Труллион (Аластор 2262)

Игра возобновилась. Теперь Ауд не рисковал, позволяя подопечным слегка отступать после ложных вылазок вперед — «Карпуны» ждали возможности заманить в ловушку и искупать кого-нибудь из нападающих противника. Хитрый Воехота видел их насквозь и нарочно сдерживал «Танчинаров», пока Джехан Ауд не потерял терпение. «Карпуны» попытались внезапно прорваться по центру — расступившись, форварды «Танчинаров» оставили их на попечение защитников и перепрыгнули ров. Лучо первый добежал до пьедестала и схватился за кольцо Фареры.

Получив выкуп — семь тысяч озолей — Воехота предупредил команду: «Не успокаивайтесь! Загнанные в угол «Карпуны» опаснее всего. Они выиграли двадцать восемь матчей подряд не по счастливой случайности. Готовьтесь к очередной «приливной волне»!»

Капитан оказался прав. «Карпуны» штурмовали цитадель «Танчинаров» в полном составе. Глиннеса столкнули в бассейн, вслед за ним «нырнули» Сладин и Вильмер Гафф. Взобравшись по лестнице, Глиннес отправил в купальню крайнего нападающего «Карпунов», очутившегося в трех метрах от шерли, но не успел опомниться, как сам полетел в воду — опять. Второй раз он уже не спешил вылезать — прозвучал гонг.

Впервые Дюиссана почувствовала тепло чужой руки на золотом кольце. Взбешенный Воехота вернул Ауду восемь тысяч.

Глиннес никогда еще не участвовал в столь изнурительном матче — невероятно выносливые «Карпуны» носились по всему полю, перепрыгивая из ряда в ряд и перелетая на трапециях с одного нефа на другой так, будто игра только началась. Невдомек было Глиннесу, что «Карпунам» перебежки нападающих противника казались непредсказуемым мельканием сверхъестественно неуловимых, скользящих по воздуху серебристо-черных теней, а защитники «Танчинаров» — перегородившими все пути, неумолимо возвышающимися над полем изваяниями Судьбы.

Стадион шумел, как море, в такт приливам и отливам затянувшейся битвы, но мало-помалу, раунд за раундом «Танчинары» теснили неприятеля — верткие, как ртуть, беспощадно молотящие буфами фигуры Глиннеса и Лучо все чаще сновали в тылу «Карпунов». Игроки не слышали рева толпы — для них весь мир ограничился напряженной, преувеличенно яркой действительностью поля, перекрещивающихся рядов и нефов, слепящих солнечных бликов в беспокойной воде бассейна. Солнце ненадолго спряталось за редким облачком — в то же мгновение Глиннес увидел, как слегка разошлась стена оранжево-зеленых силуэтов, освобождая зигзагообразный путь к пьедесталу. Западня? Собравшись с последними силами, он заставил непослушные ноги устремиться вперед, уклонился от буфа одного защитника, перескочил на соседний неф за спину другого, яростно от кого-то оборонявшегося, и снова бросился вперед. Люди в оранжево-зеленых формах что-то хрипло кричали, маски «Карпунов», еще недавно выглядевшие всепонимающе-суровыми, теперь, казалось, исказились от боли. Глиннес Хульден стоял на пьедестале, взявшись за блестящий металл на талии Фареры — ему предстояло потянуть за кольцо и обнажить голубоглазую деву на глазах у сорока тысяч восторженных болельщиков. Музыка вознеслась к небесам, величественная и трагическая — рука Глиннеса дернулась, замерла в нерешительности... он не смел опозорить создание изумительной красоты...

На стадион снова легла прохладная тень, теперь уже надолго — к полю спускались три черных звездолета. Музыка резко оборвалась. Из громкоговорителя над трибунами раздался жалобный крик: «Старментеры! Спа...» Микрофон зарегистрировал неразборчивую перепалку и шум ожесточенной возни, после чего прозвучал другой голос, сухой и грубый: «Всем оставаться на местах! Соблюдайте полное спокойствие».

Глиннес схватил Фареру за локоть, заставил ее спрыгнуть с пьедестала и потащил к лестнице, спускавшейся в бассейн. Белокурая шерль в ужасе упиралась: «Что ты делаешь?»

«Пытаюсь тебя спасти, — отозвался Глиннес. — Девушки, приглянувшиеся старментерам, не возвращаются домой».

