на коже, сильные пальцы вонзаются в бок. Меня давно так никто не касался. После предательства я избегаю мужчин, потому что не переживу повторения истории. Слишком долго я собирала себя по осколкам, чтобы опять все разрушить.

Аккуратно, но настойчиво убираю руку Адама со своего тела — и отстраняюсь. Но сбежать далеко не получается, потому что он наклоняется к моему уху:

— Я должен был убедиться, что такие дети ничем не отличаются от нормальных. Наслушался гадостей про ЭКО, предпочел перепроверить.

Его слова звучат цинично и бьют наотмашь, срывая меня в жестокую реальность. Как и большинство мужчин, Адам — эгоист. У него все должно быть «правильно». Несмотря на то, что сам, как он говорит, бесплоден, подсознательно выдвигает требования к ребенку вместо того, чтобы принять его таким, как есть. Выбирает, как машину. Хочет купить ради статуса отца.

— Выдыхай, Адам, — развернувшись лицом к Туманову, дерзко хлопаю его по твердому, как мрамор, плечу. — Не быть тебе многодетным. Тройняшки сто процентов не твои. Они были зачаты естественным путем, — лгу я, чтобы любые подозрения уничтожить.

— Да я посчитал уже по срокам. Мой наследник весной должен был родиться, — неожиданно заявляет он. — Завтра исполнится ровно шесть лет с того дня, когда я проспорил собственного ребенка, — поймав на себе мой ошеломленный взгляд, он легко усмехается. — Биоматериал я сдал после пари с другом, — бросает, лишь упрочив меня в мысли о его бестолковости и наплевательском отношении к детям. — Вот такая годовщина, и дико хотелось бы отметить ее вместе с найденным сыном.

Годовщина. Завтра. У меня тоже, ведь из памяти не стирается тот важный для нас с тройняшками день.

Внутри что-то взрывается, и я разлетаюсь на атомы, но сохраняю равнодушный вид. Терплю жидкий азот, что разливается по венам. Заполняет всю меня, и на смену лихорадке приходит полное обморожение чувств и эмоций.

Ведь ровно шесть лет назад мне провели ЭКО.

— С чего ты вообще взял, что все произошло в тот же день? — отмерев, сипло спрашиваю я. Мы стоим у столика, за которым устроились дети. Не хочу, чтобы они стали свидетелями непростого разговора, поэтому меню им даю. В то время как они отвлекаются на картинки блюд, я чуть оттесняю Адама к проходу. — Обычно материал обрабатывают и отправляют на криоконсервацию, — обозначаю порядок, но Туманов кривится.

— Я уточнял. На следующее утро, одумавшись, позвонил в лабораторию и приказал уничтожить все. Но они промолчали, а я не стал докапываться до сути, — шокирует своей беспечностью. — Чуть больше месяца назад, когда о диагнозе своем узнал, подослал кое-кого, чтобы осторожно спросила, — отводит взгляд, недоговаривая. Скрывает своего «шпиона».

— Что за диагноз и откуда вдруг взялось бесплодие? — во мне просыпается врач.

— Я не буду говорить с тобой об этом, чертовка, — впервые теряется Туманов. — Неважно, — отмахивается. — Факт в том, что у меня единственный шанс обзавестись ребенком. Я думал нанять суррогатку, если материал сохранился по сей день, но… — делает паузу, косится на чертят, которые втроем превратились в один большой локатор. — Не хотите в игровую зону, пока еду ждем? — предлагает, быстро сориентировавшись.

— А можно? — и в меня одновременно стреляют три пары глаз. Жалостливо так, с надеждой и азартом.

— Можно, — протяжно выдыхаю я, поддавшись их обаянию, но на Адама зыркаю недовольно. Распоряжаться вздумал моими детьми, как родными! Надо прекращать это. Нельзя, чтобы чертята привязывались к нему. Но они, кажется, уже начинают…

Василиса игриво подмигивает Адаму и раньше всех мчится в детский городок, оборудованный в дальнем углу кафе. Следом выплывает из-за стола Ксюша, кокетливо взмахивает ресничками, юбочку теребит и догоняет сестру. Макс уходит молча, но на полпути все-таки оборачивается и кивком благодарит… Туманова! А меня словно не существует для собственных детей!