Тщеславие

— Да нет, даже забавно, — ответила Лора. — Он, когда спит, так трогательно ложится на бочок, сам отдельно, а пузико — отдельно, мягкое такое, рыхлое, в три складочки. Он еще губами во сне причмокивает, и смешно, и жалко его. А потом, я его вроде как люблю… Он только тяжелый слишком, как влезет на меня, так потом бедра два дня болят, уже и растяжки появились, во какие…

Лора задрала мини-юбку, благо рядом никого не было, и продемонстрировала мне внутреннюю сторону бедра с едва заметными белыми растяжками.

— А с Толиком ты что, развелась уже? — спросила я просто так, чтобы разговор на другую тему перевести.

— Да нет, зачем? — удивилась Лора. — Мне печать в паспорте пока ничем не мешает. Да и ему тоже. А потом, мало ли что может случиться… Сергей тоже последнее время ведет себя как-то странно, у нас с ним уже целых две недели ничего не было, ну ты понимаешь, а раньше — каждый день почти. Может, он меня выставит за дверь, и дело с концом. А с Толиком я тут виделась, так он стал как шелковый: «Ах, Ларисочка, каким же я был ослом!» — и все по волосам гладит, за руку держит. Скучает, коз-зел.

— А тебе с кем лучше-то, с Сергеем или с Толиком? — спрашиваю.

— Ну, как тебе сказать, Сергей не такой грубый, драться уж точно не полезет, только он нескладный какой-то. А в постели… Ты знаешь, как бы это выразиться… у Толика член более стоячий, что ли… Только он меня все равно не удовлетворяет до конца, еще бы немножечко, а он останавливается. Эгоист, только о себе думает. И все-таки из всех, с кем я спала, Толик, наверное, лучший.

Забавный подход к проблеме, подумала я, но ей, разумеется, виднее, у нее — опыт. Мне стало любопытно, и я спросила:

— Сколько же у тебя их было?

— Да немного совсем, человек шесть или семь, — ответила Лора, производя в уме какие-то подсчеты, и добавила: — Остальных можно не считать.

— До свадьбы?

— Почему до свадьбы, я замуж выходила как приличная. А потом Толик задерживаться стал часто, не ночевал дома. Я и подумала, чем я-то хуже? Может, поприличнее кто подвернется. Один даже предлагал мне руку и сердце, Так что я от Толика уже не первый раз ухожу. Но тогда я только два дня с тем парнем пожила, и с меня хватило. Представляешь, маленькая двухкомнатная хрущоба, в соседней комнате — мама с папой, да еще две овчарки и кот, терпеть не могу котов, а сам — бедный студент. Ну, я посмотрела на все это пышное великолепие и домой вернулась. Толику соврала, что у подруги ночевала, мы как раз накануне поссорились с ним, так что он еще и извинялся потом.

— А ты Толику говорила хоть, что тебе с ним спать — не очень?…

— Нет, конечно, я же не полная идиотка. Я всегда в постели оргазм изображаю, а то ущербным себя почувствует, а потом надоест ему — посмотрит в другую сторону. Я считаю — лучше не рисковать. Хотя, надо признаться, с тем парнем в постели было даже лучше, чем с Толиком, не совсем хорошо, конечно, но все-таки.

— А ты-то откуда знаешь, когда совсем хорошо, если сама говоришь, что ни с кем ничего не испытываешь? — пожала я плечами.

— Сама с собой же испытываю, — сказала Лора, а потом, заметив, что я начинаю заливаться краской, прибавила: — Господи, нельзя же быть такой наивной. Ты вообще-то спала с кем?

Я замялась, стало за себя неудобно.

— Ну а если нет? — говорю.

— Ну ты даешь! — обалдела Лора. — Ничего себе!

Я явно задела своим признанием ее женское любопытство.

— Ладно, пойдем возьмем по пиву, — сказала Лора, — еще вроде рано совсем, не темно даже.

Мы пошли к ларьку и купили по бутылке «Старопрамена», нашли подходящую скамеечку, сели.

— Слушай, а как же тогда Слава? — спросила Лора. — Вы ведь столько уже знакомы, я же помню, еще на первом курсе всегда вместе ходили.

