Трудовые будни барышни-попаданки 3

И все равно, к новому статусу дяди Миши придется привыкать. Незнакомая ей модель отношений: взрослый мужчина, постоянно рядом с мамой.

Взрослому мужчине предстояло найти выход из ситуации. И он, конечно, нашел.

– Как подросла Зефирка-то наша, – сказал Миша. Нагнулся – я заметила, что почти без усилий, – поднял псинку. Та игриво его цапнула и пустилась лизаться.

– А какие-нибудь команды она знает? – спросил муж, причем таким тоном, что ясно – надо отвечать.

– Не-е-е. А сто такое ка-манда? – спросила девочка.

Миша поставил Зефирку на пол. Повелительно и резко произнес: «Сидеть!» Псинка удивленно взглянула на него. И села, правда вскочив через пару секунд.

– Лежать! – скомандовал Миша. Так как Зефирка не торопилась, опрокинул ее на спинку. Зефирка задрыгала лапками, Лизонька рассмеялась.

– А еще мы научим ее давать тебе лапу, – сказал Миша.

«Кажется, взаимоотношения с отцом у моей дочери будут в порядке», – подумала я.

Жаркая буря улеглась, настало время размышлений. Пока что наши объятия видели Зефирка и Лизонька… как минимум. Мог и кто-нибудь другой. Если и видел, то мне не скажет, а вот другим…

Глава 10

У дворни почти никаких развлечений не существует. Разве, по молодости, на качелях после Пасхи покачаться да поплясать на празднике. На санях зимой с горки скатиться. А сплетни – в любое время года, в любую погоду и в любом возрасте.

Сплетничают друг о дружке, ну и заодно перемывают косточки господам.

Так как обычную для нынешнего времени систему наушничества я не создавала и ни разу не карала за болтовню, то для этой процедуры кандидат получаюсь самый подходящий. Уже не сегодня завтра кто-нибудь шепнет перед сном: «Ох, наша барынька-то». И ладно, что у нас, но скоро этот слушок перелетит из моей людской в гостиные соседних усадеб.

С другой стороны, пойдет слушок, и что? Никакие моральные декларации мой Миша по месту службы не подписывал. Может, учитывая иные слухи, так даже и лучше: «Знаете, какие амуры у голубковской барыни с капитаном-исправником?»

Может, учитывая другой слушок, касающийся свекольного завода, так даже и к лучшему. Поопасятся так нагло на меня клеветать, если узнают, что найдется тот, кто как следует в деле разберется.

А с другой стороны, еще подумать надо. Не выйдет ли большей беды – скажут, за-ради полюбовницы преступление прикрыл капитан-исправник. Еще и на него донос напишут!

Да, Мише надо срочно все рассказать. Будем думать вдвоем, это у нас всегда лучше получалось, чем поодиночке. У него опыт и холодный разум, у меня интуиция и чутье.

Я посмотрела на Лизу, оценила ее чуть насупленные бровки и серьезные глаза. И явный прицел забраться к Мише на колени. Кажется, малышка окончательно его вспомнила как спасителя от страшных дядей. А еще ее покорило то, как мой муж обращается с Зефиркой. К ее собаке еще никто, кроме меня, не проявлял столько интереса и внимания.

М-да, вывод из этого один: выставить ребенка без слез не выйдет. А надо ли? Лизонька не болтлива с чужими, если что и скажет, только Павловне. Или мне самой. Да и не поймет она пока ничего толком из наших разговоров.

– Миша, давай-ка я тебе расскажу все с самого начала. Тут у меня дела творятся – настоящий детектив. Все для тебя.

– Да я уж понял, – хмыкнул муж и все же подхватил Лизу на руки, усадил себе на колени. Посмотрел на меня поверх детских волос внимательно и… как-то так, что я сразу вспомнила: детей мы хотели вместе. И Миша не меньше моего.

Пока же он начал покачивать Лизоньку на коленях. Ребенок сначала рассмеялся, а когда «конек» чуть сбавил темп – задремал.

– Рассказывай, Мушка, будем разбираться. У меня свои соображения есть, но с ними погодим, сначала ты, – сказал муж.

– Покаюсь тебе сразу: глупость сделала, – вздохнула я. – Не просмотрела бумаги тут одни. Давно лежат, все никак руки не доходили. Да и не хотелось лезть, все же чужие письма от чужого мужа, понимаешь?

И я снова поставила на стол и открыла шкатулку с письмами от Эммочкиного супруга.

– Мушка, ну ты даешь, – только и сказал Миша, когда я поведала ему, что вот эти вот бумаги с осени не могу разобрать. – А вдруг там ответ на все вопросы? Ведь того несчастного щеголя не просто так на твоей березе повесили, да и остальное разное, что вокруг поместья и тебя самой творится, неспроста. Ну-ка, быстренько, давай вдвоем глянем. Эмоции оставь в стороне, ты умеешь.

Сразу стало ясно – за дело взялся профессионал. Да к тому же профессионал вдвойне: я только сейчас сообразила, что он с прошлой осени почти каждый день читает реляции, протоколы, осведомления, может, даже переписанные циркуляры. Конечно же, если я брела по строчкам, то он – скользил. И мгновенно понимал смысл.

Большинство бумаг откладывал. Несколько раз сказал:

– Будет время – посмотри. Настоящий исторический документ.

А в один листок вгляделся подробнее. Начал читать:

– «Известие, полученное из Первопрестольной, несомненно, относится к горестным и даже в какой-то мере досадным: пережить посещение Москвы Бонапартием, чтобы скончаться год спустя, не узнав о еще не состоявшемся, но вполне ожидаемом нашем ответном визите в Париж. За неимением стола мне опять пришлось писать на трофейном барабане, и, пожалуй, я еще не подписывал столь значимых бумаг, как сегодня. Они отосланы с оказией непосредственно в Москву. Эммочка, ты моя главная удача в жизни…»

Миша остановился, пробормотал почти виновато:

– Читать чужие письма – профессиональная обязанность, пожалуй самая трудная. Продолжаю: «…главная удача в жизни, а печальное известие серьезно подкрепит эту удачу, причем в тех масштабах, которые я еще сам не могу представить. Я отослал в опекунский совет рапорт и даже получил официальный ответ. Тем не менее все в порядке, насколько можно было бы. Лично я явиться в Первопрестольную не мог, по очевидной для нас причине. Но это, как я понял, не препятствие для достаточно простого юридического действия. Так что далее мне следует позаботиться уже о вас с Лизонькой. Сегодня же попрошу Павла Сергеевича, нашего уважаемого полковника, исполнить роль нотариуса и засвидетельствовать мое волеизъявление. Надеюсь, ты поймешь: война не закончена, а такую процедуру необходимо упростить».

– Хм… Но я в бумагах никакого волеизъявления не видела. Где же оно? – спросила я, сама задумавшись и начиная быстрее перебирать вскрытые конверты. – Если оно засвидетельствовано у полковника, там должна быть какая-то печать. Или хотя бы подписи свидетелей, например. Верно?

– Верно. Видимо, он либо не успел это самое волеизъявление оформить, либо…

– Погоди, а где письмо полковника? Там что-то такое было… – Я схватилась за уже просмотренную почту. – Вот, смотри.

Я взяла лист и…