Трудный рейс Алибалы

— Да возьми ты эти деньги, Алибала! Мовсум-муаллим просит, прямо ведь неудобно отказываться.

— Будем считать, что Мовсум-муаллим дал мне эти деньги.

— Ну, раз Алибала не берет, — сказал Велизаде Садыху, — возьми эти деньги ты, потом отдашь Алибале.

— Нет, Садых, не бери, — вмешался Алибала. — Заклинаю тебя здоровьем моего единственного сына, я их все равно не возьму, так они у тебя и останутся.

Садых сказал:

— Я знаю характер Алибалы-даи. Раз он поклялся сыном, то все, хоть мир рухнет, он не переменит своего решения.

— Мне было бы очень приятно, если бы он их взял. — Велизаде, расстроенный, сунул деньги в портмоне. — Еще раз спасибо вам, Алибала, за все!

Садых был явно недоволен тем, что Алибала не взял денег у Велизаде и не позволил взять ему. На эти деньги можно было прекрасно пообедать в ресторане или купить что-нибудь — нет, старик упорно отказывается даже от заработанного куска. С ним не то что не заработаешь — без штанов останешься… Нет, надо искать другого напарника!

Прощаясь с проводниками, Велизаде спросил, когда они следующий раз приедут в Москву, и, узнав, сказал, что, может быть, он задержится до этого рейса и поедет в Баку вместе с ними.

Мовсум Велизаде уже давно ушел, а Садых все переживал, что Алибала не взял тех двух новеньких двадцатипятирублевок, и огорчался, что возня с чужим портмоне значительно задержала их, — они давно могли бы закончить свои дела в вагоне и преспокойно ходили бы по городу, занимались закупками необходимого.

— Давай, Алибала-даи, заканчивать уборку, вон сколько времени уже потеряли зря, никуда не успеем.

— Давай, давай… — Алибала взялся за поручень и поднялся на площадку вагона. — Вдвоем быстро управимся, успеем сходить и в магазины.

— Да, повезло ахунду, что он встретился с таким человеком, как ты, Алибала-даи. Другой бы на твоем месте не вернул портмоне его владельцу, а если бы и вернул, то непременно взял бы те пятьдесят рублей, которые он предлагал, сказал Садых. — Сколько там у него было?

— Я не считал.

— Тысяча была?

— Откуда я знаю?

— Трудно ли это узнать? Мне вот стоило бы взглянуть на эту пачку, я сразу определил бы, сколько в ней. Говорю тебе: эти святоши — люди очень осторожные, они не пускаются в дальний путь с малыми деньгами. Похоже, там у него было не меньше сотни двадцатипятирублевок, я заметил, когда он давал тебе деньги. А ты… Эх, Алибала-даи! Нашел и вернул ему столько денег, и копейкой не попользовался… И он тоже хорош! Полсотни отвалил… Да другой бы на его месте дал все сто, а то и двести рублей! Хорошо, что ты не взял у него этих бумажек! Что ты, пятидесяти рублей не видел? А, должен сказать тебе, он обрадовался, что ты отказался от денег. Если всерьез хотел дать, мог сообразить, как это культурно сделать, поднялся бы в купе и положил деньги на стол, только и всего.

— Что ты плетешь, Садых, он от чистого сердца предлагал. Пусть не двести и даже не сто, но отблагодарить по-своему хотел. Не берем — другое дело, но осуждать не будем, имей совесть.

— Я не осуждаю, а только…

— Послушай меня, Садых: тут жалеть нечего, правду говорю…

VI

Следующий рейс мало чем отличался от других. Приехали в Москву. Проводили пассажиров, прибрали, вышли в город. Был дождь, поэтому далеко не пошли, купили, что надо, поблизости, вернулись обратно.

Хотя до начала посадки было немало времени, нетерпеливые пассажиры с чемоданами и узлами стояли на перроне, под навесом. С Курского вокзала поезда отправлялись во многие города, и всегда было много провожающих и встречающих.

Садых брился в коридоре электрической бритвой. Али-бала сидел в служебном купе, сложив руки на груди, и смотрел на перрон. По оконному стеклу струйками стекала дождевая вода.

