Тщетный завтрак. Избранное. 1984–2014

Мама в августе

Бродит август по Даниловскому рынку,залезает глазом в глиняную крынку,отражаясь в молоке, что подороже,вдруг на миг становится моложе.Закатившись тихо в заросли укропа,все лежит, почти что до ознобавспоминая о траве нездешних улиц,о цветных камнях в желудках куриц.Впрочем, мы с тобою тоже бродим,на лотках что-то знакомое находим.Будто это все когда-то было…Только мамка ко столу купить забыла.У тебя сегодня снова день рожденья.Георгины, эти страшные растенья,я внесу и в главной комнате поставлю,с ними вместе на всю ночь тебя оставлю.Чтоб ты понял, горько плача под сурдинку:твое сердце, даже сердца половинкус той поры, как в первый раз его разбудят,охранять потом никто не будет.

Именинник

С пьянки-гулянки – в ночь по черному ходу,разбредаясь по лестницам, как на длинной дороге,аукаясь между собой, прислоняясь к стенкам,слушая разных друзей разговоры-звуки,склоняясь на миг над какой-нибудь жуткой бездной,жалеть, что не время исполнить арий заморского гостя,бренча стеклопосудою по коленкам,влачиться ко дну под тяжестью сумок-сеток,глядеть чересчур напряженно себе под ноги,различить, что на них до сих пор домашние тапки,но в конце концов ты выбрался на природу,на дворик детских площадок, спортивных клеток,что давно уже кружишь по-над смешною поляной,не ищешь скамейки бросить усталые кости,не сгребаешь кусты акаций себе в охапки,на пути к качелям во тьму выпрямляя руки,что движешься по песочку, чудной до боли,переступая холодные тени огромных веток,что вспомнил много зряшного, а в итогеотозвался на голос: на птичий, на бесполезный,и теперь стоишь под какой-то звездой, без шапки,разминувшись со всеми, один на великой воле,подойдя к столбу-стояку, решив – деревянный,едва не плача, почуяв, что тот – железный.

Глазами Ванги

Мы пили вино на озябшей крыше,И грустно смотрели вдаль.Все тяжелей, тяжелей и тишеВ тумане звенел хрусталь.Еще не знакомые с горьким горем,которым больна земля,мы обнимались. И пестрым моремкачались внизу тополя.Трамваи уныло гремели в склянки,на паперти пел слепой.Осеннее небо глазами Вангиглядело на нас с тобой.Оно нас не видело, но узнавало,покорно на голос шло.На ощупь злопамятным раздавалобеспамятное тепло.В столицу неспешно входили танки,шар летел голубой.И блеклое небо глазами Вангиглядело на нас с тобой…

Детский сад № 2

Мы на войну ходили в гулкой рани,а вечером – у Родины в плену.Предатель на суде угрюмой няни,глотающий предсмертную слюну.Мне нечего сказать жене унылой,ведущей счет салатам и борщам,когда знакомство с общею могилой,подобно врытым в землю овощам.Картошкам, огурцам и помидорам,опущенным в строительные рвы,глядя в лицо томительным просторам,с героев не сорвавшим головы.Когда меня подхватит этот ветер,и на руках до дома донесет.Когда из урагана добрый сеттер,меня возьмет за шкирку – и спасет?Когда мне пол-лица снесет шрапнелью,оставив часть счастливого лица.И лик беды накроется шинелью.И вечность будет длиться до конца.Вдоль огородов встанет дым разлуки,гряды уйдут пешком в чертополох.И чучело поднимет к небу руки,откликнувшись на окрик «хендехох».

Жмурки в поезде

Ливень шуршит гравием в небесах,дюны сахарный пересыпают песок.Черный платок, затянутый на глазахбольней, чем белый платок, сжимает висок.Дети, они коварнее могикан.Но время проходит. Усталые старикидуют, согласно ранжиру, в пустой стакан.И в стакане слышится гул неземной реки.Доисторическая раковина поет.История, как чужая жена, на ковре лежит.Она больше не бьется рыбой об лед.И, как прежде, мужу принадлежит.Я беру губами орехи из чьих-то рук,они сладки как ягоды, без скорлупы.Вдруг одна из кормилиц ломает каблук.Люди вокруг меня – слепы.Они мне родня, мне жалко моей родни,когда сходит в гроб один и другой народ.Лишь тот, кому удалось задремать в тени,с восторгом увидит восход.На вершину вулкана железнодорожный путьвзбирается по спирали, мешая дым.Кондуктор главу свою уронил на грудь.И стал святым.

Вор в поезде

Кровоточит тонкий полюс медленных сердец.Вор ночной обходит поезд из конца в конец.Верный ключ подобран точно к каждому купе.Он ко мне заглянет точно, он придет к тебе.Тенью сгорбленной фигуры шаркнет по стене,вынет красные купюры он из портмоне.Из застегнутой прорехи вытянет часы,да подкрутит для потехи нэпману усы.У комдива снимет орден с красною звездой.Он еще на что-то годен, хоть не молодой.Его милая забыла в свадебном колье.Пусть он роется уныло в шелковом белье.И вдыхает над баулом бабий аромат.Ищет пистолетным дулом страшный компромат.И потом в вагон почтовый призрачно войдет.Увидав рассвет багровый с плачем упадет.В лязге рельсового грома вдруг сойдет с ума.Нет ему письма из дома, нет ему письма.

