Труллион (Аластор 2262)
Шрифт:
«Не суди о других по себе. На Рэйбендери мы хотим основать общину фаншеров, коллегию динамических разработок».
«Даже так! — с деланным уважением подивился Глиннес. — Разработок! Динамических! С какой стати?»
Джуниус Фарфан тихо пояснил: «Мы стремимся к выдающимся академическим достижениям».
Глиннес насмешливо смотрел вдаль, на Амбальский плес: «Признаюсь, я в замешательстве. Люди освоили скопление Аластор много тысяч лет тому назад. Население Галактики исчисляется триллионами. С незапамятных времен то на одной планете, то на другой появлялись великие первооткрыватели и провидцы, ставившие и решавшие труднейшие задачи во всех отраслях и сферах, на всех поприщах и нивах однообразного в своем бесконечном разнообразии феерического карнавала, именуемого человеческим
Глэй нетерпеливо отвернулся, как если бы стыдился непроходимой глупости брата. Джуниус Фарфан, однако, вежливо ответил: «Эти концепции нам хорошо знакомы. Можно с легкостью показать, однако, что объем возможных знаний, а следовательно и достижений, безграничен. Всегда существует переход от известного к неизвестности. В такой ситуации перед любой группой людей, малочисленной или многочисленной, открывается бесконечное число возможностей. Мы не претендуем и даже не надеемся распространить область человеческих знаний за существующие пределы. Создание коллегии — лишь подготовительный шаг. Прежде, чем начинать исследования в новых областях, необходимо четко определить то, что уже изучено, и наметить перспективные направления грядущих свершений. Постановка и решение этой предварительной задачи сами по себе потребуют невероятного труда. Всей моей жизни хватит лишь на то, чтобы стать предтечей будущих перемен. Но и этого достаточно — я не проживу свою жизнь бесцельно и бессмысленно. Присоединяйтесь к фаншераде, Глиннес Хульден, разделите бремя бессмертной мечты!»
«Ради чего? Чтобы маршировать в серой униформе и забыть про хуссейд и звездочтения? Ни за что! Мне все равно, добьюсь ли я чего-нибудь в своей жизни или нет. А ваша коллегия, если вы ее устроите у меня на лугу, испортит пейзаж. Смотрите, как играет свет на воде, как меняются оттенки древесной листвы! Достаточно взглянуть вокруг открытыми глазами — и все разговоры о «свершениях» и «смысле жизни» становятся тщеславной суетой, напыщенной болтовней несмышленых детей».
Джуниус Фарфан беззвучно смеялся: «Можете обвинять нас сколько угодно в тщеславии, высокомерии, самовлюбленности, элитарности — называйте это, как хотите. Никто не утверждает обратного. Жан Дюбле не утверждал, что занимается умерщвлением плоти, когда писал «Розу в зубах урода»».
«Другими словами, — осторожно вставил Акадий, — фаншеры искусно направляют в предположительно полезное русло порочность, изначально присущую человеческой природе».
«Абстрактным рассуждениям свойственна развлекательная ценность, — заметил Джуниус Фарфан, — но мы должны сосредоточиться на динамических, а не статических процессах. Принимаете ли вы предложение Глэя?»
«Какое предложение? Превратить остров Рэйбендери в бедлам, в заповедник для идиотов? Конечно, нет! У вас в душе не осталось ничего человеческого? Взгляните на этот луг, на этот лес! Свершений и стремлений во Вселенной избыток, а красоты и покоя остро недостает. Устраивайте свою коллегию где-нибудь в горах, на лавовых полях или за Сыпучими холмами, только не здесь».
Джуниус Фарфан поднялся на ноги: «Тогда позвольте пожелать вам всего наилучшего». Пока секретарь поднимал со стола деньги, Глиннес попытался перехватить конверт, но Глэй мертвой хваткой вцепился ему в кисть. Тем временем Фарфан безмятежно засунул конверт за пазуху.
По-волчьи оскалившись, Глэй отпустил руку брата. Мышцы Глиннеса напряглись, он наклонился вперед. Джуниус Фарфан смотрел на происходящее спокойно, с понимающим ожиданием. Глиннес расслабился — самоуверенность Фарфана вызывала у него смутные подозрения.
Акадий сказал: «Я останусь с Глиннесом, как-нибудь попозже он отвезет меня домой».
