Трудности работы авантюристом

— Да сир... маги отыскали останки, и то, что с ними сделали перед смертью... я бы убил своего ребёнка, сотвори он такое, но ваш ублю...

Зурдиас прикрыл глаза, очень быстро выпустил воздух, и посмотрев в пол, монотонно извинился и вышел. Так, словно ничего и не произошло.

Лорд же сидел, обтекаемый таким стыдом, что ему вновь захотелось откуда-нибудь спрыгнуть. Однако размышляя о том, как и откуда лучше это осуществить, он уснул. Сном не ровным, весьма чутким, не дающим никакого отдыха, так и сидя в кресле своих рабочих покоев.

Глава 16 — Начало злости

Джорджи мирно спал на своей лёжке посреди лесной чащи, ему виделся приятный сон, как он гуляет с бабкой по ярморочной площади, и старуха не скупится покупать ему сладости, особенно ярко запомнился Джорджи небольшой, но такой вкусный кекс, политый сверху белой помадкой и украшенный вишенкой. И пусть карга никогда не покупала Джорджи ничего подобного, предпочитая морить внука чуть съедобными кашами на воде и чёрствым хлебом, пусть он в жизни не ел ничего подобного, хотя порой мельком замечал сладости на ярмарках и по долгу глазел на них в детстве, сон этот был прекрасен, так детален, что он ощущал во рту вкус сладкого рассыпчатого кекса, когда просыпался. Но вот просыпаться пришлось не по плану, быстро и спонтанно. А причиной всего стала Отрыжка, она задрала голову к небу и во всю выла, аки волк, только с её пузатыми габаритами это смотрелось умилительно, лишь те пару мгновений, пока Джорджи и сам не посмотрел в небо. И вкус рассыпчатого сладкого кекса сам собой слетел с языка, уступив место прокисшей за ночь слюне.

В небе над их малым лагерем планировала огромная птица. Такая без труда могла бы схватить Джорджи когтями и унести его куда-нибудь в своё гнездо, по пути пару раз приложив о камни, чтобы он не трепыхался, а затем скормить тёпленький труп голодным птенчикам. Хотя огромные габариты казались такими только на вид, и чем ниже планировала птица, тем лучше проступали её очертания. И не таким уж большим оказался этот орёл. Просто очень старым… перьев на нём было слишком много, они отяжелели за время, одряхлели, и на нижних складках местами проступала плесень. Клюв старой хищной птицы огрубел, и отрос до таких состояний, что она наверняка с трудом могла открыть его. А глаза… один глаз у птицы заплыл бельмом, это Джорджи увидел, когда орёл бесцеремонно приземлилась у его ног, и повернул голову к нему тем самым бельмовым глазом. Второй же чёрный глаз был направлен на деда Клавдия. Что, уперев могучие ручища в пояс с оружием всё это время стоял рядом со своим крепко спящим учеником и глядел, как с неба к ним летит старый орёл. Такой же старый, как и сам дед Клавдий, а может даже и ещё старее…

— Я погляжу, ты ученичешку себе нового сыскал, Кадий! — вдруг заговорил орёл дряхлым, очень старческим буквально скрипучим голосом, от которого Джорджи поморщился, но проснулся окончательно, даже настолько, чтобы задвинуть за спину притихшую Отрыжку, и потянуться за «тихушником», что лежал рядом с лёжкой, буквально в локте от него.

Птица каким-то образом заметила его движение своим бельмом, и издала хрипяще-каркающий звук, от которого у Джорджи засвербело внутри, он спустя лишь пару мгновений понял, что то был смех, когда звук уже прекратился и птица заговорила с дедом Клавдием, обратив к нему свою поросшую перьями дряблую шею:

— Давно не виделись Кадий! Я уж и не припомню наших с тобой светлых деньков… прости, что явился к тебе вот так вот.

Джорджи только в этот момент заметил, что на шее у птицы висит массивная стальная цепочка, на конце которой прикреплён тяжёлый объёмный амулет из золота и серебра, и на выбитом позолоченном сундуке змея извиваясь сложилась в цифру три. Джорджи тут же вспомнил, где видел похожий амулет, но цифра там была иная, шестёрка… амулет этот висит на шее его учителя, сейчас спрятанный под воротом одежды.