Свадьба в пригороде

Разбросаны яблоки по подъездудух святой зверем плутает по миружених ищет в дому невестустучится в каждую квартируне заходила? да вот – украли…древний, но глупый какой обычай…играет девочка на роялевальс собачий рукою птичьейон пьян сегодня, забыл детализастолья, несущего весть благуювы золушку в туфельке не видали?как жаль, придется найти другуюкапают краны, скрежещут трубыистекает период полураспадажених безутешно кусает губына них осталась ее помадав небо ночное спешат петардысредь звезд – избыток пустого местасоседи неспешно тасуют картыи в каждой постели его невестамусором старым и перегаромдышат щели дверные в миры иныеи летят далеко, как в орду к татараммендельсона унылые позывные…

Командировочный

Строенья ветшают, ясны на просветкак будто под корень источены молью.Хрустящий в проулках полуденный светкак груздь пересыпан кошерною солью.Кирпич превращается в горстку песка.Сугробом просевшим расплющился город.Вещественной стала земная тоска.и каменной пылью залезла под ворот.Мы ванну не любим, мы в баню идем.Наш веник дрожит мушкетерскою шпагой.И раком вареным под жарким дождеммы ляжем костьми с горемычной отвагой.Лежащие в моргах, на койках общаг,в лебяжьем пуху многозвездных отелей,усните сегодня, как я, натощак,переутомленный рабочей неделей.В глазах моих парится жидкий азотзалогом хорошей, морозной погоды.Играй в лотерею – тебе повезет,но лучше вкуси сексуальной свободы.Почувствуй желанье на спелых губах,родство с населеньем на полном наиве:летучие рыбы из белых рубахотчаянно вырвутся в страстном порыве.Какая из женщин судьбу победит,взбивая, как сдобное тесто, перины?Но если одна тебе сына родит,то все остальные придут на крестины…Сынку всей компанией имя дадуткрасивое имя во славу героя…Тебя здесь оженят, потом разведут…И смокинг пошьют делового покроя…Огонь под иконами спящих лампадмутнеет как плотная взвесь самогона.Но на депутата гнилой компроматедва ли превысит размера вагона.И только напор оркестровой трубыв сноровке гаврил мафиозного клана,сметет, словно сор, короба и гробык глухим декорациям заднего плана.

Тщетный завтрак

Алмазная крошка,разбитая напрочь посуда,соленые брызги на розовых щечках шатенки,мне снятся, пока индевеет полет парашюта,и перышком с ягодных клецокснимаются пенки.Пунктирная шпагана пике высокого взмахарассыпалась звонкими словно капель позвонками,но словно по швам разошлась трудовая рубахас раскрытыми для вековогообъятья руками.Актерская слававажней, чем солдатская слава:ей сложно остаться посмертной в сознаньи подруги.Большим хороводом в садах растянулась облаваи лают собаки, и слышатсягромкие звуки.В гранитной норе,где блаженствуют скользкие змеи,сплетаясь в любовной истоме в канаты и тросы,змеиную мову по-прежнему не разумея,ты вспомнишь прелестной Марииупрямые косы.И стан ее тонкий,похожий на юркую прялку,и взгляд ее томный, что выйдет товарищу боком.Скорее включи в вышинеголубую мигалку…И нас напои родниковымгрейпфрутовым соком…

Сахар, олово и лед

Луч проходит через леди с блаженством детской болииз прорехи пламя льет,прожигая мех соболий:и душа моя – в неволе,сбита словно птица влет.Ночь в деревне настает:браконьер ушел от штрафа.Сердце девичье снуеттьмою платяного шкафа.В круглых окнах батискафаЗатонувший теплоход.Не назначен смертный час,не осмыслить день и дату,что даны в последний разоловянному солдату:за лирическую платунас включили в высший класс.Руки входят, как домой,на ходу роняя спицы,в шерстяные рукавицы,что так выгодны зимой.В море прыгают девицы,исчезая за кормой.Открывался синий глаз,в нем раскидывалось полевсё в снегу, и на приколегнил забытый тарантас,и на нем дурак в камзолехолодно смотрел на нас.Ты уедешь навсегдана колесном пароходе.Облака на небосводерасслоятся как слюда.И уже назавтра в модестанет с сахаром вода!

Элегия

Где ты, картонный Марко Полочто плыл за море на спине?Где два горбатых богомоластирали простыни в огне?Где бродит молоко верблюжьескисая в сладостный шубат?И огнестрельное оружьесо стен стреляет невпопад?С мечтой о молоке и хлебеиз глины человек возник.Пусть молния сверкает в небе,пусть в дельте падает тростник.И голубой мятежной кровьюмолитвы пишет рифмоплет,а на устах – печать безмолвья,и на глазах прохладный лед.Сравни монаха лысый черепс нетленной мудростью яйца.Но разве циркулем отмереновал любимого лица?И разве брошенные в пропастьсвои объятья разомкнут,и в небеса бесценный пропускладошкой нервною сомнут?Я знаю в яростной атакеглубинной грусти седину,и в лае загнанной собакиво рту тяжелую слюну,и неуклюжего престоласлоновью вычурную кость.И свет слепого произвола.И счастья праведную злость.