— Ну, мы просто друзья, — отозвалась я неохотно. Знала бы Лора, где уже у меня эта дружба сидит.

— И что, никогда даже никаких намеков?

— Ну, не знаю… У него вечно девушки какие-то.

— Ну а тебе-то он нравится?

Я в очередной раз пожала плечами:

— Иногда мне кажется, что да, а иногда — что нет. Трудно сказать. У него такая семья классная. Мама и особенно папа.

И тут я начала расхваливать Лоре Славину замечательную семью и дом — про Покровку, правда, не сказала, было бы как-то глупо. Лора внимательно слушала, сощурив один глаз. Потом спросила:

— А сейчас-то у него девушка есть?

— Не знаю точно, — ответила я, — нет, кажется…

— Интересно, — задумчиво отозвалась Лора, — думаю, надо им заняться… Ты, надеюсь, не возражаешь?

Я пожала плечами. Мне немедленно захотелось, чтобы Лора, к примеру, умерла.

Глава 16

— А мне тут опять Лора звонила, — громким шепотом говорил Слава. Он склонился ко мне, и его губы почти касались мочки моего уха, было очень щекотно. — И чего хотела? Не понятно…

«Боже мой, как удивительно! Я прямо сейчас умру от удивления», — подумала я про себя.

Давно уже начался наш последний учебный семестр в институте, после Нового года мы должны были выйти на диплом. И уже немало времени прошло с тех пор, как мы превратились из неразлучной пары в неразлучную троицу. Мы со Славой и сами не поняли толком, как это произошло, ведь ни один из нас не хотел этого. Мы были самодостаточны, мы представляли собой некую систему, замкнутую на себя самое. Ни он не был знаком с моими друзьями, ни я — с его. Нам это не требовалось. Мы никогда не нуждались в дополнительном стимуле для поддержания интереса друг к другу, пусть формально и были все это время просто друзьями. Любой третий, появившийся в поле нашего зрения, сразу же обращался в лишнего. У нас был свой особый лексикон, свои знаки. Мы друг друга понимали с полуфразы, любой сторонний человек в нашей компании некоторое время спустя начинал чувствовать себя неуютно. Любой, но только не Лора. Лора вообще никогда не чувствовала неловкости или неуюта, должно быть, а вот это было просто свойство характера, то самое, которое теперь называется — «без комплексов».

А еще Лору было жалко. Она звонила или приезжала — маленькая, хрупкая, несчастная, дорого одетая и со вкусом накрашенная — и начинала бесконечную историю о своих личных проблемах. Все-то складывалось у нее — хуже некуда: последнее время начальник ее к ней окончательно охладел, он больше не приставал к ней вечерами, не помогали ни ажурное нижнее белье, ни ласковое слово; он зажимал на личные нужды всю директорскую зарплату, а бедная Лора тратила свою, секретарскую, на продукты и на новые рубашки, и портила маникюр ручной стиркой, и готовила после работы ужин, пока его пышное тело возлежало в кресле против телевизора. Вдобавок на работе никтошеньки не знал об их совместном житье-бытье, это позволяло Сергею безнаказанно пользоваться личным автомобилем, что называется, в одно рыло; Лора тряслась в метро и в троллейбусе, туда и обратно, пока сожитель ее покуривал, развалясь в мягком салоне директорской иномарки, и снисходительно беседовал с шофером о политике.

А Толик, подстрекаемый своей мамочкой-мегерой, стал категорически настаивать на разводе, и вот она, Лора, всерьез засобиралась к себе за город. Но за городом — что за жизнь? Никакой жизни. Квартирка маленькая, кухня на грузовой лифт похожа, зимой — пятнадцать градусов в комнате, сифонит изо всех щелей, мебелишка плохонькая, бабушкино наследство, старая вся, облезлая, дверцы скрипят, сквозь диванное покрывало — пружины в бок, а уж ванная! О ванной и вспоминать противно — плитка поотвалилась, краны все, как один, протекают, а на потолке — не плесень даже, а скорее ил, склизкий, густой, черный. Да еще электрички эти проклятущие — хуже смерти самой, вечно к ней, к Лоре, пристают какие-то полупьяные идиоты всех мастей, Господи, как страшно быть такой хорошенькой!