«Воля ваша». В сопровождении молчаливого Глэя Фарфан спустился к лодке. Окинув напоследок широкий Рэйбендерийский луг оценивающими
взглядами, они уехали.«Во всей этой истории есть какая-то невероятная наглость, — сжимая зубы, бормотал Глиннес. — За кого меня принимают? Почему они так уверены, что меня можно безнаказанно стричь раз за разом, как безмозглую скотину?»
«Они убеждены в справедливости своих стремлений, — пожал плечами Акадий. — Возможно, излишняя самоуверенность производит впечатление наглости... Согласен, согласен, эти качества иногда практически неотличимы. И все же ни Глэя, ни Джуниуса Фарфана нельзя назвать наглецами. Глэй держится несколько отстраненно, но в глубине души, в конце концов, он искренний, отзывчивый парень».
Глиннесу стоило большого труда подавить вспышку раздражения: «Искренний отзывчивый парень, обобравший меня, а потом предлагающий обменять то, что оставил, на то, что уже украл? Вам следовало бы пересмотреть подход к оценке человеческих характеров».
Акадий жестом дал понять, что вопрос не заслуживает дальнейшего обсуждения: «Вчера я ходил на стадион смотреть хуссейд — и неплохо развлекся, надо сказать, хотя позиционная игра выглядела не слишком аккуратно. В хуссейде ярко проявляется взаимодействие индивидуальных характеров, ни один матч не походит на другой. Можно было бы даже поверить в то, что маски бессознательно воспринимаются как нечто необходимое для предотвращения чрезмерного влияния личных взаимоотношений игроков на исход состязания».
«В хуссейде все может быть. Я, например, терпеть не могу характер лорда Дженсифера, в связи с чем решил играть за «Танчинаров»».
Акадий понимающе кивнул: «Сегодня утром мне привелось встретиться с лордом Дженсифером — и где, представь себе? В кафе гостиницы «Мирная долина» в Вуляше. Он упомянул за чашкой чая, что выгнал нескольких игроков за неповиновение».
«Неповиновение? — Глиннес хрюкнул. — Точнее выражаясь, за неприкрытое отвращение. Что ему понадобилось в Вуляше? Прошу заметить, что задаю вопрос неформально, в ходе частной беседы, и платить за ответ не намерен».
Акадий отвечал с достоинством: «Лорд Дженсифер обсуждал хуссейд с игроками местной команды, «Вуляшских бакланов». Насколько я понимаю, ему удалось заручиться согласием трех или четырех войти в состав «Горгон»».
«Неужели? Отважный лорд не сдается?»
«Напротив, кипит энергией и полон решимости. Он утверждает, что терпел поражение только по вине ленивых и нерадивых вредителей, и что достоинства противника тут ни при чем».
Глиннес презрительно рассмеялся: «Каждый раз, когда Дженсифер сидел в штрафной купальне, мы ухитрялись выиграть раунд. Как только он начинал командовать, нас били по всему полю».
«Чем старый Нероневи лучше Дженсифера? Он тоже не прославился в качестве вдохновенного стратега».
«Совершенно верно. Надеюсь, мы сможем найти кого-нибудь получше, — Глиннес на минуту задумался. — Как вы смотрите на то, чтобы снова проехаться в Вуляш?»
Акадий не возражал: «Мне сегодня все равно нечего делать».
Дензель Воехота жил в хижине на воздушных корнях между двумя огромными стволами мирсилий, в верховьях Мирной долины. Ему никто еще не сообщал о визите лорда Дженсифера в Вуляш, но он воспринял новость без удивления и без сожаления: ««Бакланы» в любом случае долго не продержались бы — удивительно, что им вообще удалось сыграть несколько матчей». Воехота подошел к телефону и несколько минут говорил с кем-то, чье лицо Глиннес видеть не мог, после чего вернулся на крыльцо: «Все нападающие и один полузащитник уже играют за «Горгон». Можете быть уверены, что «Бакланам» в этом сезоне летать больше не придется».
«Тебя может заинтересовать тот факт, что «Танчинарам» пригодился бы агрессивно мыслящий капитан, — сказал Глиннес. — Нероневи давно пора на покой, а быстротой соображения он не отличался и в молодости. В новом составе, да еще с лукавым и прытким капитаном, «Танчинары» могли бы выиграть кучу денег».
Дензель Воехота потянул себя за подбородок: «Насколько я помню, «Танчинары» — открытый клуб?»
«Открытый всем ветрам, как океан!»
«В твоей идее определенно что-то есть. Определенно».