Трясина. Роман
Шрифт:
– А когда контейнер с утеплителем будет? – слез со ступеньки Борис Иванович.
– Завтра… потом мы в город полетим… Книжки посмотреть?
– От тебя дождешься, – проворчал Ломакин.
– Ну и ворчливый ты к старости становишься! – засмеялся Михась.
Он знал, что Ломакин собирается летом уходить на пенсию, мечтает в земле копаться, сад разводить и собирает книги по садоводству. Борис Иванович уже купил в небольшом тамбовском поселке, Мучкапе, который покинул сорок с лишним лет назад, дом с приусадебным участком. Там его сейчас обживала жена.
16
Вечером
– Тук-тук!
– Кто там? – шутливо откликнулась девушка.
– Я – мальчиш-плохиш! – подхватил их тон Звягин, не скрывая ехидства.
– Почтальон Печкин, – ответил Анюте Матцев, не обращая внимания на слова Звягина. – Телеграмма из Кирсанова!
– Почтальону можно, – отозвалась девушка. Она лежала на нарах поверх спального мешка, укрывшись своей оранжевой курткой. Владик присел с краю возле нее.
– Устала? – тихо спросил он.
– Намаялась…
– Ну-ка, посмотри на меня, – серьезно сказал Матцев.
– Смотрю, – засмеялась она.
– Ты внимательней смотри, внимательней! Помнишь, я тебе в вертолете говорил, что где-то видел тебя… Узнаешь?
Девушка покачала головой, поднимаясь. Перед ней быстро промелькнули те места, где она могла встречаться с Владиком: город Кирсанов; та злополучная поездка в Тамбов к тетке, но тогда она и на улицу не выходила; тамбовская больница, где она не один раз бывала с мужем…
– Нет… не узнаю…
– Владик ведь такое редкое имя, у вас в деревне никого так не зовут, – подсказал он.
– Да, не зовут… А разве ты у нас был?
– Если бы не был, то не знал, что в деревне есть Танюха, у которой большой сад, а в саду растет пышечка! Ведь это верно, верно! – испугался Матцев, что Анюта сейчас скажет, что нет у них в деревне такой женщины.
– Верно! – протянула Анюта, вглядываясь в Матцева, и вспомнила робкий свист из кустов малины, белоголового мальчика. – Владик! Ты к бабке Петровне приезжал! Ты! Владик! – вскричала она и засмеялась, вскочила от возбуждения с постели. – Я помню, помню! Но я тебя сроду бы не узнала!
Матцев, смеясь, взял за руки Анюту и посадил рядом с собой. Она послушно села. Он обнял ее за плечи.
– А помнишь, какая ты была худая, костлявая, длинная! А сейчас, сейчас какая! – Он, все обнимая одной рукой за плечи, отстранился и начал разглядывать ее, будто бы они только что встретились. Все это он делал естественно, совершенно не думая, то ли говорит.
– А ты-то, ты-то! – возбужденно и радостно смеялась Анюта. – Вспомни!..
– Ну да, представляю… – хохотал Владик. – Ох, и любил же я тебя, худую! – воскликнул он неожиданно для себя.
– А я! Я каждое утро ждала твоего свиста из малинника! Так и выглядывала – нет ли тебя там? – подхватила Анюта.
– И ты любила?! – воскликнул он.
– А то нет!
Они встретились сияющими глазами и увидели друг друга теперешними. И замолчали! Он вспыхнул,
смутился и тихонько снял руку с ее плеча.– А я бы тебя сроду не узнала, – повторила Анюта, поправляя кофточку на груди и не глядя на Владика. В голосе ее чувствовалась жалость, что они уже другие, что прежнее невозвратимо ушло.
– И я бы не узнал, если бы не сон…
– Ты меня во сне видел? – улыбнулась она уже по-другому, как-то робко.
– Нет… Помнишь, как ты меня тогда… в воде… грязью? Я ЭТО видел!..
– Я же нечаянно!.. – испугалась Анюта, что все то светлое, возникшее между ними, уплывет, рассеется, и начала оправдываться. – Мы же играли… А ты обиделся! Убежал… Ты все сердишься?
– Ну что ты! – снова воскликнул Владик. – Я же мальчишка тогда. Глуп был!.. Сколько же лет прошло? Десять? Да, десять! Ровно десять… Как ты жила эти годы? Что тебя сюда привело?
– А что ты видел во сне? – спросила она, в свою очередь.
Владик рассказал.
– Я это не в первый раз вижу, – закончил он, почему-то чувствуя волнение. – Видел, когда от жены ушел… Я ведь уже женатым побывал. Нехорошо у нас с ней кончилось… Нехорошо! – проговорил он мрачно и как-то встрепенулся, взглянув на девушку.
– Ты мне расскажешь? – тихо спросила Анюта.
– Расскажу… – кивнул он, забыв свои недавние рассуждения о том, что только дураки бывают с женщинами откровенными, открывать им душу ни в коем случае нельзя. – Да-да, расскажу, но не сейчас… Потом…
– Конечно, конечно, – быстро сказала Анюта и осторожно дотронулась зачем-то пальцем до его руки, но тут же отдернула свою руку, как от раскаленной плиты, улыбнулась тихонько и вздохнула: – Я тоже замужем была…
– Ты!
– Да! Сразу после школы вышла… За того Колю… Помнишь, на которого ты подумал, что это он тебя грязью…
– А-а, маленький такой!
– Он вытянулся. Не меньше тебя сейчас!
– И что же вы?
– Не надо, Владик… Ладно?
– Ну да, ну да! – Он снова обнял ее за плечи и бережно прижал к себе, говоря: – Не сладко, видно, пришлось?
– Не сладко… Верно… – Она опустила голову.
17
Разговор с Владиком взбудоражил Анюту, вернул в прежние деревенские дни. Мужики в землянке затихли, а она не спала, вспоминала детство, городского мальчишку с чудным именем, Колю, пожилого учителя истории, который всегда подшучивал над ними с Колей, подшучивал он добродушно, а она обижалась, вспоминала деревенский клуб, куда так тянуло в весенние вечера, особенно в последнее лето перед свадьбой. Тогда она только что сдала выпускные экзамены в школе, чувствовала себя взрослым, самостоятельным человеком, работала в колхозной столовой, помогала повару: картошка в ее руках под ножом крутилась ловко и быстро, только пальцы мелькали да картофельная кожура все удлиняющейся лентой свисала в ведро; убирала со столов посуду, легко и гибко скользила по столовой, толкая впереди тележку. Приятно было ловить взгляды парней, приятно сознавать что ты молода, хороша собой, что тобой любуются, а особенное счастье было чувствовать, что ты любима тем, кого любишь сама, ожидать его, ежеминутно взглядывать на дверь, не он ли входит в столовую. А когда появлялся Коля, неторопливо и старательно мыл руки над раковиной, стоя спиной к залу, хотелось подлететь к нему, подать полотенце.