Тройняшки не по плану. Идеальный генофонд

— Ты им понравился, — бурчу тихо.

— Я всем нравлюсь, — самодовольно хмыкает Адам и отодвигает стул. — Присаживайся.

Жду, что Туманов устроится напротив, но он вдруг занимает место рядом со мной. Придвигается ближе и укладывает одну руку на стол, а вторую — на спинку моего стула. Заключает меня в плотное кольцо, чтобы я вырваться не смогла, пока не договорим.

— Итак, в клинике сообщили, что в криобанк в тот день ничего не поступало, — продолжает беседу, пока я задерживаю дыхание, чтобы не впустить в себя его аромат. Дурманящий и дорогой. Запах богатства, власти и… настоящего мужчины. — Никаких данных за конкретную дату нет. Значит, использовали сразу. Для какой-то счастливицы, — нагло ухмыляется, будто случайная мать его сына джек-пот выиграла.

— И ты хочешь сделать ее несчастной? — парирую я.

Вбираю носом воздух, тону в смеси цитруса, бергамота и миндаля. Закашливаюсь, пытаясь отогнать отключающий разум аромат. Но он успел окутать меня всю, впитаться в полупрозрачную ткань платья и проникнуть под кожу.

Отклоняюсь, увеличивая расстояние между нашими с Адамом лицами. И с вызовом в глаза ему смотрю.

Его жертва не я. Знаю это, потому что лично выбирала донора из криобазы. Мало того, что по характерным чертам и возрасту он на Туманова не похож (я внимательно описание изучила), так еще и «из старых запасов».

Нет, сноб и хам не имеет никакого отношения к моим детям. И слава богу.

— Ну, не факт, я же не обижу, — опять на деньги намекает, вынуждая меня глаза устало закатить. — Осталось выяснить, кто она.

— Почему ты так уверен, что твой драгоценный материал незамедлительно в дело пустили? — пытаюсь достучаться до его здравого смысла, если зачатки не утонули в море самолюбия. — Что если он просто не подошел по каким-то параметрам? Морфология, подвижность… — перечисляю сосредоточенно.

— Агата, — обрывает меня Туманов. — Нормально все у меня с подвижностью, — едва ли не рычит. Невольно я зацепила его мужское эго.

— Я о другом, Адам, — качаю головой. — Его могли действительно утилизировать, а ты гоняешься сейчас за призраками.

— Выбора нет, — мгновенно мрачнеет. — Я должен попробовать все варианты. — Пустота в глазах появляется, а огненно-карие всполохи стремительно гаснут. Словно по щелчку пальцев Адам меняется. Выглядит осунувшимся и глубоко несчастным. — Всего-то нужно достать имена тех, кто делал ЭКО в тот единственный день. Проверить их детей тестом ДНК. И…

— И отнять ребенка? — наношу очередной удар, пока Туманов раскрылся. И отправляю его в нокаут.

— Договориться, — произносит хрипло. — Не получится забрать сына, так хотя бы добиться встреч. Ну и… обеспечивать его. В противном случае мне даже наследство завещать некому будет. Мое положение безнадежно, — тяжелый тон пропитан горечью.

Вместо надменного сноба передо мной — обычный человек, надломленный и растерянный. Совсем как я восемь лет назад…

О нет, Агата, нельзя жалеть мужчин! Как они никогда не жалели тебя…

Но разбитое и истерзанное, но по-прежнему широкое сердце побеждает в смертельной схватке с горьким жизненным опытом. Рука сама тянется к столу и накрывает сжатый кулак Адама. И слова из моих уст льются непроизвольно:

— Из любого положения есть выход, Адам, поверь мне, — забывшись на секунду, говорю откровенно. Собственную рану невольно обнажаю. — Когда одна дверь закрывается, открывается другая, но главное не пропустить ее. Жизнь сама подкинет решение, — слегка улыбаюсь.

Внезапно вспыхнувший взгляд мечется на наши сцепленные руки на столе, возвращается к моему лицу, останавливается на губах, которые я нервно облизываю. Взволнованно закусываю нижнюю и замираю.

Туманов подается вперед, наклоняется. Оказывается так близко, что наше дыхание соединяется. Аккумулируется, уплотняется. Достаточно одной искры, чтобы произошел взрыв.

Адам задумчиво смотрит на мои губы, долго и пристально изучает. Но потом вдруг хмурит брови, челюсти стискивает, напряженно скрипнув зубами. И отводит взгляд. Словно сам себя не понимает.

Я — тем более…

* * *

— Мне клубничный, — тонкий писк прерывает наш с Адамом контакт. И очень вовремя.

Одергиваю руку, как от огня, откидываюсь на спинку стула и оборачиваюсь на Ксюшу, которая по-хозяйски следит за официанткой. Прищурившись, она наблюдает, как девушка стаканы с молочным коктейлем снимает с подноса.

— Они одинаковые, — по-взрослому спокойно поясняет Макс.

— Адам заказал специально так, чтобы мы не ссорились, — хихикает раскрасневшаяся Василиса. Наверняка больше всех в детской зоне баловалась. В нее точно при рождении вечный двигатель встроили.

Туманов молча поднимается, обходит стол и садится напротив. Видимо, чтобы быть как можно дальше от меня. Я же, наконец, получаю возможность дышать полной грудью, не рискуя быть одурманенной его ароматом и поверженной неправильной близостью. Мне категорически не нравится моя реакция на этого мужчину. Нечто подобное я чувствовала лишь однажды, но второй раз по тем же стеклам не пойду.

Вдох. И привычный панцирь. А все внимание — на детей.

— Мне с красной трубочкой, — продолжает Ксюша спор ради спора, однако остальные не откликаются на провокацию.

Схватив стакан буквально из-под носа у сестры, она шустро падает на диван рядом с Адамом. Васька занимает место с другой стороны. Таким образом близняшки быстро окружают мрачного, напряженного мужчину и отвлекают его своим щебетанием. Невольно любуюсь моими девочками, а потом перевожу взгляд на потеплевшего Туманова. Вижу, как уголки его губ дергаются и ползут вверх, и сама не могу сдержать улыбки.

Эти трое выглядят так гармонично вместе. В какой-то миг кажется, что они даже похожи. Особенно, когда одновременно устремляют на меня свои глаза. Малышки спрашивают что-то, но я не могу сосредоточиться на их словах. Пульсация крови и шум в ушах перекрывает все остальные звуки, а мысли превращаются в хаос.

Прикрываю глаза и устало массирую виски. От жары, наверное, давление поднялось.

— Мама, в игровой зоне все было нормально, я проследил, — прийти в себя мне помогает короткий «рапорт» сына.

Макс демонстративно ко мне приближается, галантно подает коктейль и, метнув победный взгляд в Адама, важно садится рядом. На место, где буквально несколько минут назад едва ли не обнимал меня Туманов. Сын вздергивает подбородок и всем своим видом показывает, что он — главный мужчина в моей жизни. Безусловно, так и есть, но почему вдруг в нем проснулась ревность?

Замечаю, как он укоризненно косится на сестер, облепивших «дядю», и многозначительно меня черными бусинами буравит, но больше не произносит ни слова. Бойкотирует Адама. Я же вздыхаю шумно. Макс прав — общение чужого мужчины с моими детьми к добру не приведет.