Джорджи перевёл взгляд на великана кобольда, и проснулся окончательно. Он аж вскочил с места, и хотел было подойти к учителю, но его опередила Отрыжка, жалобно скуля она тёрлась о ноги деда Клавдия, пока тот безутешно и беззвучно рыдал.

— Да ну, будет тебе Кадий! Всему в этом мире отмерян свой срок… я не поэтому явился к тебе… не из-за жалости или чего-то подобно, мне нужна твоя помощь. — Птица как-то стыдливо переступила с одной когтистой лапы на другую.

— В ч-чём, Аверакл? — кобольд утёр могучей рукой слёзы, в глазах его огненных тлела печаль.

Джорджи стоял неприкаянный между этими двумя, и впервые за всю зиму не мог найти себе места.

— У моей семьи проблемы, которые сам я… решить уже не могу. Ты поможешь мне?

— Конечно, — кобольд подошёл к птице и попытался её погладить, орёл тут же куснул Клавдия за палец, и тот шипяще отпрыгнул, — вот как был недотрогой, так и остался, старый пердун! С чем тебе нужна моя помощь?!

— А вот не тяни грабли к птичке, она и так единственная кто откликнулся на зов… и вообще, вот помру, потом и будешь свои культи распускать!

— Да я же…

Джорджи впервые видел своего учителя по настоящему смущённым и растроганным одновременно, старый кобольд не знал куда себя деть, то пялился в подслеповатый глаз птицы, то отводил его в глубь лесной чащи, куда особо-то и не смотрел, а просто чтобы не глядеть на орла. Сам же Джорджи испытывал отчасти те же чувства, только в мере куда меньшей, отчасти ему и весело было и любопытно, и он уселся обратно на свою, ещё сохранившую тепло, лежанку и продолжил с земли наблюдать на встречу двух авантюристов высшего ранга.

— Мне не важно, что ты, Кадий, удумал! Лучше послушай меня, и так время на исходе, и я не успею к твоему приходу в город… моё семейство встретит тебя как родного, но прошу, остатками души и дряхлым телом, умоляю тебя, защити моих родных, слышишь Кадий, защити…

Орёл вдруг замотал пернатой башкой, затрепетал крыльями, и Джорджи увидел, как бельмо на глазу птицы рассеялось, вмиг там оказался обычно птичий глаз, без тени недуга, и птица попыталась взлететь в небо. Затрепетали тяжёлые крылья. Джорджи, что сидел в трёх шагах, прикрыл глаза и отвернулся от снежного крошева и прочего мусора, что прилипли к перьям старой птицы и в момент, когда та попыталась подняться, разлетелись во все стороны.

Однако, трепыхания вдруг прекратились, и произошло это так резко, и с таким противным звуком, что более всего напоминал стон, только изданный не из рта человека, а из клюва орла.

Джорджи повернул голову и увидел, как учитель держит орла за шею, но бережно, это по меркам кобольда – так, чтобы не на смерть. И орёл даже не пытается трепыхаться, он испуганно замер, и от массивных толстых пальцев кобольда ниспадают вниз на снег пурпурные искры, глаза учителя разгорелись в алом пламени и в этот миг лицо его покрылось столь глубокими морщинами, что Клавдий словно в момент потерял несколько десятков лет.

Глаза птицы изменились, теперь они оба смотрели на деда Клавдия бельмами мертвеца. Орёл помотал головой, раскрыл рот и каркнул:

— Хватит, Бес!

Клавдий тут же отпрянул, утёр со лба крупные капли пота. Маска усталости никуда не делась с него, и в этот миг старый кобольд показался Джорджи меньше, чем он есть на самом деле. Плечи согбенны, руки опущены, шея тянется к земле, и глаза из тёмных провалов едва-едва тлеют огнём.

— Напрасно силы тратишь, старый ты пердун… — голос птицы звучал теперь куда как бодрее, среди скрежета проступили миндальные сладкие нотки.