Тройняшки не по плану. Идеальный генофонд

— Ты чего? — целую ее в макушку, пока потоки «тропического дождя» льются на нас сверху.

Рубашка мокрая до нитки, вода стекает по брюкам, а мне плевать. Имеет значение лишь распаренное обнаженное тело, которое дрожит в моих руках, несмотря на горячий душ.

— Ничего, — глухо произносит она, и я заставляю ее посмотреть на меня.

Плакала…

— Да какого!.. — раздражаюсь я, но вовремя себя осекаю. — Обидел я тебя чем-то? Ты извини, что все так грубо и напористо делаю. Не нашел я еще подход к тебе, идеальная моя. Я в процессе, — улыбаюсь виновато.

— Нет, что ты. Все нормально. Вечер хорошо прошел, родственники у тебя очень добрые. И тройняшки так счастливы сегодня, — вздыхает. — Прости, что застал меня такой, — пытается опустить голову и спрятать заплаканное лицо, но я обхватываю ее подбородок и приподнимаю, фиксируя. — Зачем ты вообще вошел? — косится на дверь. Взглядом будто прогоняет.

— Ну, что же. Привыкай, теперь я постоянно буду рядом, — говорю убедительно. — Не веришь? — ловлю сомнение в агатовых глазах, уставших и покрасневших.

— Не знаю, — выдает честно. И от ее правды чертовски хреново.

Вроде бы и на контакт идем, но только хуже становится.

— Дай мне шанс, Агата? — прошу обреченно. — Я и сам, признаться, в себе не уверен, но если ты позволишь… Пойдешь навстречу, — касаюсь ее лба своим. — Я все сделаю для вас с детьми, правда. Я готов.

— Так, Адам, — упирается ладонями мне в пресс, а сама пытается обуздать собственные эмоции. — Дай мне минут десять в порядок себя привести, и потом мы поговорим…

Просит отсрочку, чтобы успеть вновь обрасти броней. А мне это не надо. Хочу ее настоящую.

— Ты и так в порядке, красавица, — шепчу ей на ухо и прижимаюсь к ее щеке. — Пусть даже красноносая и с припухшими глазами, — спустившись, целую ее в шею. А рука сама ползет вниз по телу, ложится на попку, сжимает ягодицу.

Очнуться удается, лишь когда Агата выпускает коготки и царапает меня сквозь тонкий, прилипший к коже хлопок. Отрубаю воду, тянусь за халатом, в который укутываю трясущуюся чертовку. И, сбросив с себя мокрую, потяжелевшую рубашку, беру ее на руки.

В спальне опускаю на кровать, а сам устраиваюсь рядом. Обнимаю, чтобы не сбежала. А ведь она на грани.

От меня бежит. От себя самой. От чувств своих. Наших…

— Теперь рассказывай, где я накосячил, — зарываюсь рукой в смоляные пряди. — Чувствую, до утра перечислять будешь, — хмыкаю с оттенком горечи.

— Нигде, — выдыхает мне в грудь. Мурашки по всему телу и внутри вызывает. — Это и пугает.

— Хм?

— Я боюсь, что ты наиграешься и бросишь нас, — выпаливает, сорвавшись. И хоть ее слова ранят больно, но в то же время радует мысль, что она открывается мне. — Предашь, когда станем не нужны…

— Как Макар это сделал, да? — чувствую, что вскрываю ее старую рану. Но без этого никак. Мне не нужен третий лишний в нашей постели. Я и так ревную ее дико, а себя недостойным считаю.

— Не думаю, что уместно говорить с тобой о бывшем, — отзывается Агата. Опять в какие-то рамки себя загоняет. Правильная моя, приличная.

— Да наплюй ты на все, зануда, — рычу и утыкаюсь носом в ее макушку. — Что этот урод натворил?

— Ничего такого, чего бы не сделал обычный мужчина, — с холодком тянет. — Бросил меня после внематочной и операции. И женился на нормальной, полноценной девушке, которая ребенка ему смогла родить.

Сделав глубокий вдох, наконец срывается. И рассказывает мне все. Жалуется и слезы льет, как маленькая девочка. А спустя время так и отключается, свернувшись клубочком в моих объятиях.

Но мне не до сна. Лежу недвижимо, охреневшим взглядом уткнувшись в потолок, и собираю детали пазла в единую картинку. Жесткую и мрачную. Теперь мне полностью понятна Агата. И ее поведение, и ее стремление к идеалу, и ее патологический страх за детей.

Какая же она чертовка? Ангел, которому обрезали крылья.

И тот, кто это сделал, больше не жилец. Он не приблизится ни к Агате, ни к нашим детям. Даже если ради этого придется сослать его на Луну.

* * *

Под утро мне удается немного задремать, но я просыпаюсь от тихого голоса Агаты. Не заметил, как она покинула постель. Чуть не упустил беглянку.

— Да, мам, — шепчет она, стоя спиной ко мне.

Приподнимаюсь на локте, чтобы лучше рассмотреть ее. От ночной заплаканной Агаты не осталось и следа. Опять шикарная, и когда только собраться успела. Волосы выпрямлены и уложены, одежда сидит идеально, осанка ровная, плечи расправлены. Главное, чтобы ко всей этой красоте панцирь не прилагался. Сейчас я немного не в том состоянии, чтобы вновь искать в нем брешь.

Невыспавшийся, помятый. Голова гудит. И ни единого слова из себя выдавить не в силах.

— Детей к отцу отвезу, а сама в институт заеду. После обеда буду на работе, — Агата делает паузу, вслушиваясь в ответ. — Все нормально, мам. При встрече объясню. И Злате привет передам, да, обязательно, — по тону слышу, что она улыбается.

— А мне? — бросаю с сарказмом, как только Агата убирает трубку от уха. — От тещи привет, — сажусь на кровати и устало прикрываю лицо ладонями. Протерев глаза и побив себя по щекам, пытаюсь в чувства прийти.

— Разбудила? — оглядывается. — Прости, я старалась тише говорить, — виновато губу закусывает, подходит ближе, сжимая телефон в ладони.

Хмыкнув, протягиваю руки и беру ее за талию. Дергаю на себя. Покачнувшись, она поддается.

— Ну, кто так извиняется? — усаживаю растерянную Агату к себе на колени. Целую в плечо. — Я покажу, как надо.

Обхватив рукой затылок, держу крепко и впиваюсь в мягкие губы, которые послушно открываются мне навстречу. Впускают, позволяют вытворять, что только заблагорассудится. Пользуюсь моментом, толкаю Агату спиной на постель и наваливаюсь сверху. Поспешно порчу красоту, которую она наводила все утро. Сминаю одежду, пытаясь добраться до желанного тела. Забываю, где мы и который час. Рядом с Агатой мозги отключаются.

— Там все проснулись, — смущенно выдыхает мне в губы.

— Черт, вот и какого родственничкам не спится? — тяну недовольно, но напоследок все-таки забираюсь ей под кофточку и сжимаю грудь.

— Злата вообще-то тройняшек на завтрак повела, — хрипло сообщает.

— Вот и молодец, — отодвигаю кружево, касаясь обнаженной кожи.

— Адам, перестань, — произносит Агата строго, ерзает подо мной, а следом сама же и целует. Нежно, мягко, отчего у меня крышу сносит. При этом аккуратно обвивает руками мою шею. Прижимается ко мне и постанывает от ласк.