Алибала ждал Дадаша. Ведь Дадаш сказал, что непременно возьмет билет на сегодняшний рейс и непременно в их вагон. Удалось ли Дадашу взять билет именно в этот вагон? Мог попасть и в другой. Тогда надо просить кого-нибудь из пассажиров поменяться местами. Но пассажиры на это идут неохотно…

«Что это раньше времени я думаю об этом? Придет Дадаш, тогда видно будет. Может быть, он раньше намеченного закончил свои дела и давно вернулся домой. В Москве лишний день не засидишься, с гостиницами очень трудно. Зимой еще куда ни шло, можно найти местечко, а в эту пору к ним и близко не подойдешь. Места заранее бронируют командированные, и то с трудом устраиваются, а Дадаш приехал по своим делам…»

Раздумья Алибалы перебил голос Садыха.

— Пришел? — с удивлением спрашивал Садых.

— Я хозяин своего слова: как сказал, так и сделал.

Это был голос Дадаша. Алибала поднялся и вышел в коридор. Дадаш стоял в дверях вагона. Кто-то снизу подал ему большой чемодан. Дадаш в свою очередь протянул чемодан Садыху, улыбнулся Алибале:

— Здравствуй, Алибала! Не ждал?

— Наоборот, ждал с нетерпением.

На перроне, возле вагона, стояла тележка носильщика, на ней стояли корзины и еще два больших кожаных чемодана — они сверкали под дождем, словно лакированные.

Дадаш спрыгнул вниз, помог худому, заросшему щетиной носильщику в старом плаще поднять чемоданы и корзины в тамбур. Алибала стоял наверху, принимал багаж и передавал его Садыху.

Потом Дадаш дал носильщику трояк и поднялся в вагон. Он был первым пассажиром, его место было в третьем купе, нижнее. Если бы принесенный им багаж разместить в ящиках под нижними полками и в багажном отсеке над дверью, то для багажа остальных пассажиров не осталось бы свободного места.

— Нехорошо, если я займу все багажные места, пассажиры станут ворчать, сказал Дадаш. — Что, если положить часть этих вещей в служебное купе? Может быть, чемодан туда отнести? Не возражаешь?

В служебном купе тоже не было свободных мест, там было сложено то, что купили Алибала и Садых. Громадные чемоданы Дадаша были, судя по виду, набиты до отказа, да и тяжелы, как свинцовые.

— Н — да, — сказал Алибала, — они у тебя какие-то нестандартные. У нас в купе только один свободный ящик, свои вещи едва поместили.

— Ну вот! — разочарованно вздохнул Дадаш. — Что мне теперь делать? Я на тебя понадеялся, накупил кое-чего. Да и чемоданы мне уж очень понравились, а они, проклятые, под полку, пожалуй, и не полезут… Ты же знаешь, как у нас бывает: стоит кому-нибудь собраться в Москву, со всех сторон бегут родственники, суют деньги, просят купить и то, и это, и пятое-десятое. Отказать — неловко, невольно всем обещаешь выполнить просьбы. Покупаешь, бегаешь по магазинам, потом кинешься укладывать вещи — и тут видишь, что надо прикупить еще и пару чемоданов, потом все это переть на себе… Но я, правда, подумал, что ты все это пристроишь как-нибудь, поэтому и приехал пораньше, чтобы спокойно разместить багаж и никому глаза не мозолить и не мешаться под ногами.

Алибала не понял, почему Дадаш сказал, что багаж не должен никому «мозолить глаза»? «Не тайком же везет. Все свое, покупное. Что с того, если эти чемоданы увидят? Утащить не утащат, такого еще у меня не бывало, и съесть не съедят. Разве кто-нибудь прикоснулся к его корзинам, когда он вез их из Хачмаса в Москву? А может, Садых? Он, со своим неуемным аппетитом, мог опустить руку в корзины… А Дадаш мог заметить и вот теперь просит спрятать вещи подальше. Ну, допустим, Садых взял грушу-другую… Нехорошо, но ведь пустяк, ерунда. А сейчас Дадаш везет из Москвы не фрукты. Чем там можно соблазниться?»