Трудный возраст

А если регены проснутся - никого она не спасет.

Щелчок рычажком - и ролики превратились в кроссовки. Пол был липким от крови и скользил под ногами, но тут и надо-то пройти всего пять шагов - под гулкими металлическими сводами, в синеватом электрическом свете, среди кружащейся в воздухе серебряной пыли.

Ёж лежала на холодном полу и мелко дрожала. И, кажется, не понимала уже, что происходит. Янош опустилась на колени рядом с ней и осторожно коснулась ее затылка. Русые волосы слиплись от крови. Запах боли с каждой секундой становился все тише.

– Аксай... Что с ней?

Серебристая пыль облаком окутала хрупкое тело, потом метнулась обратно - к Аксаю.

– Ну, насколько я могу судить, она умирает. Ей нужно в госпиталь, в реанимационную палату. Причем в ближайшие минут десять.

Не успеет. Автомобиль просто не проедет сюда, на заброшенную стройку.

Янош осознала это так ясно, как видела сейчас Аксая, трещины на полу или темно-красные пятна с резким запахом металла.

– Что же делать...
– Янош раскачивалась из стороны в сторону, тихонько подвывая.
– Что делать...

Время утекало, как вода через трещину в кружке.

"Сама я не справлюсь".

Это было очевидно с самого начала.

"Сама - нет... А если просить о помощи?"

И Янош сделала то, на что никогда бы не решилась ради себя. Она потянулась к Старшему - по той невесомой, но прочной нити, что связывает отца и дочь, целителя и пациента, шакаи-ар - и младшего носителя регенов, земное божество - и адепта веры.

"Папочка... помоги, пожалуйста!"

Отклик пришел мгновенно.

"Я здесь, Янош. Что случилось, солнце мое?"

"Она умирает".

"Кто?
– легкое удивление. Потом блоки тети Мер сместились, впуская знакомое сознание, и Старший с облегчением выдохнул: - Не умирает пока, Янош. Но дело плохо. У нас есть примерно восемь минут. Я не успею настроить телепорт к тебе... но я могу попробовать дотянуться до нее".

– Как?
– от шока Янош даже начала говорить вслух.

"Через тебя. Ты моя дочь, Янош. А я целитель. Значит, и у тебя должен быть дар. Просто ты никогда не интересовалась этой стороной своей наследственности, думая только о регенах и о крыльях, - в голосе Старшего не было ни единой нотки упрека. Просто констатация факта.
– Впустишь меня, Янош?"

– Да!

Блоки распахнулись, как окна по весне. И пустой дом, холодное от страха сознание Янош, затопило теплое солнце присутствия целителя.

"Янош, смотри. Ты видишь?"

Переливы цвета, свет и тьма, мозаика, витраж, калейдоскоп - все человеческие слова, не передающие сути. Есть единое целое, оно состоит из миллиарда фрагментов, и положение каждого фрагмента по отношению к другому что-то значит, как и цвет, и яркость, и теплота света...

"Вижу".

"Смотри дальше".

Картина стала глубже, рельефнее, и за ней, на ином уровне, проступили очертания человеческого тела. Сначала неявно, а потом все четче и четче, и через несколько секунд Янош видела уже каждую венку, каждую пору в коже, каждую клетку... И каждое повреждение тоже.

Ёж была вся в черных пятнах. И внутри, и снаружи.

"Папочка..."

"Не дергайся, Янош. Будь смелее. И запоминай. Сначала мы восстанавливаем поврежденную нервную ткань... Видишь там, где позвоночник?"

"Да".

"Смотри".

Янош, как со стороны, увидела свою руку, источающую белое сияние. Оно миллиардами тончайших игл вгрызалось в черноту - а на том, другом слое бесконечно сложные волокна тянулись друг к другу, срастались, восстанавливался ток нервных импульсов между клетками.

"Теперь кости, в том же месте. Собираем - и сращиваем. Ты видишь?"

"Вижу".

Янош отвечала это снова и снова, глядя зачаровано, как истаивают под яростным напором белого света пятна гнилой черноты, как время словно оборачивается вспять - рассасываются гематомы, восстанавливается кожный покров, исчезают отеки, срастаются внутренние разрывы...

И все это делали ее руки - и сила Старшего.

Вокруг сиял белый свет.

Янош ощущала себя божеством... или, вернее, жрецом, взявшим взаймы божественную силу. Эйфория кружила голову.

Какой там полет? Полет - это глоток воды для умирающего от жажды.

Исцеление - целое озеро.

"А теперь - погружаем ее в сон. Вот так - просто принуждаем мозг выработать некоторые гормоны... Янош, не теряйся. Следи внимательно".

"Я слежу".

Потом сила схлынула, оставив после себя дрожь в руках, странную легкость во всем теле - и девочку с русой косой, всю перепачканную в крови, но абсолютно здоровую.

Янош мелко потряхивало.

"У тебя получилось, папочка?"

"Получилось, солнце мое. И не у меня - у нас".

Новый шок.

"Как это?"

Старший, кажется, улыбнулся лукаво:

"Хочешь узнать, как - возвращайся. Я всегда говорил, что в любое время готов начать твое обучение, Янош".

И еще сказал:

"Мы все по тебе очень скучаем, светлая".

И исчез.

Янош осталась одна.

Где-то далеко завывали сирены.

– Я тут взял на себя смелость вызвать полицию и скорую, - кашлянул Аксай, напоминая о себе. Янош повернулась к нему, совершенно пьяная от наплыва чувств.
– А нам лучше сейчас уйти незаметно. Природу чудес лучше, э-э... не раскрывать. И кстати, - он вдруг наклонился, срывая с шеи одного из бандитов кожаный шнурок.
– Это не твоей подружки?

Зеленая гильза покачивалась из стороны в сторону, гипнотизируя взгляд.

– Ее.

– Вот и оставим ей. А нам с тобой пора, пора!

Аксай аккуратно вложил гильзу в теплую ладошку Ежа, подхватил Янош на руки и потащил к выходу. А там - нырнул в какую-то тень и выскочил уже из стены перекошенного сарайчика.

– А это, - произнес Аксай с гордостью, - местный дом с привидениями. Моя резиденция! Слушай, Янош, лично я голодный, как стадо студентов, а ты? Как насчет пиццы? Э-э? Янош? Ты спишь, что ли?

Янош только дернула ногой и поглубже запустила коготки Аксаю в плечо.

"Все-таки почти проснувшиеся регены, сила целителя и общение с папочкой-старшим - это слишком много для одного дня", - сонно подумала она и отключилась.