Труба Иерихона

Конечно, правильно было бы послать их к такой-то матери. А то и стукнуть Сказбушу, пусть переловит и всех гадов к стенке. Но это тоже наши… Тоже Русь обустраивают, мать их! На этом обустройстве больше всего друг друга и режем, душим, колесуем, стреляем и под колеса прогресса… А всякая мразь, которой все по фигу, живет и посмеивается над высокими идеями и нашим братоубийством.

Дверь из подъезда распахнулась в душный теплый мир. Воздух стоит на месте, как состоявшееся молоко. Серебристый опель, чистый, как молодая форель в горном ручье, выдвинулся из тени широкого клена, подкатил к бордюру. От него повеяло свежестью и прохладой.

Хрюка, не обращая внимания на привычные машины, понеслась в темный скверик, затрещали кусты. Фонари бросали туда слабый свет, я видел ее лобастую голову, она внимательно следила за мной большими темными гла­зами.

Я открыл дверцу, вдохнул всей грудью, спросил:

– Что за кондишен в этом авто?

Стелла ответила беспечно:

– Спроси меня лучше о косметике. Некоторые вещи лучше оставлять автоматике. Как полагаешь?

– Да, – ответил я. – Автоматические реакции бывают самые верные… когда надо решение принимать быстро. Но когда есть возможность подумать…

В ее прекрасных глазах промелькнула тревога.

– Что, – сказала она погасшим голосом, – тебе надо сегодня еще поработать с бумагами?

Честно говоря, я что-то подобное и собирался промямлить, но ее лицо стало настолько печальным, что взамен у меня вырвалось:

– Да нет, Хрюка по мне очень соскучилась. Мы ж с нею почти не разлучались! Оба, так сказать, на творческой работе пребывали…

Слышно было, как в темноте Хрюка сделала два мощных гребка, делая вид, что убирает за собой. Собственно, мы, люди, усилий теперь делаем еще меньше, дергая за веревочку или рычажок, так что нельзя винить бедную собачку…

Стелла сперва было отшатнулась, когда в раскрытую дверь полез этот кабан с распахнутой пастью. Хрюка лизнула ее в ухо, Стелла робко хихикнула, и Хрюка обрадованно полезла ей на колени, принялась лизать ей нос, ­щеки.

– Хрюка! – заорал я. – Вылезай щас же!.. Косметику слижешь, мы ж с тобой заиками станем!

Стелла закрывалась ладонями, хихикала, затем уже хохотала, это в самом деле щекотно, знаю, но, когда этот кабан топчется по тебе, остаются синяки с кулак размером.

Я ухватил Хрюку за задние лапы, вытащил из машины. Она отбивалась, снова пыталась метнуться в открытую дверь.

Стелла удивилась:

– Она что, любит ездить?

– Обожает, – признался я. – Особенно на заднем сиденье. Как президент!

– Тогда, может быть…

Она умолкла. Я переспросил:

– Что?

– Прокатим собачку? У меня найдется и для нее кусочек мяса.

Хрюка посмотрела на нее преданно и энергично повиляла обрубком. В ее словаре слово «мясо» занимало место в первой десятке и было вырублено болдом двенадцатого кегля.

Я открыл заднюю дверь. Хрюка тут же взапрыгнула на сиденье, устроилась возле окна, готовая созерцать проплывающие мимо городские пейзажи.

– Какая милая, – произнесла Стелла растроганно. – Я даже не думала, что такие страшные с виду звери могут быть такими ласковыми. Подумать только, даже не укусила!.. Садись. Как насчет ужина?

Я плюхнулся на сиденье с нею рядом. Стелла наблюдала за мной с понимающей улыбкой.

– Да нет, – ответил я. – Я неплохо перекусил в том ресторанчике.

Она взглянула на часики:

– Ого!.. Я не думала, что мужчины способны пережить столько… и не умереть.

– Но вообще-то, – признался я, – голодный обморок уже близок.

Запах накрытого стола я ощутил еще на лестничной площадке. Хрюка чинно держалась со мной рядом, на чужой территории она соблюдает все правила приличия. Стелла звякала ключами, не попадала в хитрую скважину, улыбка ее оставалась тревожной. Возможно, ей казалось, что я передумаю и в последний миг откажусь совать голову в ловушку.

– Не разувайся, – предупредила она в прихожей.

– И не подумаю, – ответил я.

Вспыхнул яркий свет, даже в прихожей у нее люстра. Настоящая, с висюльками. Впрочем, люблю яркий свет. Когда свет приглушен, да еще всякие дурацкие свечи, я поневоле оглядываюсь в любом ресторане: где бы лечь, где мое одеяло…

– Проходи в комнату.

– Ни фига, – сказал я. – Ты мне обещала ужин!

Хрюка раньше меня метнулась в квартиру. И хотя пахло зазывающе из кухни, Хрюка тщательно проверила все комнаты, балкон и только тогда отправилась на кухню, где и села у стола.

Я проверять комнаты не стал, пошел на кухню сразу. Она у нее побольше моей большой комнаты, здесь огромный стол, куча удобных стульев, не говоря уже о том, что можно созерцать, как варится кофе… тьфу, это я всегда дома созерцаю одно и то же, а здесь мне могут даже показать, как жарится мясо.

Стелла вошла следом несколько обескураженная:

– Я собиралась покормить тебя в большой комнате…

– Ни фига, – снова ответил я. – Пока будешь туда таскать, мы кончимся от голода. А здесь буду хватать прямо с плиты.

Она засмеялась, тихо и мелодично. Чтобы мы с Хрюкой не кончились, из холодильника появились холодная буженина, ветчина, шейка, карбонат. Белые пальцы быстро и умело нарезали тонкими розовыми ломтиками, посыпали зеленью. И – я начал пир! Хрюка сидела рядом и старательно открывала пасть. Дескать, у нас производство безотходное, она утилизирует даже кости и хрящики. А на плите тем временем уже жарилось, пеклось, оттуда пошел одуряюще смачный запах, намекая, что это еще не пир, настоящая жраловка – впереди.

Стелла раскраснелась, быстро и умело переворачивала сразу на трех сковородках, что-то там постукивала, тыкала ножом, вроде и не княгиня вовсе. Хрюка оставила меня, предательница, благовоспитанно села рядом с ногой Стеллы, посматривала ей в лицо. Польщенная Стелла бросала ей ломтики мяса. Хрюка на лету ловила, глотала и смотрела все преданнее.

Похоже, княгине в самом деле нравится возиться на кухне. По крайней мере, на двух тарелках соорудила настоящие произведения искусства: горячее шипящее мясо – как коричневое плато, красивые горки гарнира, торчащие, как крохотные деревца, веточки зелени… Даже жаль уничтожать такую красоту, я так и сказал, Стелла польщенно улыбнулась, но в следующее мгновение я начал разрушение.

Правда, Стелле это тоже нравилось. Я рушил кулинарную красоту, мычал от удовольствия, она вытащила из холодильника небольшую бутылку вина, хотела откупорить сама, я отнял, наполнил оба бокала, хорошо, не кислятина, и мясо – высший класс, тает во рту, и аджики в самый раз…

Когда я отвалился от стола, отяжелевший и отдувающийся, мой пояс был распущен на три дырки. Хрюка отяжелела так, что уже легла у большой расписной миски из магдебургского фарфора, но ела, ела… Стелла клевала как птичка, на ее тарелке впятеро меньше, а когда я поинтересовался ядовито насчет диеты, она смиренно пояснила, что уже поужинала, меня не дожидалась.