Голос красавицы дрожал: «А там, внизу — безопасно?»

«Не думаю. Выберемся по водостоку в отстойник. Спеши — это на другом конце бассейна!»

По плечи в шумно плещущей воде, они со всей возможной прытью пробрались под рядами и нефами к центральному рву и дальше, под другую половину поля. Что это? С противоположной лестницы спускалась Дюиссана с окаменевшим, белым от страха лицом. Глиннес позвал ее: «Сюда, сюда! Через отстойник — там, может быть, забыли поставить охрану».

В углу бассейна излишек воды переливался в короткий узкий желоб. Глиннес подтянулся, протиснулся в желоб ногами вперед и спрыгнул на закраину мелкого отстойника, заполненного вонючей черной грязью. За ним в отверстии появилась Дюиссана, плотно завернувшаяся в мокрую белую хламиду. Глиннес помог ей спуститься, но она поскользнулась на краю и шлепнулась задом в грязь. Глиннес не удержался от ухмылки.

«Ты это нарочно!» — чуть не плача, пожаловалась Дюиссана.

«Неправда!»

«Нарочно!»

«Думай, что хочешь, мне все равно».

По желобу спускалась Фарера — Глиннес поймал ее и удержал на краю отстойника. Дюиссана с трудом выкарабкалась из грязи. Глиннес и обе шерли с сомнением поглядывали на извилистую протоку, огибавшую отстойник и терявшуюся в нависших зарослях молчеягодника и пискливой ивы. Вода казалась темной и глубокой, в воздухе чуть попахивало мерлингами. Перспектива плыть или даже брести по пояс в этой канаве представлялась немыслимой. С противоположной стороны протоки был привязан маленький неказистый челнок — видимо, собственность пары мальчишек-безбилетников, прокравшихся по желобу на стадион.

Глиннес вброд перебрался к челноку, наполовину залитому водой и опасно кренившемуся под его весом. Вычерпав литров тридцать воды, он решил, что медлить больше нельзя было, и, оттолкнув лодку от глинистого берега, причалил туда, где ждали девушки. Дюиссана вступила в челнок, за ней Фарера — лодка опустилась в воду до самого планшира. Глиннес передал Дюиссане черпак. Нахмурившись, та принялась выплескивать воду за борт. Осторожно орудуя веслом, Глиннес направил челнок на середину протоки. Сзади, со стадиона, гремел голос, многократно усиленный громкоговорителем: «Зрители, занимающие места в секциях A, B, C и D, направляются к выходам с южной стороны. Многие свободно покинут стадион — мы задерживаем только лиц, перечисленных в проскрипции. Не задерживайтесь, не паникуйте и не возражайте. Каждый, кто попытается сопротивляться, будет убит без предупреждения».

«Невероятно!» — думал Глиннес. Умопомрачительная лавина событий: возбуждение, яркие цвета, страсти, музыка, победа — и что теперь? Страх, бегство с двумя шерлями! Дюиссана его ненавидела. Другая шерль, Фарера, тайком косилась на него великолепными очами цвета морской лазури. Дюиссана скоро передала черпак Фарере и, брезгливо надувшись, пыталась очистить хламиду от налипшей грязи. «Как они непохожи!» — удивился про себя Глиннес. Удрученная Фарера мирилась с обстоятельствами, несмотря ни на что — более того, несомненно предпочитала побег через вонючий отстойник позору публичного обнажения. Дюиссану же возмущала необходимость терпеть какие-либо неудобства, причем она явно возлагала ответственность за свои невзгоды лично на Глиннеса.

За очередной излучиной не далее, чем в ста метрах ниже по течению открылись серебристая гладь Вельгенского пролива и за ней — просторы Южного океана. Глиннес приободрился, стал энергичнее работать веслом — они ускользнули от старментеров. Дерзкий набег, грандиозный замысел! Бандиты точно рассчитали, где и когда соберутся все богачи префектуры. Этих они возьмут в заложники, чтобы требовать выкуп, а в девушках найдут утешение инстинктам. Заложники вернутся, разоренные и сломленные — девушки не вернутся никогда. В кассе стадиона старментеры найдут не меньше ста тысяч озолей, не считая денег, привезенных командами. Вероятно, планировалось также ограбление вельгенских банков.